Национальность – одессит
Шрифт:
Впрочем, желающих поехать куда-либо не видать. Лишь вдали по тротуару шли в сторону моря два подростка.
Тарантас остановился напротив входа в ювелирный магазин. Бубен и Хамец, на ходу натягивая шейный платок на лицо, поднялись по чугунной лестнице. У первого на правой руке был кастет, у второго в левой светло-коричневый саквояж, а в правой вороненый смит-вессон. Я закрыл платком лицо и надел кожаные черные перчатки еще в тарантасе, после чего с палкой и черным портфелем, привезенным ими, пошел следом. Кучер сразу стегнул лошадей.
Когда я зашел в магазин, звякнув колокольчиком,
Бубен разогнулся, отдал мне связку ключей, после чего поднял ближнюю стеклянную крышку витрины, начал сгребать голыми руками товар и швырять в открытый саквояж, который держал Хамец. По поводу дактилоскопии мои подельники не заморачивались.
Я прошел в следующую комнату без окон, освещенную керосиновой лампой, где в углу стоял сейф, которые в России называют несгораемыми металлическими шкафами. Это был параллелепипед высотой метра полтора, шириной около метра и глубиной сантиметров шестьдесят на четырех ножках. Покрыт темно-красным лаком. На дверце в верхней трети бронзовая прямоугольная с ушками табличка «Бр. Смирновы Москва Мясницкая, уг. Лубянской пл. Нижегор. ярм. Мебельная лин.». Чуть выше середины и ближе каждая к своему краю две сдвигающиеся вбок и вверх розетки, закрывавшие замочные скважины, и под каждой по рукоятке.
В связке было четыре ключа. Один, самый большой, подошел к левому замку, а вот ко второму не нашлось. Я сперва подумал, что Борис Маркович хранил его отдельно, в другом кармане и хотел вернуться в торговый зал, а потом решил, что должен быть где-то здесь, под рукой, иначе какой смысл его отцеплять, все равно обыщут и найдут. Нашел случайно под керосиновой лампой, которую взял, чтобы осветить полочки в углу у сейфа, на которых лежали толстые тетради. Второй замок скрипнул тягуче, вторая рукоятка повернулась легко, после чего я потянул за первую и открыл толстую дверцу. Ацетиленовых горелок пока нет, поэтому, как пишут в рекламе, между стенками не бетон, а гипс, разведенного водой, или опилки с квасцами, которые при нагревании тают и гасят первый компонент, или еще что-то, о чем пока не прочел.
Внутри лежали картонные коробки, деревянные шкатулки и футляры. Весь товар был с пробами, но в первых подешевле, во вторых среднего ценового диапазона, а в третьих на бархатной подкладке, черной или красной, по одному предмету или гарнитуру, самый дорогой. Сложил я их в портфель в обратном порядке, причем более дешевое просто пересыпал, потому что коробки не влезали в портфель.
Бубен и Хамец уже собрали все, что было на витринах в торговом зале. Оба продавца все еще лежали на полу. Наверное, уже оклемались, но прикидывались шлангами. Мы молча вышли из
Маску и перчатки снял, только сев на заднее сиденье под поднятым верхом, и приказал кучеру:
— На Ришельевской направо, на Успенской налево, на Пушкинской опять направо.
Затем ногой передвинул черный портфель к Бубну:
— Тут товара тысяч на пять-шесть, и у вас еще на одну, так что меньше, чем на три, не соглашайтесь.
— Ты не поедешь с нами?! — удивленно спросил Хамец.
— Нет, сойду на Порто-Франковской. Встретимся завтра в девять в пивной, принесете туда мою долю, — ответил я, потому не хотел светиться перед барыгой, которые часто подрабатывают стукачами. — Вор вору должен верить.
Переодевшись в катакомбах, двинул на пляж, чтобы заиметь алиби на всякий случай. Соседи по даче запомнят, что я был в первой половине дня, но точное время прихода — вряд ли. На пляже оно, разомлев от жары, тянется медленно.
55
Стефани ночевала у меня, и ночь мы провели очень бурно. Нахватавшись утром адреналина, я был неутомим. Моя содержанка даже заподозрила, что я завел любовницу. По крайней мере, утром заметил, что обнюхивает мою одежду. Одевшись попроще, сказал ей, что еду по делу, и предложил отправиться на пляж одной. Отказалась и насупилась. Любое отклонение в поведении мужчины от обычного рассматривается, как измена, а моя верность — вопрос ее выживания.
К пивной я прибыл раньше девяти, потусовался в том районе, проверил, не ли хвоста за моими подельниками. Они были с бодуна, в благодушном, расслабленном настроении. Хамец нес черный портфель, который я вчера наполнил драгоценностями. Сев за тот же столик, что и в прошлый раз, они заказали бутылку водки, пиво и по блюду жареных бычков, которые в пролетарских районах города являются основной едой. Половой принес два бокала, но три рюмки. Дернув по первой, подельники начал есть рыбу руками, запивая пивом.
Поздоровавшись, я сел рядом с Хамцом, сразу предложившим мне рюмку водки.
— С утра не пью крепкое. Надо еще кое-что сделать, — отказался я.
Из внутреннего зала сразу появился половой с бокалом пива для меня.
Когда он ушел, Хамец передал мне черный портфель:
— Твоя доля, тысяча пятьдесят. Толкнули за три с половиной.
— Заберу с портфелем и потом выброшу его, — предупредил я.
— Как хочешь! — весело разрешил Бубен. — Мы теперь сотни таких можем купить!
— Больше не жалеете, что встретились со мной в поезде? — иронично поинтересовался я.
Оба заулыбались, и более рассудительный Хамец выдал:
— Да, такой хуцпы (наглость, дерзость) мы не ожидали!
Эмоциональный Бубен расшифровал:
— Если бы ты попался нам тогда, грохнули бы сразу!
— Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — поделился я жизненным опытом и предупредил: — Если встретите меня в городе, вы меня не знаете и я вас тоже, если сам не подойду. Наметится что-нибудь интересное, найду вас здесь.