Наше преступление
Шрифт:
— Што-жъ твоя ласковая свекровушка и лошадку пожалла? Въ такую даль да по распутиц отпустила тебя брюхатую? Дойдешь, молъ, доченька, пшомъ! — Послднюю фразу Леонтій сказалъ такъ, какъ должна бы сказать Акулина. Передраздиваніе вышло настолько удачнымъ, что вс за столомъ, кром глухого старца, разсмялись.
, — Мамынька меня до утрія оставляла. По утрію Арня свезъ бы, да я не осталась.
— Знаю твою свекровушку, знаю. «Мягко стелетъ, да жеетко спать». Тебя-то она можетъ улестить сло-вами, туману-то уметъ напустить, да меня-то не про-ведетъ. Всю подоплеку ейную знаю. Теперь она кругъ тебл похаживаетъ, штобы ты безъ разгиба на ее ра-ботала, да на робятъ ейныхъ, а какъ
— Теб прямое дло, Катюшка, жить съ братомъ да съ отцомъ съ матерью. Свои-то родные не оби-дятъ, — сказала Елена.
— Вотъ, вотъ... — подтвердилъ Леонтій.
— Да право, — горяче продолжала Елена, очень довольная, что попала въ тонъ. — Ты у насъ въ семь самая меныпая и самая любимая. Кто тутъ тебя оби-дитъ?! а тамъ у свекрови-то все-таки въ чужой смь. Какъ бы хорошо въ гостяхъ ни было, а дома все лучше...
—Вдь я знаю, подо что она подбирается, твоя свекровка-то,—продолжалъ Леонтій, покончивъ съ кар-гошкой и принимаясь за молоко. т-Ей смерть какъ
Хочется получить твою корову и овцу. Я кривйть душою по умю, сохрани Господь. Никто про ЛеВона ІІетрова не скажетъ, что ёнъ покривилъ душой, и чужимъ не покорыствуюсь, хошь насыпь мн горы золотыя. Нашъ отецъ вонъ другой вкъ живетъ, а спроси въ округ: кто справедливе нашего отца? Никого нтъ. Енъ жилъ по справедливости и йамъ такъ жить приказывалъ. И разъ корова и овца твое, значитъ, он твое, и дло свято.
– И ежели бы твоему Ивану Тимофеичу Богъ вку продлилъ, што-ж, Сери и корову, и овцу, но штобы отдать твоей све-кровк — нту на то моего согласія, потому она по-выжметъ изъ тебя соки, заберетъ твое добро, а по-томъ тебя же выгонитъ.
— Не знаю я, Лева, ничего не знаю, — говорила Катерина, — а только обижать мамыньку совсти не хватаетъ, да еще при такомъ гор... и никогда я отъ ея ни худого слова не слыхала, ни косого глазу’не видала. Дай Богъ всякому такую свекровушку.
— А мой совтъ теб братскій, какъ братъ сов-таю: продай отъ грха и овцу, и корову, полсотни завсегда выручишь, кому и не надо дадутъ. Корова ладная, молочная, пятымъ телкомъ только. А деньги положи на робенка въ сундукъ, а то снеси въ банокъ, прбценты будешь получать, а сама иди ко мн жить.
Я што ли тебя обижу? Небось помнишь, какъ въ двкахъ жила, кто былъ хозяинъ? Кто распоряжался? Ты. Ты, бывало, картохи нажаришь, а я безъ спро-су-то и взять не посмю. Рази не врно?
Это была правда, и Катерина улыбнулась.
— Ну и теперича также будетъ: изъ твоехъ рукъ буду глядть, а не ты изъ моехъ.
Вставъ изъ-за стола, сытый Леонтій съ слипав-шимися отъ усталости глазами обернулся къ Елен.
— Ты зачмъ пришла?
169
— Маму спровдать?! — передразнилъ онъ. — На-медни твой пьяница тутъ у Егора Семенова корово-дился. Пущай на глаза не показывается, дьяволъ, бо-ка полномъ изломаю. Думаешь, не знаю, зачмъ при-бгла? У Левона мучицы да картошки попросить, дти сидятъ голодныя, — опять передразнилъ сестру Ле-оНтій. — У Левона-то казенныя магазеи, што вс къ ему за способіемъ лзутъ. Они понародятъ дтей да безъ просыпу будутъ пьянствовать, а Левонъ всхъ корми. Рази я обвязанъ?
Елена молчала. Леонтій угадалъ, что сестра опять счетомъ, можетъ быть, въ сотый разъ хотла про-сить у брата муки, потому что въ дом не было ни куска хлба. Вотъ уже лтъ шесть, какъ мужъ окон-чательно спился. Елена потеряла шестерыхъ старшихъ дтей. Вс умерли въ возраст отъ одного мсяца до четырехъ лтъ, умерли отъ недоданія и отсут-ствія ухода и призора, потому что Елена, какъ ни надрывалась въ работ по чужимъ полямъ, ей своимъ трудомъ невозможно было прокормить малютокъ. Те-перь она съ отчаяніемъ въ сердц отстаивала жизнь двухъ своихъ послднихъ крошекъ, и едва ли ей съ діьми удалось бы избжать голодной смерти, если бы не постоянная помощь брата и матери. Сегодня она ни словомъ не обмолвилась о драк съ мужемъ, дабы лишній разъ не раздражить Леонтія. Она знала, что братъ, какъ всегда, изругаетъ и ее, и пьяницу-муяса, но, какъ и всегда, не отпуститъ съ пустыми ру-ками. •
Сейчасъ сытый, довольный и усталый Леонтій меныпе попрекалъ и бранился, чмъ въ прежніе разы.
— Егорушка, поди, жаланный, въ анбаръ, — ска-залъ онъ, — да насыпь тетк муки на хлбы, да чет-верку картохи, да гляди у меня, болыпе це давай, а то скоро у самыхъ у насъ портки съ .... свалятся.
Наканун дня Рождества Богороднцы Леонтій, за-ложивъ мстному кулаку за пять рублей два мшка муки, повезъ въ городъ на продажу возъ соломы, а тамъ разсчитывалъ купить новую шлею, полведра водки, блой муки, и еще кой-чего по мелочи, по-тому что завтра на деревн у нихъ былъ свой празд-никъ и ожидались гости.
Утро посл свжей ночи было великолппое. Сол-нце сверкало на безоблачномъ блдно-синемъ неб, но не пекло, какъ лтомъ; чистый воздухъ былъ насы-щенъ опьяняющей и бодрящей свжестью. Надъ ближ-нимп и дальними хвойными перелсками, стоявшими плотной, грузной, темной массой, и надъ пожелтвши-ми, обрдившимися, ставшими сквозными, лиственны-ми рощами чуть-чуть синла прозрачная дымка. Она то сгущалась, то расходилась легкими, длинными по-лосами, какъ лниво колеблющееся гигантское газовое покрывало. Было тихо, только особенно звонко кар-кали взлетавшія съ полей вороны, слышался сте-пенный людской говоръ, да гулко отдавался стукъ колесъ и топотъ копытъ по земл. По той дорог, по которой халъ теперь Леонтій, тянулись къ го-роду множество телгъ съ сномъ, соломой, дрова-ми, корзинами, мукой и другими деревенскими про-дуктами и издліями. Телги сопровождались мужи-ками, рдко бабами.
Еще не было 9-ти часовъ, когда Леонтій по мосту въхалъ въ городъ и въ безпорядочномъ табор дру-гихъ подводъ приблизился къ собору, расположенному на высокомъ холм. Къ тому времени уже вся базар-ная площадь наверху за соборомъ и вс прилегаю-щія улицы были сплошь запружены телгами, возами, лошадьми, разными товарами. Везд толкались мужики и покупатели-горожане и горожанки. По случаю ба-зарнаго дня казенные наш^авннщ
кабаки были закрыты до часа дня. Мужики еще не распродали свои продукты, напиться было негд и потому въ этой базарной сумятиц на всемъ лежа-ла еще печать чинной, тревожной дловитости. Въ воздух стоялъ сдержанный гулъ и гудніе, точно надъ головами толпы кружились несмтные рои оза-боченныхъ трудолюбивыхъ пчелъ'.
Леонтій черезъ долгій промежутокъ времени посл многихъ остановокъ и перебранокъ едва протискался съ своимъ возомъ на снной базаръ, находившійся внизу, за соборомъ, гд по берегу рки тянулись длинные хлбные лабазы, а посреди незастроеной обширной площади стоялъ деревянный сарай съ го-родскими всами.
Тамъ онъ прождалъ до полдня, пока наконецъ продалъ солому, свезъ ее на дворъ къ покупателю и, вернувшись на прежнее мсто, попросилъ сосда Акима. еще не продавшаго свое сно, приглядть за лошадью и телгой, а самъ пошелъ на верхній базаръ въ каменные ряды купить шлею. Но только что Леон-тій отошелъ отъ телги, какъ услышалъ сзади голосъ сосда.