Наследие Иверийской династии
Шрифт:
— Наша сестра смогла их победить, — непринуждённо рассмеялась девушка. — Потому что она умеет сражаться. Она сильная, смелая и умеет постоять за себя и за всех жителей Квертинда, больших и маленьких. Настоящая воительница. У неё даже шрамы есть. Хочешь, леди Эстель тебе их покажет, Малька?
Любопытная веснушчатая мордашка снова высунулась из-за двери. На этот раз — полностью. Я едва сдержала поражённый возглас: на щеке у девочки красовалось поджившее клеймо в виде свиньи. То самое клеймо Тильды Лорендин. Меня аж тряхнуло от ярости.
— Шрамы от чудовищ? — забывшись, выпучила глаза Малька.
—
Сжав кулаки, я оглядела всех по очереди, требуя ответа, и, уже не сдерживаясь, добавила:
— Вот же злобная, жестокая тварь!
— Тсссссс! — настойчивее раздалось со всех сторон.
— Это просто ужасно! — вспылила я. — Как вы позволили?! За что?
— Это за то, что я дружила с Броном, — быстро ответила сама девчонка. Она снова выглянула, прикрывая щёку рукой. — Сестра Лорендин сказала, что моё место в грязи рядом с таким же отребьем, как он. Девочки говорят, что это правда.
— Малька-свинюшка! — раздался между хрустом леденцов злобный шёпот.
Оскорбление адресовалась девчонке, а ощущение было, что мне лично. О, мне это было очень хорошо знакомо. Кожа покрылась мурашками, а в ушах привычно загремел бешеный гул крови. Ошарашенная, я переводила взгляд от одной сестры к другой, требуя от них не то оправданий, не то извинений. Я не могла поверить, что Тильда и вправду это сделала. Я не могла поверить, что ей это позволили. Сёстры, наставницы приюта, Лаптолина, в конце концов. Взрослые, которые должны были защитить ребёнка.
— Брон — местный карманник и разбойник, — обратилась ко мне старшая наставница в очках. — Он настоящий головорез. К тому же уже почти взрослый мужчина. Малька помогала ему скрываться от городовых, — она пожевала губами, подбирая слова. — Вы должны понимать, леди Эстель, что в наше заведение попадают худшие из детей, их необходимо воспитывать, — голос женщины старчески дребезжал. — Семья Лорендин регулярно жертвует на благо приюта крупные суммы. Помощь леди Тильды Лорендин в воспитании мы обязаны принимать так же достойно, как и щедрые взносы.
— Она заклеймила ребёнка! — снова прикрикнула я. — Вы в своём уме?! Вы и вправду позволили ей это сделать из-за пожертвований?
— Малька совсем распустилась, — не сдавалась старуха. — Живёт волком, ни с кем не разговаривает и кусается. Кидается на детей, как дикий зверь. Это ради её же безопасности.
Ради её же безопасности?! От возмущения я едва не поперхнулась слюной. Привычная, такая приятная и удобная злость прогнала слабость и придала решимости. Мне захотелось разбить стёкла очков этой чопорной карги. Вырезать на её лбу другое клеймо, красноречивее того, что красовалось на щеке Мальки. Или просто дать пощёчину, которая её отрезвит. Сделать то, что сделал бы на моём месте только что упомянутый дикий зверь. Обезьяна с палкой. Сорокина дочь в приступе ярости. Кто-то, кого мне нужно было оставить в прошлом.
Я крепко зажмурилась.
Три вдоха по две секунды. Руки сами самой сжались в кулаки. Что бы на моём месте сказал ментор?
— Вы недостойны своей должности, — вместо удара злобно выплюнула я. — Если не понимаете, что теперь вы в ещё большей опасности, чем были раньше. Месть — очень серьёзный стимул к разрушению. Даже более сильный, чем страх и озлобленность. Вы превратили жизнь девочки в земное пекло Толмунда. И смеете оправдывать себя?
Наставница хотела что-то сказать, подняла палец, но передумала и замолчала. Устыдилась ли? Не знаю. Но ответом мне была только птичья трель, влетевшая в окно вместе с ветром, да деткий смех со двора.
— Я работаю над заклинанием для эстетики лица, — успокаивающе тронула меня за руку Зидани. — Но пока оно не готово, я не могу использовать на детях. Магия исцеления и искусства очень неохотно соединяются вместе, будто бы сама Девейна против такого союза. Она позволяет залечивает раны, но не убирать шрамы. Думаю, со временем я смогу сделать это клеймо светлее, но удастся ли мне вывести его… — она тяжело вздохнула и закрыла лицо ладонями и вдруг заплакала. — Проклятая Тильда. Её призванием было нести разрушения и увечья, а не исцеление душ и тел. Малька, — позвала сестра Мозьен. — Малька, милая Малька, иди ко мне…
Она сама подошла к девочке, обняла её, позволила спрятать лицо в шёлке платья. Погладила по голове и зашептала воззвания к Девейне.
— Малька очень талантливая девочка, — с гордостью рассказывала Зидани, пока с помощью заклинаний успокаивала хныкающего ребёнка. — Одна из лучших учениц. Девейна благословила её огромной силой своей магии… — глаза сестры Мозьен блестели от слёз, но она больше не плакала. — Вы же понимаете, что Брону она помогла не из злых побуждений, а из добрых, — девушка обвела глазами приют, будто просила прощения за свои слова у сестёр. — Сильная изначальная склонность к исцелению призывает её помогать всем людям…
— Я просто хотела помочь, — согласно закивала Малька.
Она всё ещё прикрывала ладонью щёку.
— Почему вы не рассказали Лаптолине? — обратилась я ко всем сёстрам сразу. Те мялись и прятали глаза. И мне пришлось повторить вопрос. — Почему, — повысила я голос. — Вы, — я выделяла каждое слово, удерживая в себе гнев. — Не рассказали Лаптолине?
И размяла пальцы, как перед дракой. Просто по старой привычке.
Несколько сироток, не выдержав накала, выбежали во двор. Другие застыли с леденцами, будто ждали моего разрешения на продолжение хруста. Сестры переглядывались, но молчали. Только Приин смотрела прямо и с особым выражением. Она будто повторяла то, что сказала совсем недавно: “Ты избавила нас от страшного чудовища”.
— У нас были на то свои причины, — всё-таки ответила за всех старшая мелироанская дева. Она сложила руки на животе и задрала подборок. — Конфликт с сестрой Лорендин был чреват последствиями.
— Мы решили повременить с этим, — опустила глаза Зидани. — Тильда бывала очень убедительной…
Я закрыла глаза и тяжело сглотнула. Я прекрасно знала, что Квертинд полнился безумием и несправедливостью, что в нём не было абсолютной правды и лжи, что преступниками оказывались не всегда те, кто сидят в застенках… Я была слишком взрослой, чтобы понимать, как много в мире безнаказанного зла. Пожалуй, я и сама его причиняла. Но увидеть изуродованное лицо ребёнка оказалось верхом жестокости. Чтобы благородная дева в приюте клеймила детей, а остальные ей это позволяли?! Это было похуже Кедровок, халдянки в Понтоне и произвола власти. Это предавало саму суть добра.