Наш человек в горячей точке
Шрифт:
Не может быть, подумал я.
Посмотрел снова, и опять было написано: ХОРВАТСКИЙ ЖУРНАЛИСТ ПРОПАЛ В ИРАКЕ.
Не может быть, но это так.
Вот.
Проклятые геповцы!
Единственное, что пришло мне в голову… «проклятые геповцы»… и «вот»…
Вот, «я знал»…
— Садись! — сказал Перо Главный.
Я сел. Я знал, повторял я про себя, будто кого-то обвиняя…
— Вижу, ты об этом ничего не знаешь, — сказал
— Я ещё не читал. Вы меня из кровати подняли, — сказал я.
Секретарь на это важно кивнул, глядя на мои туфли.
— Пользуются любой возможностью. Пойдут по трупам, — сказал Секретарь, имея в виду ГЕП. — Они не знают границ.
Текст я ещё не видел, однако звучало жутко… Я протянул руку к газетам, но Перо подался назад — а газеты были у него в руке — и принялся прохаживаться между своим столом и окном, места было достаточно, кабинет ему устроили просторный, потом произнес: — Бред!
— Невиданные скоты! — сказал я.
Лучше всего, подумал я, пока мне ничего толкового не пришло в голову, направить эмоции на геповцев, это в своё время удачно удавалось с сербами, через них всегда было можно изменить фокус… — Нигде в Европе нет ничего подобного… — начал было я, но тут Главный бросил на меня взгляд, подобный удару саблей, и спросил: — А может, ты знаешь, о каком журналисте идет речь в этом… заголовке?
Я прикусил язык. Вот это вопрос! Я вроде бы сказал, что газет ещё не читал.
— Понятия не имею, о ком именно речь. Но… — тут я остановился.
— Но? Но что? — спросил Главный и закурил сигарету, напомнив мне гестаповского следователя из фильма про партизан, где я был главным положительным героем.
— Но, — сказал я, — раз вы меня сюда вызвали, то, очевидно, это мог бы быть тот, наш в Ираке…
— Очевидно, да?
— Это мог бы быть он, — ответил я рассудительно.
Он посмотрел на меня, словно что-то во мне его удивило, потом спросил: — И что ты за человек?
Прозвучало это так, будто я сейчас не такой, как, например, был вчера. Я промолчал. Вряд ли стоило рассказывать им о том, каков я.
— И… И почему ты так безобразно вел себя с этой женщиной?
— С кем?
Он смотрел на меня тупо, как будто давя. Я подумал, что лучше всего было бы отсюда уйти… Но что-то меня удерживало, пожалуй, желание остаться в собственной шкуре.
— ДА С МАТЕРЬЮ НАШЕГО ЖУРНАЛИСТА! — рявкнул Главный.
Я сделал глубокий вдох.
Вот.
Невероятно!
Проклятая Милка меня добила! Так быстро? Какой удар! Я вспомнил первую ночную бомбежку Багдада… Она меня выкопала из-под развалин!
Но как? Откуда этот бездельник Борис появился на обложке? Прямо на обложке? С чего ему придают такое значение?
Главный размахивал передо мной еженедельником.
ХОРВАТСКИЙ ЖУРНАЛИСТ ПРОПАЛ В ИРАКЕ.
Я уставился на «В ИРАКЕ».
Вот оно что, подумал я… Мы в Ираке… Всё дело в участии, подумал я. Ага. Мы участвуем!
И у нас есть свои жертвы. В Ираке.
Конечно, промелькнуло у меня в голове — вот тогда, когда было нападение на Twinse, наши выходили с заголовками, где было написано, сколько погибло хорватов! Мы их разыскивали… Если бы в Twinse не было никого из наших, мы были бы разочарованы. Потому что нам хотелось быть частью всемирных новостей! Мы пытались пролезть в них с тем же жаром, с которым Ичо Камера пролезал в первые ряды зевак на месте автокатастрофы, чтобы потом увидеть себя в газетах. И это, с Борисом на обложке, следует признаться, логичное продолжение. Пропади в любом другом месте, он мог бы давно сгнить и дожидаться следователей из сериала «Забытый случай». Да всем плевать на него было, один я, кретин, нашел ему работу…
Но вот, «хорватский журналист» пропал в славном, катастрофическом Ираке.
Стал ли он «первой хорватской жертвой в Ираке»?
Так это же стопроцентно горячая тема, черт побери!
Главный ждал, когда я что-нибудь скажу.
Гибнут американцы, но гибнут и наши, это единственное, что пришло мне в голову.
— И что теперь? — смотрел на меня Главный.
Мне нужно было хоть немного времени.
— Ты не совсем в себе? — спросил Главный.
Это напомнило мне о том факте, что я всё еще пьян после прошедшей ночи. Я всё время как-то забывал об этом… Тут они меня и подловили, Милка и геповцы, выбрали удобный момент… Но не будем спешить. Я концентрируюсь, компоную, часть за частью…
— Это фейк, — сказал я трезво, аналитически. — Они ищут первую хорватскую жертву в Ираке. Понимаете, всё дело в этом, типа, мы участвуем в глобальной драме…
Главный смотрел на меня тупо, но я продолжал: — Неужели не ясно, если бы мы по какой-нибудь причине участвовали в этой войне, это стало бы для них праздником!
— Хватит об этом! — заорал Главный. — Почему ты не позвонил этой женщине?
Я развел руками. — У меня батарейка села.
Главный издал тихий стон и, сжав кулаки, зажмурился. На его физиономии было написано, как ему больно, что у него нет возможности меня сейчас избить… А Секретарь смотрел прямо перед собой, как будто из-за всего этого ему очень неловко.
— Она ненормальная, — сказал я. — Позавчера я с ней разговаривал, всё было о’кей. А вчера у меня просто села батарейка.