Насилие
Шрифт:
— Что...
Он прикрыл ей рот рукой, не отводя взгляда. Застыл, как кошка, только что заметившая добычу. В тусклом красном свете автомата с содовой она разглядела человеческую фигуру. Она покраснела и обвила руками его шею, чтобы спрятать свое тело под его рубашкой. Вэл почувствовала, как вибрирует его грудь, и услышала низкий звук, вырвавшийся из его горла, как предостерегающая нота.
Фигура подошла ближе. Затем неуверенно остановилась, словно заметив, что не одна.
Хватка Гэвина на ее теле усилилась. Он крепче прижал ее к себе,
Один взгляд на его лицо сообщил ей, что он не был напуган или даже обеспокоен. Нет. Он выглядел... взволнованным.
Тень человека повисла еще мгновение, затем исчезла. Что-то выпорхнуло из его кармана. Он или она уронили листок бумаги на пол.
Гэвин оттолкнул ее. Она последовала за ним, наблюдая, как он наклонился, чтобы поднять лист.
— Дай мне посмотреть, — сказала она, хватая бумагу.
Лист был исписан буквами, вырезанными из журналов и газет, как записка с требованием выкупа. Послание было таким: «я молю Господа забрать мою душу». Ее мать заставляла ее произносить эту молитву в детстве. Первая часть звучит как, — она сглотнула, — Если я умру до того, как проснусь.
— Ты пойдешь со мной сегодня вечером.
Она с тревогой посмотрела на него.
— Ты вынуждаешь меня.
— Мм-хм. Ты бы не хотела пропустить этот следующий раунд. Это напомнило мне... ты разгадала мою подсказку? Времени становится все меньше.
— Я подумала, да.
— И?
— Я думаю... я думаю это королева.
Он посмотрел на нее с интересом.
— Почему?
— Ну, она единственная женская фигура — думая о Мэри — и все они до сих пор были религиозными подсказками, поэтому я подумала, может быть, первородный грех?
— Очень умно, — сказал он, — но неправильно.
— Что? — она попыталась вырваться из его захвата. — Как я могу знать, что ты играешь честно? Как я могу знать, что ты не врешь?
— Ты не можешь. Возможно, так оно и есть. — Его веселая улыбка исчезла. — Пойдем.
Глава 18
Георгин
Бледное испуганное лицо в зеркале, казалось, совсем не походило на ее собственное. Конечно, Вэл больше не могла вспомнить, как она выглядела, только то, что она изменилась. Тонкие нюансы этого изменения были невидимы до тех пор, пока не преодолевался какой-то визуальный порог — тогда все они становились слишком очевидны.
Вэл сняла промокшую от дождя одежду, стараясь не смотреть на свою грудь. Глядя на нее, Вэл чувствовала себя неловко. Грудь делала ее тело сексуальным против ее воли. Она никогда не понимала, почему вид обнаженной груди, казалось, сводил мужчин с ума. Даже если это только ее изображение, никак не связанное с обладательницей тела, все равно женская грудь вызывала бурный отклик.
Даже Гэвин не был исключением.
Она больше не смотрела в зеркало, пока не надела ночную
Рукава были пышными, плечи и шея обнажались широким вырезом лодочкой, аккуратно отделанным кружевом. Лиф, зашнурованный спереди красной атласной лентой, так и манил заглянуть.
Вэл нашла Гэвина сидящим в кресле, в котором сидела она, когда он рассказал ей об условиях этой новой, ужасной игры. Его голова была запрокинута назад, а глаза закрыты. Хотя она сомневалась, что он спит.
Кожа шрама была розовой и блестящей под светом, и это показалось ей особенно уязвимым положением для него, для любого человека. Обнажить свое горло — это показывать покорность. Демонстрировать умиротворение. Гэвин ее дразнил.
Его пальто лежало скомканной кучей на полу. На нем была теплая футболка с длинными рукавами, две верхние пуговицы расстегнуты. Несколько выбившихся завитков волос на груди торчали сквозь зияющую ткань.
Он потянулся, от чего ткань туго натянулась и посмотрел на нее сквозь полузакрытые глаза, прежде чем позволить рукам снова упасть на подлокотники. Как будто он позировал для нее. Вэл кисло наблюдала за ним, возмущаясь тем волнением, которое испытывала всякий раз, когда смотрела на него.
Сопротивляясь ему, она чувствовала себя так, словно пыталась плыть против течения. Она знала, что он — смерть, и все же Гэвин волновал ее неустанно, безрассудно.
Она могла убить его за это.
Да, в тот момент она могла бы убить его, потому что он заставил ее хотеть того самого, что она ненавидела в себе больше всего.
Гэвин немного выпрямился, когда она приблизилась, его поза была расслабленной, но готовой, когда она оседлала его колени, сжимая мускулистые бедра своими ногами.
Он посмотрел на нее и спросил:
— Что ты делаешь, Валериэн?
Она взяла его за запястья, используя их, чтобы крепче вжать в кресло. Загнать его в угол. В его голосе прозвучала нотка предупреждения, которую она предпочла проигнорировать.
— Я делаю с тобой то же, что ты делаешь со мной.
Его глаза сузились, как у ястреба, но он ничего не сказал. Даже не сопротивлялся, когда она поцеловала его, хотя и не поцеловал ее в ответ. Она укусила его за шею, и он не дрогнул. Его глаза были холодными, когда она снова отстранилась.
— Наслаждаешься собой?
— Нет. Нет, не наслаждаюсь.
Она вцепилась руками в ткань его футболки и сильно потянула, расстегивая пуговицы с несколькими тихими, приглушенными хлопками. Наверняка это больно, должно было быть больно, но он продолжал пристально смотреть на нее.
— Я не помню, чтобы давал тебе разрешение прикасаться ко мне.
Страх вспыхнул в ней при взгляде в его глаза. Она играла с огнем, но часть ее хотела, чтобы ее сожгли.
— С каких это пор тебе вообще не похрен на разрешение? Или согласие?