На южных рубежах
Шрифт:
– Благодарю вас, ваше высокоблагородие, мои люди будут размещены согласно вашему приказу. Прошу простить меня, господа, однако у меня в Верном есть родич, который уже изъявил желание меня приютить. Это прапорщик Кожегул, на службе его императорского величества. Было бы невежливо…
– Хорошо, султан. Пусть будет по-вашему, – подполковник весело подмигнул султану, – я представляю, какое это было бы оскорбление – не навестить родственника после дальней дороги. Думаю, у прапорщика в доме уже кипит самовар, а мясо бурлит в казане.
Султан и поручик рассмеялись шутке начальника.
– Так что отдыхайте. Но, завтра утром, жду вас у себя, султан. Вы и ваши люди будете при мне. Это должны видеть все, а то, Боже упаси, люди подумают,
– Господин подполковник, разрешите… Я и мои воины хорошо вооружены и… возможно… Вы дадите мне более… более действенное поручение… – на языке у султана вертелись слова, вроде: «более почетное поручение», но он благоразумно не рискнул задеть таким оборотом Герасима Алексеевича, – мы воины и знаем местность… Возможно мы будем полезнее…
– Что вы, султан! Если вы отчего-то предположили, будто я не ведаю о превосходных боевых качествах, как ваших лично, так и ваших соплеменников, то не иначе как вас ввели в заблуждение! Уверяю вас, что как только, – а я убежден что это вскоре произойдет, сведения о хокандцах 24 подтвердятся, у вас будет не одна возможность оголить вашу саблю и продемонстрировать лихой воинский пыл. А покуда все это остается лишь слухами, я бы предпочел насладиться вашим обществом подольше.
24
Вариант русского произношения слов «Коканд», «кокандец».
– Да, господин подполковник. Прошу прощения! Я исполню ваш приказ, как того требует воинский устав. – Поспешил заверить начальника султан и снова прижал кулак с камчой к груди.
С этим Герасим Алексеевич отпустил султана.
Глава 3. В Верном
Прапорщик Кожегул был представителем богатого рода албан и происходил из почтенной семьи, имевшей торговые связи с татарскими купцами и ремесленниками Верного. Состояние его семьи, а также жалование, получаемое за службу, позволило ему снимать комнаты в бревенчатом доме в Алматинской Малой станице.
В обмен на регулярные гостинцы, привозимые многочисленными гостями из родного аула, он снабжал родичей избыточной информацией обо всех известных ему делах, происходивших в Верном как центре деловой жизни округа. Родичи прапорщика, таким образом, имели сведения о рыночных днях, ценах и спросе на наиболее ходовые товары, которые могли предоставить албаны, такие как скот, шерсть, войлочные изделия, незатейливые ювелирные украшения, предметы одежды и быта. Имея связи с соседями татарами, наиболее проворными купцами Верного, Кожегул имел возможность обменивать товары своих кочевых родичей напрямую, без участия третьих лиц и по самым выгодным ценам. Они приобретали чай, сахар, соль, порох, шелка и прочие ткани для одежд, нитки, кожу, сбруи и все из того, что было в обороте в пределах Кашгарии, Ташкента, Хивы, Самарканда – вне империи, Уфы и Астрахани, Казани и Тобольска, Оренбурга и Омска в ее пределах, где
Иллюстрация 3. Фотография зарисовки «Площадь в укреплении Верное». 1857. Художник П. М. Кошаров
татары имели свои торговые точки и многочисленные связи.
Прапорщик владел русским и татарским языками наравне с родным, был на хорошем счету у своих командиров и имел высокие амбиции касаемо своей дальнейшей службы и продвижении карьеры.
В доме у него было немного места, однако, он заранее решил уступить и подготовил свою постель, для наибольшего удобства высокого и знатного гостя. Султан Аблес являлся его дальним родственников по матери, они были ровесниками, но происходил он из рода торе, потомков великого Чингисхана, был представителем ак-суйек 25 и по своему происхождению стоял выше любого, сколь бы значимым и богатым тот не был. Кроме того, султан Аблес имел чин капитана императорской армии, так что он являлся и старшим по званию. В общем, встретил Кожегул своего знатного родича как положено, предоставил тому все удобства. Султан же был не привередлив, хоть и принимал почтительное обращение Кожегула как должное.
25
Белая кость (каз.). Казахская аристократия, стоящая вне и выше жузового деления. Русский эквавалент «голубая кровь».
На следующий день, после того, как Герасим Алексеевич отпустил султана, тот проведал своих джигитов, весьма прилично расположившихся в Малой станице, в домах казаков по приказу начальника, а после принял приглашение Кожегула прогуляться по недавно разбитому Казенному саду, с большим количеством еще не вошедших в силу саженцев и деревьев, совсем маленьких и убогих, но еще не сбросивших листвы, так как стоял сентябрь. Посередине сада журчал пруд, в котором мирно плавали грациозные и аристократичные белые и черные лебеди, а вдоль была проложена дорожка, для удобства прогулок. Дивная лазурь безоблачного неба умиротворяла и даже самого хмурого человека могла обречь на добродушную улыбку.
Султан шел чуть впереди, со сжатыми за спиной руками. Казахи были одеты в мундиры с подобающими их чинам погонами и эполетами, сверху, застегнутые на все пуговицы их мускулистые тела обтягивали темные полукафтаны с юбкой, опоясанные кожанными ремнями в цвет, а снизу они носили белоснежные брюки. Вооружены они были саблями, а на головах красовались легкие фуражки.
Кожегул услышал шорох во все еще пышных кустах, с другой стороны от пруда, и инстинктивно схватился за эфес. Но, вскоре он что-то разглядел и его доброе лицо расширилось в улыбке. Он кивнул султану, словно приглашая его поучаствовать в забаве, и на цыпочках попятился назад. Он обошел густые заросли сирени подальше от того места, где был услышан шорох и замечено движение, чтобы зайти с тыла незамеченным. Султан стоял нахмуренный, с прямой спиной, всем видом показывая, что шутки он не понимает.
Тогда высокий голос заверещал «Ги-ги! Ч-чу!», будто бы понуждавший лошадь к ходу, и из кустов буквально выкатился толстяк, который был одет в роскошный шапан, украшенный шикарными золотыми узорами орнаментов, подпоясанный широким кожаным поясом с блестящими каменьями, и, несмотря на тряску, не потерявший покрывавшую лысую макушку такию. За этим чудом бежал смеющийся и подгонявший его Кожегул, – и тогда дрогнули султанские уста. Видно, Кожегул страшно испугал бедолагу нападением с тыла, так он еще и успел оторвать веточку с дерева и ею угрожал затаившегося до момента нападения в кустах тучного казаха.
Когда обнаружилось, что наблюдавший за ними из кустов толстяк был не кем иным, как давешним говоруном, любителем пустословных тостов, баем Аманжолом, султан засмеялся в голос.
– Ассалаумагалейкум, достопочтенный и высокородный бай из долины Каргалы, что близ могучей реки Лепсы! Правнук Елжара, внук Даирбая, соратника великого Абылай хана! – нарочито медленно и долго перечислял повеселевший султан, демонстрируя крепость памяти, пока тот согнулся в поклоне и не смел прерывать этот поток сарказма.