НАЦИОНАЛИЗМ И ПРОМЫШЛЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
Шрифт:
Уже ожесточённый характер гражданских войн в периоды Реформаций, длившихся десятилетия и десятилетия, показал, сколь принципиальные изменения должны были произойти в общественном умозрении, чтобы оно оказалась способным соответствовать потребностям промышленного производства даже на том, мануфактурном, самом начальном этапе его развития. Победа Реформации в некоторых странах Западной Европы, затем вынужденная контрреформация, то есть принципиальная модернизация церковного католицизма - в других, вызвали принципиальные изменения западноевропейского общественного сознания, качественный скачок в организованности общественно-производственных отношениях. Эти изменения материально и культурно укрепили, сделали самобытной западноевропейскую цивилизацию, обеспечили изумляющий размах её материального, научно-технического, культурного развития и мировой экспансии.
Проблемы взаимоотношения русского народного, формируемого соборным представительством общественного сознания с западноевропейским буржуазно-правовым сознанием были прямым
Осознание растущего отставания в материальном производстве от соседних протестантских стран впервые проявилось в Московской Руси при царствовании Ивана Грозного. Он впервые выразил болезненную раздвоенность русской идеи в отношении западной Европы, как порождаемую духовными противоречиями православного мировоззрения и протестантизма. С одной стороны, красноречиво убеждая себя и других в преимуществах средневекового православного отношения к миру, царь, с другой стороны, стал предпринимать попытки приспособить страну к происходящему в Европе, преобразовать Русь посредством любых, пусть и самых радикальных средств государственного насилия. Однако использование физического насилия без опоры на соответствующее мировоззрение обречено было на провал, что и произошло на деле. Породивший Великую Смуту общегосударственный кризис не был непосредственно связан с этой частью деятельности Ивана Грозного, он был следствием завершения процесса исторического объединения великорусских земель, уничтожения феодальной раздробленности и выхода к прямому военно-политическому взаимодействию с соседними государствами. Но на его глубину повлияло то обстоятельство, что русское земледельческое умозрение, войдя в непосредственные сношения с городским умозрением протестантских стран, оказалось неспособным отстаивать свои кровные торговые и политические интересы в необходимой мере даже при мобилизации всех наличных у московской царской власти ресурсов.
В силу ряда причин, на которые мы подробно указывали в других работах, – здесь отметим лишь, что не в последнюю очередь из-за отсутствия на Руси теологических и философских школ и университетов, – во время Великой Смуты никак не обнаружили свои интересы идейные течения, имевшие целью городскую Реформацию православия. Поэтому у православной церкви не возникло необходимости осуществлять какую-либо контрреформацию, и она в неизменном виде сохранила средневековую ортодоксальную догматику чисто земледельческого феодального мировоззрения. По этим причинам в Московской Руси не происходило городской социологизации умозрения русского народа, который создавался православием после Великой Смуты, – вследствие чего на русской почве не возникало духовной среды для появления городских производственных отношений. Весь ХVII век доказывает, что всяческие попытки государственной власти сверху привить народу этику городского корпоративного труда, этику промышленных, – да что там промышленных! – всего лишь ремесленных производственных отношений каждый раз проваливались, так что государственная царская власть была вынуждена постоянно и во всё большем числе нанимать за большие деньги мастеровых людей, военных профессионалов в Западной Европе. И оказывалось, что приставленные к наёмным мастерам русские ученики по своим православным мировосприятию и этике не в состоянии были необходимым образом перенимать культуру и этику производственных отношений в промышленном и ремесленном производстве!
Именно в то время, к середине семнадцатого века стала набирать силу традиция болезненной раздвоенности “русской идеи” в её отношении к Западной Европе уже в широких кругах московской знати. Как следствие произошёл политический раскол внутри знати на: с одной стороны, прагматичных “западников”, сторонников модернизации государства любой ценой, вплоть до коренной замены исторически самобытной концепции бытия на западноевропейскую; а с другой – на косных защитников русской мессианской замкнутости, заводивших страну в исторический тупик схоластическими спорами, уходом в наполненные метафизикой дебри абстрактных рассуждений, бегством от сути животрепещущих проблем, перед которыми оказывалось государство. “Русская идея” тогда не только ничего не предлагала по существу проблем, она отвлекала русских горожан от рационального поиска средств и способов их разрешения.
Пётр Великий, с детства подталкиваемый политическими обстоятельствами нового витка общегосударственного кризиса к поискам средств его разрешения, оказавшись у руля самодержавной власти и под грузом ответственности за государственную власть, вынужден был разрубить этот гордиев узел самым решительным образом. Он поставил стратегическую цель выживания государства через прорыв земледельческого умозрения правящего класса страны к уровню соответствия городскому умозрению правящих классов протестантских государств западноевропейской цивилизации, что неизбежно направляло внутренний дух Преобразований, которые радикальными мерами проводили царь и его приемники, к революционному реформированию мировоззрения России сверху. То есть посредством государственной машины в стране не только словом, законами, но при необходимости подавлением сопротивления народа огнём и мечом, утверждался бескомпромиссный режим самодержавной военной диктатуры императорской власти по укоренению на русской земледельческой почве западноевропейской протестантской цивилизации, западноевропейской городской рационализации всех сторон государственного бытия России. За счёт чего и была достигнута главная цель государства: в правление Екатерины Второй появилось целое поколение русских дворян, которые прониклись по отношению к народному земледельческому православию духом городского рационального цинизма и атеизма, а организуемое и направляемое государственной бюрократией промышленное развитие достигло таких успехов, что Россия обошла по промышленному производству остальные мировые державы и стала Сверхдержавой Европы, непоколебимо уверенной в своём праве на мировое могущество, на изменение миропорядка в своих геополитических интересах.
Если с политэкономической точки зрения оценить главное, против чего выступали и идейно воевали славянофилы и патриоты, народники всех мастей, то этим главным окажется городское промышленное производство. Всё безмерное словопрение о непримиримом противостоянии “русской идеи” и западноевропейской цивилизации, самобытного духа русской общинности и западноевропейского капитализма лишь прикрыло дымовой завесой изощрённой схоластической метафизики суть вопроса, – что земледельческая патриотическая “русская идея” была направлена против городского промышленного развития России. Она узколобо отстаивала народно-феодальное мировосприятие, а под коммуно-патриотическим флагом или флагом языческо-патриотическим, тоже земледельческим по своей сути, продолжает заниматься этим до сих пор.
Именно городское промышленное производство требовало решительной буржуазно-капиталистической рационализации общественных отношений, юридических отношений в вопросах частной собственности. Оно требовало жестокой и бездушной, – с позиций всех народников, – дисциплины поведения от пролетарских масс и от народной интеллигенции (чего та не могла стерпеть), ухода от столь любимого патриотами метафизического словоблудия к выучке рациональной дисциплине мысли, то есть оно требовало Духа развитого западноевропейского капитализма. Вне городского капитализма и вне юридически жёсткой защиты интересов собственности эффективное промышленное производство невозможно, что доказала и доказывает мировая историческая практика. Капитализм же немыслим вне соответствующей этики производственных и интеллектуальных отношений. И именно неприспособленность исторически сложившегося, обработанного ортодоксальным земледельческим православием умозрения русского народа к требуемым в промышленном производстве городским социальным и юридическим отношениям стало основной причиной возникновения со времени Петра Великого противостояния государства в его отношении к русским народным традициям, а позже причиной появления политического большевизма и прихода его к власти.
Ортодоксальное православие, как и всякое монотеистическое мировоззрение вообще, поощряло любовь к человеку как таковому, в известном смысле вырывая его из мира реального бытия и устанавливая между ним и некоей мистической Сущностью прямую душевную связь, выступая при этом в качестве посвящённого медиума между этой Сущностью и человеком. Но тем самым в конечном итоге способствуя укоренению в массовом сознании тех или иных форм солипсизма и индивидуализма, – причём индивидуализма безвольного и бесхарактерного, покорного окружающему естественному миру, как неглавному и временному, являющемуся лишь трамплином перед вечной встречей с божественной метафизической Сущностью. Такое сознание принципиально антагонистично городской рациональной морали как таковой, тем более антагонистично городскому корпоративному и общественному сознанию, его не трогают идеалы личной предприимчивости, ответственности за принятые рациональные обязательства, оно чуждо идеалам городской социальной организации общества, то есть оно оказывается непримиримо враждебным промышленному производству как таковому.
Нельзя понять, почему стали возможными политические цели революционных Преобразований Петра Великого и позже большевизма, направленные против традиционного мировосприятия огромного, подавляющего большинства русского населения, если не видеть причины в средневековом земледельческом умозрении русского народа. Преобразования эти стали возможными вследствие острейших общегосударственных кризисов, выход из которых был только на пути постановки недвусмысленной государственной задачи осуществить проведение Реформации православного умозрения русского народа. Если смотреть в корень вопроса, то так или иначе приходится признать: и Пётр Великий и большевизм боролись за революционное создание в России необходимых условий для городского промышленного развития, как единственного средства предотвращения краха государственности. Поэтому они и получали доступ к рычагам управления государством. И они вынуждались обстоятельствами посредством государственной власти насильственно утверждать в России социально-политические, культурные достижения западноевропейской цивилизации, а при необходимости беспощадно подавлять сопротивление земледельческого народно-православного сознания населения страны. Различия лишь в том, что Пётр Великий смог обозначить и начать стратегию Реформации православного мировоззрения Верхов, и его Преобразованиями удалось добиться реформирования традиций мировосприятия только боярской аристократии и дворянства, отчасти разночинцев, – но к началу ХХ века этого уже было недостаточно для выживания государства. А большевизм идеологически подготовил и провёл революционную городскую Реформацию земледельческого мировоззрения Низов, то есть насильственную рационализацию умозрения собственно огромных масс русского народа, тем самым обеспечивая ускорение индустриализации России за счёт быстрого вовлечения в индустриальное производство огромного притока крестьян из русской деревни.