Наше преступление
Шрифт:
в снова свалйлъ его. Это былъ Леонтій. Онъ уж занесъ ногу, чтобы опустить ее на голову сына, но Прасковья упала на парня, а Катерина схватила за руки обезумвшаго отъ злобы брата.
— Лева, Лева, за што? Господь съ тобою... Што ты сша*ллъ, што ли? Оставь... нешто такъ можно? — уговаривала она. •
— О-охъ, злод-й, о-охъ непутева-ай! до смерти забьетъ... — плача и задыхаясь, едва могла выговорить старуха.
Задремавшій было старецъ заворошился
— Опять... опять бьешь, негодяй! 0, варваръ, брось, брось! 0-0', свинья грязная, думаешь, я старъ, такъ не уцравлюсь съ тобой, скручу мерзавца... 0 скотина, о пьяница, изъ хаты выпру... Вонъ, вонъ!
Въ груди старца клокотало; онъ, какъ обезсилен-ный левъ, глухо рыкалъ, потрясая костлявыми ру-ками. Единственный огромный зрячій глазъ его подъ темной бровью горлъ голубымъ огнемъ, ноздри не-болыпого, съ чуть замтной благородной горбинкой носа широко раздувались, блдно-пергаментный пока-тый лобъ и осунувшіяся щеки совсмъ поблли; сивая кудрявая грива волосъ тряслась, тряслась и енжно-блая бородка.
Леонтій опустилъ занесенную ногу, бросилъ по-лно и крупными, нервными шагами пошелъ къ столу, оглядываясь въ сторону отца, и, щелкая блыми зу-бамй, какъ голодный шакалъ, отрывисто огрызался:
— Какъ же, боюсь тебя! Прошли времена... Сиди на печи да смерти жди, вотъ твое дло, и не въ свое дло не мшайся! Тебя не спрашиваютъ... ишь рас-ходился. »
Хотя говорилъ онъ довольно громко, однако, съ такимъ расчетомъ, чтобы глухой отецъ не разслышалъ.
Ужъ лтъ пять, какъ старикъ Пётра замтно обезсиллъ и оглохъ. Съ тхъ поръ Леонтій въ грошъ
И. А РОДЮНОВ Ь. 11 161
не ставилъ его, но въ минуты, когда Пётра обруіпи-валъ на него свой гнвъ, прежній страхъ передъ гроз-нымъ когда-то отцомъ снова овладвалъ сердцемъ Ле-онтія. ..
— Да какъ же его не бить, его убить мало!—кри-чалъ Леонтій о сын. — Чуть весь дворъ не спалилъ съ своими цыгарками! Што-жъ тогда, позвольте васъ спросить, родители мои любезные? Чуть весь дворъ не спалилъ...—спрашивалъ Леонтій, разводя руками. — Што-жъ тогда? въ кусочки иттить прикажете съ та-кой оравой?
— Жалости у тебя ни на каплю нту-ти, Левонъ,
— не слушая сына, говорила задыхающаяся Пра-сковья, уложенная Катериной и Егоромъ на кровать.
— Добрые люди всякую тварь милуютъ, а ты же-стокосердный какой-то уродился, точно подмнилъ его кто, а не я' носила тебя Цодъ сердцемъ. Одного-то, единаго, какъ зницу ока, сына своего, кровь свою, безотвтнаго робенка за всякую малую бездлицу за-биваешь до полусмерти. Бога въ теб нту-ти, Левонъ. Егорушка, подь ко мн, сядь тутъ, горемычная моя сиротушка. Тутъ ёнъ тебя не тронетъ, небось. Роди-ла же такого татарина и въ кого?
Старуха зарыдала.
— Нашъ отецъ пальцемъ никогда безъ дла никого изъ васъ не тронулъ, а ты? О-охъ, Господи, Царь Не-бёсный! Сколько жисти-то прожито ребенкомъ, съ во> робьиный носокъ, а што муки-то ёнъ принялъ. Што бы сказала Марьюшка? Думаешь, она не видитъ оттуда-го, какъ ты тиранишь ейную дточку? , На то ли, на муку ли такую лютую родила она его?
У Леонтія передернуло лицо.
— Ну, запла... теперича хошь д6'свтй, слухай, не переслухаешь причитаньевъ, — сказалъ Леонтій, досадливо махнувъ рукой.
Егоръ въ срой домотканной свитк, туго подпоя-санный ремешкомъ, съ взъерошенными волосами и по-
багроввшей правой щекой прислъ на лавку и, опу-стивъ голову, вертлъ шапку въруісахъ. Блдныя губы его вздрагивали.
— Брось его, Егорушка, — возясь вокругъ жарко растопившейся печи, громко, возмущенно говорила рас-красквшаяся Катерина. — Што-жъ это за отецъ? Волкъ, а не отецъ. Ежели бы ‘меня кто такъ-то тронулъ хошь пальцемъ, минутки одной не осталась бы. А то ишь... право... какую моду взялъ... чуть што, сычасъ полномъ...
— То ты, а то ёнъ... Не учить его нельзя, житья не будетъ... — сказалъ Леонтій.
— Ты... ёнъ... — передразнила Катерина брата. — Это не ученье, а мученье. Лучше сразу пришибить, чмъ такъ тиранить. *
На печи не унимался старецъ, обзывалъ Леонтія грязной свиньей, пьяницей и настойчиво гналъ вонъ изъ избы.
Леонтій понялъ, что надо уйти.
— Ну, теперича собралась армія... хошь изъ избы бги... — сказалъ онъ обиженнымъ голосомъ и, взявъ шапку, вышелъ, сильно хлопнувъ дверью.
— Часто бьетъ-то? — спросила Катерина.
ІНестнадцатилтній Егоръ, не по лтамъ рослый и
ширококостный, хотя и съ впалой грудью, поднялъ на тетку свои печальные каріе глаза на пригожемъ желто-вато-блдномъ лиц и горько усмхнулся.
— Да попрежнему, почитай, рдкой день безъ по-бой обходится. Чуть што, сычасъ бить... — прогово-рилъ онъ, также печально усмхаясь, и перевелъ гла-за на шапку, которую гладилъ рукой.
— Да уйди отъ его, отъ йвря. Ты, слава Богуг, болыпой, свой умъ въ голов имешь, самъ прокор-мишься. 1 '
— Куда отъ отца уйдешь? — не сразу отвтилъ ма- ' , лый съ той же печальной усмшкой. — Опять къ ему
придешь, тогда еще хуже.
11* 163
— Я бы ушла, дня бы не осталась.
Егоръ помолчалъ.
— А што съ ими будетъ? — спросилъ Егоръ, ука-завъ глазами на стариковъ,—они и такъ безъ призору... кабы помёрли, только бы меня тутъ и видали... Сталъ бы я переносить такія муки?..
— Все равно не осталась бы. Своя-то жисть дороже.