Насилие
Шрифт:
О чем он думал, когда перебирал ее пальцы сквозь листья растения? А как насчет того, когда он ее целовал?
Если он вообще ее целовал.
Реальность расплывалась.
Или, может быть, она все-таки сходила с ума.
Мэри вышла из ванной и положила телефон на стол. Вэл наблюдала, как она схватила с пола кучу одежды и запихнула ее в один из своих открытых ящиков, с силой надавливая, пока он не закрылся.
— Что ты делаешь?
— Прибираюсь.
Вэл нахмурилась.
— Почему?
— Я позвонила в студенческую службу и сказала, что нам
— Ты сейчас им звонила?
— А ты что подумала? — беспечно сказала Мэри, усиливая сомнения Вэл.
— И они проводят осмотр комнаты? Что они сказали?
— После того, как закончили ругать меня за безответственность, ты имеешь в виду? Они пришлют кого-нибудь в четыре.
Обе девушки повернулись, чтобы посмотреть на часы — было два. Подумав о Гэвине, Вэл сказала:
— Это недостаточно быстро. — Должно быть, он снял копию с ее ключа. Если у него появится желание, он легко мог бы нанести им обеим еще один визит. Ни она, ни Мэри не способны его одолеть.
— Да, но это лучше, чем ничего.
Это правда.
— Все происходящее действительно меня пугает.
Вэл открыла рот, чтобы... что, утешить? Она не стала бы оказывать Мэри такую услугу. Страх неприятен, но именно поэтому он спасал жизни.
Отвратительный раздражитель.
Паранойя.
Она задавалась вопросом, действительно ли Мэри звонила в студенческую службу, чтобы они сменили замок или вместо этого она, вызвала их как своего рода неотложную психиатрическую помощь. «Помогите, моя соседка по комнате сошла с ума... пришлите подкрепление».
— Я не хочу умирать, — говорила теперь Мэри.
«А кто хотел?
Да. Некоторые хотят.
Я хочу. Иногда.
Мимолетно».
Но человеческое тело было бесстрашным механизмом. Даже когда все становилось хуже некуда, оно отчаянно цеплялось за жизнь, переключаясь на резервы, скрытые так глубоко, что даже ученые не нашли их все.
— Прости, — прошептала Вэл.
— Я на такое не подписывалась, — Мэри говорила так, словно собиралась заплакать. — Я совсем не так представлял себе свой первый курс. Боже, Вэл, почему ты ничего не сказала раньше? Почему ты мне не сказала?
«Мне, наверно, стоило прийти с предупреждающей табличкой. Ты имеешь в виду?»
— Потому что я пытаюсь забыть, — резко ответила Вэл.
— По крайней мере, скажи мне, как он выглядит.
— Кто?
— Он.
Вэл повернулась лицом к стене.
— Я не хочу о нем говорить.
— Я же не прошу тебя выкладывать все подробности. Я не хочу знать историю твоей жизни. Не хочу знать, как вы двое познакомились. Я просто хочу узнать, как он выглядит на случай... на случай, если когда-нибудь с ним столкнусь.
В ее голосе действительно звучал страх. Но Вэл уже давно перестала верить, что кто-то совершенно невиновен. В игре всегда был какой-то более темный мотив. Даже у тех, кто был тебе близок.
Особенно у тех, кто близок.
Блейк, Лиза, Джеймс — у всех у них имелись секреты. Секреты, которые вбили клин между ними четырьмя и, в конечном счете, привели к их уничтожению. Это были
— У него черные волосы. Бледная кожа. Серые глаза. Он очень... высокий. Поразительный... я имею в виду его яркую внешность. — Не только внешность. — Ты бы сразу узнала. Его как будто окружает какая-то энергия.
Животный магнетизм.
Мэри замерла.
— Мне кажется, я его видела.
Вэл посмотрела на нее так быстро, что услышала, как что-то щелкнуло.
— Что? Видела? Когда?
— Некоторое время назад... он хотел знать, где живет Вэнс. Сказал, что он побеспокоил тебя. Вэнс, то есть. Что он друг, присматривающий за тобой.
— Я не видела Вэнса и не разговаривала с ним после вечеринки. Ты дала ему адрес? Ты ведь не...?
— Кажется, да. Боже мой, что я наделала?
Вэл покачала головой. Вот и все для Вэнса.
Мэри закусила губу.
— Ты знаешь... Мне кажется, я могла видеть его в холле. Сегодня утром. Да. Теперь, когда я думаю об этом, это был он.
— Он сказал что-нибудь тебе?
— Нет.
Тогда, возможно, он не убьет ее.
Все это не имело никакого смысла. Вэнс не был ладьей. Он не мог быть ладьей. Она бы поставила свою жизнь на то, что это Мэри.
Но, похоже, Гэвин планировал сначала убить Вэнса.
Вэл нанесла визит местному психологу, которая к тому же читала лекции у них в университете (ее пациентам не разрешалось посещать ее курсы). Вэл рассказала столько о своей истории, сколько осмелилась. Психолог самодовольно кивала на протяжении всего часового сеанса, воздерживаясь от суждений.
Словно это может помочь.
А потом, после сеанса, психолог дала Вэл отсрочку от посещения психиатра, которую Вэл порвала и выбросила в мусорную корзину по пути к выходу. Она не хотела, чтобы ее навязывали кому-то другому, как мусор.
Плюсом — если в этой ужасной ситуации имелся хоть какой-то плюс — было то, что ей не придется посещать занятия пару дней. Психологические обследования, по-видимому, были академическими «пропусками на свободу».
Вэл написала своим преподавателям по электронной почте, очень кратко объяснив ситуацию. Большинство из них не спрашивали о дополнительных деталях. В школе поднялся шум из-за убийств учеников. У персонала было примерно столько деталей, сколько они могли получить в данный момент.
Когда Вэл вернулась в общежитие, было пять минут пятого. Мэри уже ушла на занятия. Слесарь еще не приходил.
Вэл бросила сумочку на кровать и сменила рубашку. Она вся вспотела после своего бега домой. Было не жарко, но влажно. Прохладный чистый хлопок на ее влажной коже был приятен и поднял ей настроение. Когда слесарь все-таки пришел, опоздав на полчаса, она была даже почти вежлива.
Он был молод, лет двадцати пяти, вероятно, с козлиной бородкой, которая не подходила к его лицу, и в комбинезоне, украшенном названием компании. На плече он нес холщовую сумку с инструментами и, если судить по хмурому выражению его лица, был зол.