Наследие
Шрифт:
Аля открыла глаза. Они были полны слёз.
Она всхлипнула и посмотрела на мир окружающий сквозь слёзы. Над ней в полутьме серел потолок купе. Поезд шёл медленно. Покачивало слегка. Аля вытерла слёзы. И увидела свой покалеченный палец. И слёзы снова пришли. Она плакала в полумраке, плакала, чуть всхлипывая. На соседней кровати заворочалась Тьян. Аля вытерла слёзы. И глубоко вздохнула. Повернула голову и глянула на полузашторенное окно. За окном купе брезжил рассвет.
ЧАСТЬ II
Партизанский отряд «УЁ»
К солнца восходу в долину съехали.
И, несмотря на ещё срединный морозный февраль, с восточных сопок проплешеватых — весной потянуло: задул ветер бора с океана, пришёл на смену северной сарме.
Свежий ветер.
Влажный.
И сразу:
— Стой!! Сле-зай!! Рас-пределись!!
Голос комотряда всегда до каждого доходит. До всех ста двадцати девяти. Пронзительный. Свербящий. Сверлит воздух морозный над твёрдым белым настом красным сверлом.
— Тройки!! Нож!! Мётлы!! Зарядный!!
Зашевелились все, с саней сваливаясь. Комотр и комиссар, как всегда, на своих санях, гнедой широкогрудой парой запряжённых. Комиссар спешился, комотр встал на санях в небольшой рост свой, от крика выгибаясь привычно:
— Лопаты!! Нож!! Плетухи!! Розенберг, головой отвечаешь!!
— Есть, товарищ комотр!
— Молотилин, Рябчик — нож!!
— Есть, нож!
И сильней изогнувшись, на ручные часы глянув:
— Время пошло!!!
И, словно в напоминанье, — первый луч солнца сверкнул на рельсах.
Полотно железной дороги вытянулось в долине между западными и восточными сопками. Западные густы лесом, восточные — лысоваты, редколесны: забористый ветер с океана достаёт.
Отряд сыпанул по насту к железке. Лопаты в снег врезались, плетухи наполнялись, нож молотилинская тройка потянула, снег им загребая.
Пыль снежная на солнце золотом вспыхнула.
Стали полотно засыпать.
— Ровней!! Без комков!! Глаже!! Родней!!
Комотр командовал.
Комиссар, тучный, рослый, кадило запалённое из ящика вытянул, захрустел унтами к полотну железки.
Солнечные рельсы стали снегом заваливать. Ровняли лопатами, оглаживали метлами, чтобы родней лежало. Как бы — ветром нанесло. Комиссар вдоль полотна пошёл, кадилом отмахивая:
— Одоление супостатов, супротивных правде, силе и воле Божьей, победу над врагами пошли нам всем, Господи!
За ним следы мётлами заметали, чтобы чисто было.
А солнышко февральское поднималось, сопки плешивые золотя.
С железкой покончив, развернули-поставили танковые сани, посрубали ёлочки, замаскировали. На мощных санях, шестёркой лошадей тащимых, — китайского танка белая башня. Ёлочки скрыли быстро, только дуло ротово высунулось. 150 мм.
— Заряд!!
Подвёз на маленьких саночках старик Басанец ящик с шестью снарядами — всё, что осталось.
Танкисты — Моняй и Паниток — пушку синим бронебойным зарядили.
Наводчики — Шуха и Прыгун — к приборам приникли.
— Маскировка!!!
Отряд в снег зарылся. Опыт есть. Лошадей с санями — в ельник.
— Тишина!!!
Всё смолкло в долине. Зимние птицы перекликнулись робко. Прошло время.
Ещё прошло время.
И ещё прошло время.
И запыхтел чёрным дымом паровоз. Слева. С востока.
По солнечным лучам:
пых!пых!пых!
И тормозить стал сразу: занос.
— С нами Бог! — Комиссар перекрестился, под снегом ворочаясь. Поезд встал.
— Пли!!!
Выстрел. Точно! Опытные Шуха с Прыгуном — на высоте. Разнесло боевой второй этаж поезда. Башня с пушками прочь отлетела. И сразу —
Второй выстрел: в казарму.
Взрыв.
Точно!
Комотр подосиновиком из снега полез:
— Вперёд, герои УЁ!!!
Комиссар с телом грузным — боровиком:
— С нами Бог, братья!!
Отряд восстал из белого, воздух пылью снежной золотя. И с рёвом — к поезду.
Долго добивать охрану покалеченную не пришлось. Этих и в плен не берут.
И вскоре —
комотр с комиссаром шли делово вдоль цепи партизанской, поезд на мушках держащей.
Партизанский отряд «Уссурийские ёбари» лейтенант-морпех ДР Иван Налимов слепил ещё во время войны из дезертиров, на газе сидящих. Комиссар Богдан Оглоблин, расстриженный за «злостное и рецидивное мужеложество» настоятель церкви Николая Чудотворца в селе Чугуевке, прибился к отряду сразу после Иссык-Кульского мирного договора, положившего Трёхлетней войне конец. Налимов невысокий, худосочный, с редкой бородкой. Оглоблин — человек-гора, широкий, пузатый, борода густая на груди караваем лежит.
Отряд по сопкам обретался, грабя и ебя всех встречных и поперечных. Некоторые из них прибивались к отряду. Проводились также налёты на деревни и поезда, вылазки ночные в города за газом.
Пассажиров всех из вагонов повывели. Ставили — лицом к поезду, руки на вагон.
Подлетели с визгом полозовым командирские розвальни. Комотр взошёл на них, руки вдоль лядащего тела вытянув:
— Товарищи партизаны!!
Замерли все сто двадцать девять с оружием в руках.
— С победой вас!!! Ура!!!
— Ура-а-а-а-а!!!
Понеслось по долине, от сопок отражаясь. Комиссар богатырский, тучный рядом с санями, да и так выше комотра:
— Братия во Христе, православные партизаны! Даровал Господь нам победу снова, ибо правильным путём следуем, на добро опираемся, мировому злу противостоим! С нами Бог!!
— С нами Бог!!!
Командир воздуха морозного в грудь тщедушную набрал:
— Мас-ки!!!
Зашевелилась цепь: оружие — за спину, маски — с пояса.