Наследие
Шрифт:
Обычно они с Ксиобо проводили акт по продуцированию частиц ци после первого, лёгкого ужина. Это время давало оптимальные проценты от процесса. В перерывах между скачками на фаллосе мужа Лена лежала у него на руке, грызя глазурованные орешки.
— Умное молоко им интересней игрушек, — сказала она.
— Умное молоко, — повторил немногословный Ксиобо. — У меня с ним никогда не получалось.
— Ну, с твоими-то ручищами да пальчищами! — рассмеялась Лена, кусая мужа за толстую кожу.
— Я наливал его и в большую посудину. В поддон заводской.
— Ну и?
— Ничего не вышло.
— Что, ни разу не поднялось?
— Ни разу.
— Хрен с молоком, дорогой. Мы с тобой такое можем — другие вяленой пиздой поперхнутся от зависти.
— И то верно. Пусть молоком детки забавляются.
— Они смешные, правда?
— Ага.
— Надо их к работе приучать. Пельмени лепить, углы ставить, куропчить по тао.
— Ну, чего…
— Да ничего! Ребёнок должен дело знать. Меня в приюте с детства к делу приучали. Дело!
— Дело, — повторил Ксиобо и вдруг оглушительно выпустил газы.
— Ёб твою китайскую мать! — Зажав нос, Лена спряталась у мужа под мышкой.
Хррато и Плабюх не просто посидели эти дни на умном молоке. Им удалось, к изумлению Лены, создать свой ву. И такого ву Лена раньше видела. Во всяком случае, ни у неё, ни у подруг и друзей по молочному отрочеству такие интересные ву не выходили. Она позвала Ксиобо, и супруги уставились на ву, сотворённые руками белых приблуд.
— Откуда вы узнали, как вязать струи и воронки? — спросила детей Лена, но тут же вспомнила, что те не понимают.
— Они знают плетёнку струй умного молока! — сообщила она мужу и расхохоталась. — Ну не пиздец же, а?! Кто вас научил молочке? А? Кто сподобил сбивать сметану?
Близнецы молчали. Лена подсела к ним, вошла в их молоко, сплела свою марлю, накрыла ей сферу детского ву, взбила и воздвигла сметанную площадку, показала свободным мизинцем детям:
— Повторите здесь! Здесь! Ну, делай вот тут!
Близнецы не понимали её.
— Повторите это тут! По-малому, мать вашу! Ну?!
Дети поняли. Их покрытые белым волосом руки вошли в площадку, вызвали десять струй, связали их, вызвали десять воронок, спеленали их, сделали мягкую форму и воздвигли малый ву.
— Ебать-колотить берёзовым поленом! — ахнула Лена.
Мудрый Ксиобо стоял с идиотской улыбкой. Он был рад, что к ним приблудились такие гениальные детки.
— Слушай, дорогой, их же можно на ярмарке показывать! — сказала Лена мужу по-китайски.
— Ну… — Тот пожал плечом.
— Не «ну», а хороший бизнес!
В этот день в перерыве между производством частиц ци Лена предложила расслабленному мужу план: по воскресеньям на ярмарке дети садятся за низенький стол, перед ними блюдо с умным молоком, они лепят ву, народ смотрит, Лена поёт свои матерные частушки, Ксиобо с шапкой обходит толпу.
— У нас денег на жизнь хватает, — ответил муж после раздумья.
— Это пока у тебя стоит, дорогой! А если перестанет стоять?
Он снова подумал, шевеля губищами:
— Не перестанет.
— Все мужики так думают! А потом — раз, и всё! И на что мы дом содержать будем? У нас до сих пор — никаких сбережений, всё тратим на жратву да на прислугу. Надо что-то отложить на твой нестояк.
— Ты думаешь, дети на рынке заработают много денег?
Сидя у него под мышкой, Лена стала загибать свои миниатюрные пальчики:
— Ярмарка по воскресеньям, четыре раза в месяц. По полтиннику зараз точно соберём. Заодно с народом повеселимся. Можем даже пару своих карт толкануть. Не всё же оптовикам по дешёвке впаривать! Сечёшь, а? Веселуха, ебать меня кочергой! Итого — двести в месяц. Их будем откладывать. Строго! За год… это… две четыреста, дорогой! Это если по полтине заработаем, а если больше? Можно в Иньхан засунуть под проценты.
— Или на умную пушку накопить, — задумчиво произнёс Ксиобо.
Последнее время, по мере роста их семейного благосостояния, его всё более одолевали мысли о безопасности. Из оружия у них были только шесть одноразовых гранатомётов. Хотя в АР уже стоял мир, образ умной пушки, охраняющей дом, часто всплывал в мозгу Ксиобо. Иногда он засыпал, сладко думая об умной пушке.
— Ну? — Лена стукнула его кулачком в щёку.
— Согласен, — произнёс Ксиобо.