Начало тьмы
Шрифт:
Отари поднес руку к шлему, преодолевая упругое сопротивление воды. Горсточка зеленых огоньков вынырнула в сантиметре от шлема, разбросав на нем крохотные блики. Когда-то… сигналов было десять. Он это помнил. В костюме нашелся запас питательных пилюль — тогда он в первый раз принял парочку; и с тех пор делал это еще два раза… Сигналов осталось шесть. Отари тоскливо оглядел их — все, что осталось от человека на Плоне. Скучно. Он закрыл утомленные глаза и зевнул. Программа исчерпана, и близок конец — ничего романтического в этом нет, а есть лишь скука ожидания. Отвлекаясь от унылых раздумий, он обратил чувства вовне — без особого успеха. Вокруг глухая тишина — иногда ее нарушал шорох собственных движений, да невзначай стукнувшая о палубу тяжелая подошва. Но лежать надоело — он не спеша поднялся, раздвигая плотную среду, шагнул прочь от стены. Бессмысленные движения, ни к чему не ведущие — но он ощущал мимолетное удовольствие от работы мышц, от того, что так легко преодолевает сопротивление воды — и, значит, смысл в этом есть. Тот самый, что заставляет какую-нибудь пантеру без устали рыскать взад и вперед вдоль решетки зоопарка — без устали, без надежды… Отари Ило медленно обходил свои владения, на ощупь определяя их границы. С балластом быстро не походишь — но лишь благодаря ему человек не болтался сейчас у потолка. Как и армированный пластик костюма, принимающий на себя большую часть водной тяжести, груз в какой-то степени помогал чувствовать себя человеком, а не креветкой…
…Ему вдруг почудилось… Отари попытался схватиться за стену — палуба плавно колыхнулась, на секунду ушла из-под ног, затем
…Как и следовало ожидать — коридор. Довольно узкий — Отари доставал сразу до обеих стен. Так он и шел, растопырив руки. Затем стена повернула, и одна рука повисла, не находя опоры… В голове меж тем всплывало некое воспоминание — и, пройдя шагов двадцать, он окончательно понял, где находится. Плавное непрерывное закругление — кольцевой коридор. Тот самый, откуда они в свое время отправились верхом на роботах. Оставалось только удивляться, как он умудрился сюда добраться сквозь все уровни…
…Несколько несвязных картин в памяти — перевернутое отражение какой-то кособокой громоздкой фигуры с яйцеобразной головой — оно дробится мелкой рябью… Убегающая вдаль цепочка огней — вода заплескивает на шлем, и он рефлекторно вскидывает лицо… И неожиданная канонада лопающихся изотопных ламп — зеленые вспышки бьют даже сквозь зажмуренные веки…
…Вспомнив о темноте, Отари поднес к шлему руку — изумрудные звездочки на экране дали работу истосковавшимся по свету глазам. Звездочек все еще шесть. Может, самое худшее позади? Всплеск надежды был неожиданным, подобно налетевшему шквалу — и так же не имел видимых причин. Словно в душе распрямилась какая-то пружина… Он не отрываясь смотрел на созвездие пеленгов, боясь выдохнуть, словно на неверное пламя свечей — и тогда это произошло. В первый раз у него на глазах… Словно какие-то мстительные боги решили раз и навсегда расправиться с никчемной надеждой. Одна из звездочек мигнула (сердце гулко ухнуло, сотрясая тело), потом еще раз… погасла… Отари ждал, уставив оцепенелый взгляд на место, где она горела… Прошла минута. Он перевел дух и опустил руку. Опустив голову, двинулся дальше, почти не осознавая, куда и зачем…
Бессмысленное и бесцельное кружение по кругу, до остывания. Он опускается все глубже в какой-то бездонный колодец — хотя бы и рассудок ясно твердил обратное. Но перед глазами стоит пустота на месте остывшей и померкнувшей искры… Тьма давит — он задыхается под этим прессом; неверные шаги отдаются в ушах придушенным подводным эхом, усиливая впечатление могильной духоты…
…Отари стоило больших трудов взять себя в руки, досадуя на то, что никак не может вытереть мокрый лоб. Ничего ему сейчас так не хотелось, как принять душ и выпить холодного апельсинового сока. Нажав на клапан, он с отвращением сделал пару глотков — тепловатое пресное пойло никак не освежало, зато давало возможность потеть и дальше. К костюму прилагалось специальное влаговпитывающее терморегулирующее белье — Отари представил, как он, голый, лежа натягивает его посередь мечущейся кучи барахла, и невольно подавился смешком, прозвучавшим до крайности неуместно. Но, видимо, есть у человека предел упругости, после которого он расправляется вопреки всему. Сейчас Отари владело мрачное веселье полного конца — это случается, если правильно выбрать масштаб собственной смерти. Это даже забавно — избавиться от инстинкта самосохранения! Он плавно, насколько вода позволяла это сделать, переставлял ноги, цокая башмаками и щупая пустоту впереди себя — поди пойми, зачем… «Но, в конце концов, могу я размять ноги?» — оправдывался он перед своим поставленным в тупик рассудком — и торжествовала стихия! «Начхать!» — был конечный вывод. Смерть? Ерунда! Принимать по три раза в день после прогулки… Ресурсов воздуходела осталась на три часа — ах, какая жалость! — он не успеет доесть свои любимые пилюли! Отари нажал на клапан и с гримасой проглотил безвкусную капсулу. Не пропадать же… Что ж, веселье продолжалось — осененный внезапной мыслью, он остановился и с размаху пнул стену — бам-м!.. Прислушался… Нет, звук глуховат, да и размахнуться как следует трудно. Нагнувшись, он пошел дальше, держа руку у самой палубы. После трех или четырех неудач нашел-таки то, что искал — здоровенный стальной прут, должно быть, выбитый из каркаса. Прут издал целую серию замечательно звонких ударов — все вокруг потонуло в пронзительном металлическом гуле, словно он оказался внутри колокола. Тут и мертвый проснулся бы… «Пусть проснется!» — остервенело думал Отари, продолжив молотилку после короткой паузы — бам-м, бам-м… бам-м!.. Размеренные удары разносились по стальным конструкциям мертвой базы, на миг оживляя застывшие механизмы — они звучали на разные голоса, эти трубы, крепления, шпангоуты и стингеры, они вибрировали, растревоженные в последний раз своими создателями — звуки сливались, перекрывали друг друга, взрывались неожиданными диссонансами, раскатывались по глухим ущельям отсеков звонкой дробью, словно звали: «Я здесь! Я жив! Я жив еще, черт побери!»
…Утомившись, Отари остановился — огромное эхо привидением скакало среди конструкций, отзываясь из самых неожиданных мест. «Набат»… — всплыло вдруг в памяти дремучее полузабытое слово. Затихающее эхо рокотало вдали… Со вздохом подняв увесистый стержень, Отари зачем-то взвалил его на плечо — ни дать ни взять — солдат с пищалью…
…С какого-то времени ему стал мешать стук собственного сердца. Навязчивый тупой звук отдавался в голове, мешая связно мыслить. Что ж — Ило пожал плечами. Еще один выверт психики — может, он скоро услышит и голоса… Поудобнее перехватив прут, он с размаху долбанул им в стену. Вот так: он с остервенением продолбил какую-то барабанную фразу — не слишком ритмично, зато громко. Уши заложило — наверное, выбрал удачное место. Почему-то это его рассердило — закинув верный прут на плечо, он пошел дальше, невольно прислушиваясь к затухающим ударам. Вот, значит, как выходит: пять световых точек — для глаз, лязгающее железное эхо — для ушей. Полное самообслуживание. Беспричинный гнев не проходил — вздохнув, он прислушался… Эхо все еще не пропало. Оно возвращалось короткими плавными толчками — бу-ух… б-бух… Отари словно споткнулся — что это, случайность? Или он наконец-то спятил? Эхо вдруг дало сбой, резко участившись — и Отари окончательно уверился в немыслимом. В глубинах базы отдавалось биение его собственного сердца! «Чушь… глупость какая-то…» — растерянно подумал он. Оглянувшись зачем-то, привел в порядок чувства и стал слушать. Звук доносился сверху — размеренный тяжелый стук. Отари прислушался к своему сердцу (благо, оно билось достаточно ощутимо) — отзвук запаздывал на какую-то почти неощутимую долю секунды. Если пульс этого… явления? В точности синхронен с его собственным, то по прямой до источника… Тут он поправил себя — в воде скорость звука выше. Значит, метров триста-четыреста со всеми возможными отклонениями, удлиняющими путь. Путь? И он невольно улыбнулся. Улыбка вышла невеселой, но что с того — главное, что теперь у него есть цель. Деловито поправив прут (мало ли что!), он мельком глянул на браслет — да, по прежнему пять — ну и слава богу! Теперь подумать, куда идти… Машинально отсчитав десять шагов, Отари остановился и поменял плечо, освободив правую руку, которой тотчас нашел выпуклую стену коридора. Наверх можно подняться через ось — а иначе как он сюда попал? Найти бы только радиальный ход… Теперь он шел гораздо быстрее, помня о ресурсе воздуходела. Размеренное буханье не умолкало. Если бы не это необъяснимое совпадение с его сердечным ритмом… Непрошеная надежда тлела под пеплом разоренного костра.
…Однако, прежде, чем найти поворот к центральному стволу, Отари нашел нечто иное. Держась рукой за стену, он не ощупывал пространство впереди — и, запнувшись, налетел на это со всего размаха. Хорошо, что движения в воде замедлены, иначе бы наверняка отбил себе все печёнки. Отдышавшись от испуга, осторожно потрогал препятствие свободной рукой. Твердое и неподвижное. Неживое. Пальцы обхватили что-то вроде толстой коленчатой трубы. Отари наклонился — труба упиралась в палубу. Вокруг нее пусто… Пошарив, натолкнулся на еще один коленчатый столб — и окончательно понял, что перед ним. Ремонтный робот. Старый знакомый… Обездвижен, как и все вокруг. Похлопав по крутому боку, он обошел замершую машину, в душе сожалея о ней почти как о живом существе. Ему и раньше был симпатичен этот тип проворных и юрких ремонтников, а уж если вспомнить путешествие на дно… Тут он остановился, пораженный своей недогадливостью. Кто сказал, что после отключения Центра все должно замереть? Ведь он-то не замер — пока есть кислород, он будет двигаться. А робот?! У него же есть аккумуляторы — и если они не разрядились… Бросив палку, Ило принялся обследовать туловище робота в поисках панели ручного управления. Эх если бы у него был свой браслет… Провозившись с минуту, он, наконец, установил, где у машины перед — после этого, прикинув по памяти расположение органов, довольно быстро отыскал нужное место. Здесь. Кажется… Закусив нижнюю губу, запустил толстые и неуклюжие в пластике костюма пальцы в глубину — и чуть не вскрикнул от радости, когда вокруг полыхнуло голубым пламенем — включилась подсветка. На привыкание к свету ушло немало времени — как ни порывался он продолжить начатое, глаза отчаянно слезились и жмурились. Свет слабеньких подсобных ламп слепил, как прожекторный… Отвернувшись в сторону, Отари в нетерпении ощупывал открытый пульт, пытаясь догадаться, как его оживить. Тьма вокруг сгустилась черной стеной, словно спрессованная голубым светом. Наконец, глаза попривыкли, и он, опустившись на колени, целиком погрузился в созерцание пульта. Тот оказался крайне прост — переключатель режима и аналогичный браслетному биоконтакт ввода. Тут же на панели приводился список воспринимаемых устных команд. Отари нерешительно поводил пальцем по строчкам — на его памяти Антек довольно решительно расправился с этим пультом, замкнув его на безусловное подчинение. Иначе роботы не пошли бы в опасное место с людьми на загривке… Ило не нужна была такая слепая верность, поэтому он просто перевел машину в режим ручного управления — и с трепетом ожидал результата. На пульте зажегся зеленый огонек, этим все и ограничилось. «Может, что-то забыл?» — обеспокоился Ило. Конечно, тут предусмотрена связь с личным браслетом, которого у него нет — но ведь остаются еще устные команды… Так надо проверить! — осенило его наконец. Встав на ноги, он сделал два шага назад и скомандовал: «Ко мне!» Вернее, хотел — из команды ничего не получилось, горло издало какое-то сиплое клохтание. Откашлявшись, повторил попытку — никакого результата. Может, вода мешает? Но тогда… настроить слух робота ему не по силам… Боже, какой он болван! Отари издал радостное междометие и после недолгих поисков обнаружил подключение к внешнему динамику — голубую таблетку микрофона на гибком стебле, которую пришлось зубами вытаскивать из соответствующего гнезда. «Раз, два, три…» — донесся снаружи искаженный жестяной голос. «Ко мне!» — скомандовал он тотчас, уже почти уверенный в успехе. И собрание узлов в первый раз показало себя чем-то целым, пошевелившись — робот занял стандартную позу готовности, чуть приподняв «голову» и подобрал под себя напружиненные ноги. Но смотрел он по-прежнему мимо Отари! Однако разочарование не успело нанести вреда утомленной психике, потому что он почти сразу же вспомнил остальное. И, быстро пробежав взглядом по маркировке на корпусе, скомандовал уже строже:
— Р-восьмой, ко мне!
…Как ни мизерна была эта победа, Отари несколько секунд упивался ею, как триумфом — слишком большой контраст являл собой совершенный послушный механизм в сиянии огней недавнему призрачному существованию. Во всяком случае, как ни смешно этим гордиться, Отари был горд, как не бывает горд даже обладатель собственного космолета.
…Энергии у робота оставалось еще на шесть часов, поэтому Отари не экономил на освещении — и тьма впереди, рассекаемая лучами прожекторов, распадалась на хаотично колеблющиеся тени. Отари шел последи этого светового бедлама, время от времени оглядываясь на бредущего следом блестящего металлического то ли паука, то ли кузнечика, каждый раз закрываясь ладонью от сияния его четырех мини-прожекторов. Тьма перестала быть средой обитания, превратившись в докучливую помеху — и, соответственно этой перемене, по иному чувствовал себя и человек. Даже таинственный пульс, продолжавший биться где-то над станцией, не внушал былого трепета, став очередной, и, вероятно, вполне разрешимой загадкой. Как раз о нем-то Отари сейчас думал меньше всего — выйдя к центральному стволу, он с сомнением оглядывал колоннаду шахт лифтов и подъемников. Непохоже, чтобы ими можно было воспользоваться… Обойдя все двенадцать колонн, Отари убедился, что проникнуть в них невозможно. «Значит, я спускался не здесь», — сделал он единственно возможный вывод и загрустил. Вспомнить по-прежнему ничего не удавалось. Оставалась лишь глухая чернота там, куда не доставали лучи прожекторов, да неутомимо бьющийся пульс, неведомо как возникший в пустоте покинутой станции. Может, он обманывает себя? И собственное подсознание сыграло с ним эту дикую шуточку, подсунув бредовую цель… Но как проверить? Похлопав себя по бокам, Отари обнаружил аптечку и ознакомился с ее содержимым — гирляндой разноцветных кнопок под крышкой. Ничего подходящего. А вот меоин в наличии — знакомый грязно-розовый цвет. Вероятно, от его действия пропадут любые галлюцинации… Отари решительно захлопнул крышку — он не испытывал ни малейшего желания проверять это на себе.
— Вперед, мой доблестный паладин! — напыщенно провозгласил Ило — и, видя, как робот топчется, не в силах уразуметь нестандартный приказ, добавил устало: — Р-восемь, за мной!
Повернулся и побрел, сам не зная, куда. Пока что — к противоположному борту станции. Выпрямившись и сцепив руки за спиной, он шел прогулочным шагом, насколько это было возможным под водой. Робот цокал сзади. «Наблюдать!» — гаркнул Ило. Прожекторы пришли в плавное вращательное движение, ощупывая каждый метр окружающего пространства. Робот следовал программе поиска неполадок — бедной машине невдомек было, что катастрофа уже произошла, и, по сути, она исследовала исправность останков. «Останки, остатки… Дерьмо!» Отари вдруг с удивлением отметил, что это последнее звучит совсем не ругательно… И еще через секунду понял, почему.
…Удивительного в этом было только то, что он не вспомнил об этом с самого начала. Отари осмотрелся — позади тонущий во тьме изгиб коридора, впереди — освещенный прыгающим лучом тупик. Туда! Люк оказался заперт — черт знает, как подействовало отключение энергии на замки… В голубом свете оранжевая крышка казалась почти черной. Отари скомандовал: «Открыть!» Робот, понятливо мигнув сигнальным огоньком, просеменил вперед, на ходу разворачивая в нужное положение механическую головку с тут же исчезнувшим в бешеном вращении сверлом. Ждать пришлось минуты две — наконец, зудение сверла прекратилось и створка люка распахнулась, выпустив целый клуб воздушных пузырей. Уцепившись за края открывшегося проема, Отари втянул тело в тесное пространство трубы мусоропровода, ощущая, как резко потеплело вокруг. «За мной!» — крикнул он роботу и полез вперед. Конечно, где-то должен был быть открытый люк, через который он и попал сюда, спасаясь от чего-то там, наверху… Да, вот именно спасаясь — страх, неистовый страх гнал его сюда! Отари вспомнил это тошнотворное ощущение, еще более гадкое от того, что не имело видимой причины. Такого он раньше не испытывал — одно воспоминание об этом страже заставило его содрогнуться. Холодная испарина, выступившая на лбу, довершила клиническую картину. Отдышавшись, Отари услышал частые толчки — неведомый наружный пульс четко реагировал на изменение его сердечного ритма. В утробе мусоропровода удары слышались глуше, но казались ближе… По стенкам трубы передался скрежет — робот послушно заползал внутрь, безуспешно пытаясь развернуться со всеми своими коленчатыми ногами. «Ползком, ползком…» — пробормотал Ило. Неизвестно, понял ли робот, но скрежет вскоре прекратился, сменившись привычным цоканьем. Глубоко вздохнув, человек пополз дальше, вслед за своей тенью, уходящей в глубину трубы.