Наследие Иверийской династии
Шрифт:
Вскоре аллея гортензий сменилась аллеей олеандров. Ярко-розовые всполохи, прячущие в высокой зелени местные домики, напомнили о Кроунице. О тех чудесных временах, когда мы с бандой изгоев свободно разгуливали по серым улицам. Но сейчас эти воспоминания не принесли с собой тоски и грусти.
В теле разливалась приятная усталость после магии Девейны, а лёгкий ветерок приятно обдувал обнажённые плечи.
Странно, но теперь я чувствовала себя даже лучше, чем ещё час назад. Азарт разогревал кровь и придавал сил. Но это был новый, неведомый мне ранее азарт — не хищника, а исследователя и разоблачителя.
Что ж, это была познавательная прогулка.
Жаль только, что в усыпальницу Мелиры мы так и не попали.
Глава 7. «Анна Верте»
На меня смотрела благородная дева. Одинокие жёлтые волосы-пружинки торчали из головы в разные стороны, треугольное платье едва прикрывало колени, один глаз больше другого, а вместо носа — две точки. Зато радушная улыбка от уха до уха и белые перчатки, несомненно, могли принадлежать только девушке из мелироанской академии. Детский рисунок отражал любовь и восхищение. Он пестрел на внешней стене кирпичного забора, прикрытый виноградными листьями и изрядно общипанными гроздьями.
— Это Зидани Мозьен, — хохотнула Приин, поднимаясь по щербатым ступеням. — Дети нарисовали ещё к прошлому посещению. Не правда ли, похожа?
— Вылитая, — ни капли не соврала я.
И юркнула вслед за сестрой Блайт в открытую калитку, по её примеру приказывая служанкам оставаться снаружи, рядом с целой армией стязателей. Они расположились у ворот дома напротив, вместо рисунка украшенных надписью “Орден Крона, пошёл прочь!”, и внимательно осматривали окрестности. Как настоящая мелироанская дева, я заверила охрану, что пребываю в полнейшем порядке и никакая опасность мне не угрожает. В конце обворожительно улыбнулась, как учила Лаптолина.
Не знаю, поверили ли стязатели, но своё пребывание в сиротском приюте кровавые маги сочли неуместным. Ограничились беглым осмотром территории. И на том спасибо.
В просторном дворе, нагретом ласковым солнцем, на верёвках колыхалось бельё. Чуть дальше по узкой тропинке притаился выбеленный домик, украшенный свежевыкрашенными алыми ставенками и резным карнизом. Высокие фикусы и каштаны прятали покосившееся крыльцо. На него краски не хватило. Расписное и узорное, крыльцо давно обветшало и выцвело. Пушистые цыплята стучали клювами по деревянным ступеням: в щелях прятались мелкие жучки и травинки.
Рядом с крыльцом красовалась алая, в цвет рам и дверей, вывеска с проржавевшими металлическими буквами. Надпись гласила:
“Сиротский приют для девочек “Анна Верте”
Основан в честь первой мелироанской девы Анны Иверийской, возлюбленной супруги короля Ирба,
в 173 году от коронации Тибра Иверийского”
— О древнем грязекровке в приюте ни слова, — бросила Приин через плечо, задерживаясь в дверях. — Не стоит пугать детей. А сёстрам расскажем на обратном пути.
Я кивнула и вошла в дом. И без лишнего предупреждения не планировала ничего рассказывать. Даже ради того, чтобы доказать свою правоту насчёт существования икша. С некоторых пор я вообще начала ценить молчание выше честности. Даже не знаю, что на меня повлияло: подозрение в убийстве или всё-таки уроки светской беседы в академии. На ум ещё некстати пришли последние слова Тильды. Помню, она просила сестру не делать этого. Означало ли это, что леди Лорендин убила одна из мелироанских дев?
Это предстояло выяснить.
Приют меня разочаровал. Отчего-то всю дорогу по аллее Олеандров представлялось поместье вроде Приюта Ордена, или хотя бы большая роскошная усадьба, но “Анна Верте” оказался небольшой избушкой на несколько комнат, с низким потолком, маленькими окошками и лавками вдоль стен. Чистые льняные шторки, вышитые аккуратными розовыми цветками, тарелочки в щербатом серванте, грубый стол и вытертые ковры сияли чистотой. Но от количества собравшихся женщин и девочек было тесно и душно: мелироанские девы, сиротки, наставницы в белых одеждах заполонили просторную комнату так, что и шагу ступить было негде. Между ними мельтешили рудвики. Хорошо хоть служанок леди отправили во двор — играть с детьми в резиночки под звон серебристых цикад в кустарниках.
— Напиток для новых леди, лу-лу! — пискнула маленькая пушистая хозяюшка, подавая нам стаканы с яркой жидкостью.
Я приняла угощение.
Густо-малиновый ароматный морс наполнил рот прохладной сладостью и освежил мысли, в которых бабочкой мелькнуло яркое воспоминание о кабинете Демиурга.
Кажется, он любил Батор. Судя по тому, как часто о нём упоминал. И малину. И вишнёвый бренди. И театры, конечно. А меня?
Я поперхнулась, утирая губы запястьем. На белоснежной перчатке остались розовые следы. Кряхт!
К счастью, моей неосторожности никто не заметил.
У очага, за ненадобностью прикрытого светлой шторкой, прямо на полу сидела Зидани. Прелестное создание в ворохе юбок и светлых кудрей рассказывало сказку. Девочки — человек десять, не меньше, — облепили целительницу, как плоды тарокко — древесную ветку. Курносая сиротка пролезла под мышку, совсем крохотная малышка устроилась на коленях и тянула девушку за белый тиаль, а остальные просто старалась подвинуться как можно ближе.
Другие сёстры разместились на лавках, и робкие улыбки цвели на их лицах. В простом интерьере богато одетые леди смотрелись чужеродной роскошью, но, кажется, никого это не смущало. Между мелироанскими девами ютились сиротки постарше: в чистеньких одноцветных платьях, долговязые и пухлые, уже почти девушки, они все оставались детьми, что с раскрытом ртом слушали сестру Мозьен.
От столь умилительной картины на сердце потеплело.
— …и тогда самая младшая из всех богов, Нарцина, поднялась с цветущего трона и взмахнула белой рукой. “Всех новорожденных я награждаю редким талантом, дарую им свою милость, — сказала она. — И не будет на свете бездарного дитя, как не бывает дитя без веры в чудо. Но сохранит мой священный дар только тот человек, кто, вырастая, сможет сберечь в себе ребёнка.”
— О-о-о-о-о! — хором протянули малыши.
Взрослые девочки воодушевлённо заёрзали. Приин тихонько рассмеялась, раскрывая объятия сразу для трёх девочек. Одна из сироток, чумазая коротышка в короткой цветастой юбчонке, подбежала и обняла меня за ногу.