Наследник имения Редклиф. Том второй

Йондж Шарлотта Мэри

Гэй, такимъ образомъ, могъ существеннымъ образомъ облегчить судьбу бдныхъ своихъ родственниковъ и, подъ предлогомъ платы за воспитаніе Маріанны, содйствовать въ то же время планамъ благотворительности миссъ Уэльвудъ. Та получала бы проценты съ капитала въ тысячу фунтовъ стерлинговъ до совершеннолтія Гэя. Миссъ Уэльвудъ съ радостью согласилась принять на себя воспитаніе ребенка изъ средняго сословія и вообще вела себя въ денежныхъ переговорахъ съ Гэемъ съ большимъ достоинствомъ и простотою. Мистриссъ Диксонъ также не препятствовала ихъ плану, а напротивъ, радовалась, что двочка будетъ жить въ С.-Мидьдред, а не въ Лондон, гд она, вроятно, скоро бы умерла. Главное, что соблазняло

мать, это была возможность надяться, что изъ Маріанны выйдетъ современемъ прекрасная гувернантка. Притомъ, надежда, что богатый родственникъ составитъ современемъ счастіе ея дочери, дотого ее восхищала, что она ни въ чемъ ему не прекословила. Маріанна сначала колебалась, ей жаль было мамы и жаль было ухать изъ С.-Мильдреда. Но когда ее свезли въ школу, познакомили ее съ сестрами Уэльвудъ и показали блую постельку, говоря, что она будетъ принадлежать ей, двочка ршилась остаться у нихъ. До отъзда въ Оксфордъ, Гэй навстилъ ее еще разъ и Маріанна уже весело разсказывала ему, какъ ей хорошо жить, а миссъ Дуэнъ съ восторгомъ отзывалась о кроткомъ характер и отличныхъ способностяхъ малютки.

Долго разсуждалъ Гэй, не лучше ли признаться опекуну, на что онъ хотлъ употребить тысячу фунтовъ стерлинговъ; но, обдумавъ серьезно этотъ вопросъ, онъ ршился молчать до времени. Дло было въ томъ, что миссъ Уэльвудъ вовсе не желала, чтобы капитанъ Морвиль и его сестра знали объ ея школ; не упомянуть объ ней нельзя было, тмъ боле, что одному честному слову Гэя не врили, а выдать секретъ миссъ Уэльвудъ, значило бы испортить весь ея планъ; на все требовались факты и очевидныя доказательства. Съ мистеромъ Эдмонстонъ можно было еще, пожалуй, согласиться: но, къ несчастію, Филиппъ вмшивался всюду, и вопросъ принималъ боле серьезный оборотъ. Гэю пришлось молчать и терпть.

ГЛАВА IV

Прошла уже недля, какъ Гэй перебрался въ университетъ; вдругъ, вечеромъ, сидя въ своей комнат, онъ неожиданно увидалъ передъ собою Филиппа Морвиль.

Гэй чрезвычайно ему обрадовался; онъ надялся, что личное свиданіе можетъ, наконецъ, прекратить вс ихъ недоразумнія, и привтливо протянулъ гостю руку, сказавъ:

— Филиппъ! вы здсь? Когда вы пріхали?

— Полчаса тому назадъ. Я ду гостить на недлю къ Торндалямъ. Завтра буду у сестры.

Говоря это, Филиппъ внимательно осматривалъ комнату Гэя, надясь, по ея обстановк, получить нкоторое понятіе объ образ жизни ея жильца. Но спальня студента далеко не отличалась изяществомъ и комфортомъ, которыми щеголяла квартира капитана; напротивъ, мебели въ ней было очень мали и на всхъ почти стульяхъ и столахъ лежали наваленныя бумаги и книги. Запаха сигаръ и тни не было. На стн висла картина работы Лоры и небольшая гравюра, изображающая замокъ Рэдклифъ. Книги, сколько усплъ замтить строгій инспекторскій глазъ Филиппа, были все учебныя или древніе классики, присланные, какъ видно, изъ старинной домашней библіотеки.

— Куда-жъ онъ деньги дваетъ? думалъ Филиппъ:- на все, что я здсь вижу, большихъ расходовъ не требовалось.

Гэй сидлъ за столомъ; передъ нимъ лежали Софоклъ и раскрытый лексиконъ вмст съ портфелемъ, который онъ поспшилъ закрыть при вход Филиппа, но тотъ усплъ мелькомъ замтить бумажку съ написанными на ней стихами. Наружность Гэя показалась его гостю грустной, задумчивой, но не ожесточенной. Улыбка отличалась, какъ всегда, дтской кротостью; глаза были ясны и привтливы.

— Спасибо вамъ, что навстили меня! сказалъ онъ Филиппу. — Вы врно хотите какъ нибудь помочь мн?

— Я всегда былъ готовъ помогать вамъ совтомъ, — возразилъ Филиппъ:- но вамъ нужно самому о себ заботиться.

— Ну вотъ, опять началась мораль! Если онъ не замолчитъ, я пропалъ. Злой духъ снова опладетъ мною, — въ волненіи говорилъ самъ про себя Гэй.

— Покуда вы будете скрытничать, дла поправить нельзя, — продолжалъ тмъ же наставительнымъ тономъ Филиппъ.

— Я отъ всей души желалъ бы имть возможность объясниться откровенно съ мистеромъ Эдмонстономъ, но меня не допускаютъ до личнаго свиданія съ нимъ, — воскликнулъ Гэй.

— Я пріхалъ сюда именно для того, чтобы вы передали черезъ меня ваше объясненіе дяд, - сказалъ Филиппъ. — Я употреблю вс силы, чтобы примирить васъ съ нимъ, хотя, признаюсь, онъ глубоко оскорбленъ вашимъ новеденіемъ.

— Знаю, знаю, — сказалъ Гэй красня. — меня простить за это нельзя. Тысячу разъ повторяю, что я искренно раскаяваюсь въ рзкихъ моихъ выраженіяхъ, сказанныхъ на счетъ его и васъ!

— Положимъ такъ; по всему видно, что вы въ ту минуту себя не помнили. Что-жъ касается меня, то я право давно и забылъ объ этомъ обстоятельств, но дло не во мн. Отдайте отчетъ мистеру Эдмонстону, куда вамъ нужны были тысяча фунтовъ стерлинговъ?

— Мн они понадобились на одно предпріятіе, — отвчалъ Гэй. — Но что-жъ объ этомъ толковать, если мн денегъ не дали.

— Это объясненіе не удовлетворитъ вашего опекуна. Онъ желаетъ знать, не издержали ли вы этой суммы на кредитъ?

— Какое же ему еще доказательство нужно, если я далъ ему честное слово, что деньги мною не истрачены.

— Мистеръ Эдмонстонъ не сомнвается въ вагей чести, — началъ было Филиппъ.

Но въ эту минуту глаза Гэя сверкнули бшенствомъ; ему показалось, что въ голос Филиппа слышалась фраза: «Хотя самъ я еще не увренъ, что это нравда», и Гэй сдлалъ страшное усиліе надъ собой, чтобы не броситься на своего врага.

— Мистеръ Эдмонстонъ, — повторилъ Филиппъ, — вритъ вамъ, но на вашемъ мст каждый поспшилъ бы представить ему письменный отчетъ, куда угютреблена вся сумма, чтобы убдить его въ истин своихъ показаній.

— Но я вдь давно сказалъ, что я связанъ честнымъ словомъ, и обязанъ хранить это дло въ тайн, возразилъ Гэй.

— Очень жаль! замтилъ Филиппъ. — Если дйствительно вы не имете права оправдаться словесно, все, что я могу вамъ посовтовать — это то, чтобы вы представили ему свою расходную книгу, пусть онъ убдится по крайней мр, что у васъ долговъ нтъ.

Гэй въ жизнь свою не имлъ расходной книги и ему въ голову не приходила мысль, чтобы нашелся человкъ, имющій право требовать у него отчета въ его собственныхъ деньгахъ. Онъ искусалъ себ губы до крови и ничего не отвтилъ.

— Значитъ, вопросъ о тысяч фунтахъ уже поконченъ. Вы отказываетесь отдать въ нихъ отчетъ? началъ снова Филиппъ.

— Да, отказываюсь. Если моему честному слову не врятъ, мн нечего больше говорить. Но растолкуйте вы мн вотъ что, кто наклеветалъ на мена опекуну, будто я играю? спросилъ вдругъ Гэй. — Если вы мн дйствительно желали помочь, представьте мн факты, обвиняющіе меня.

— Извольте: дяд извстно, что вы выдали чэкъ на свое имя, засвидтельствованный мистеромъ Эдмонстономъ одному извстному игроку.

— Это правда! отвчалъ Гэй очень спокойно.

— А между тмъ, вы увряете насъ, что не играли ни въ карты, ни на бильярд, ни даже пари не держали?

— Да, я не игралъ и пари не держалъ, — повторилъ Гэй.

— Чей же вы долгъ заплатили?

— Не могу сказать, хотя знаю, что это обстоятельство говоритъ противъ меня. Я прежде думалъ, что моего честнаго слова достаточно, чтобы убдить опекуна, что я говорю правду, онъ не вритъ, мн ничего больше не остается длать какъ молчать.