Наследство Карны

Вассму Хербьёрг

Анна поникла, словно из нее выпустили воздух, но тут же снова выпрямилась.

— Должна сказать, что твои слова задели меня. За себя надо отвечать, Вениамин. — Голос у бабушки был спокоен, не то что сердце. Оно громко стучало под щекой Карны.

Анна отошла к окну. Папа остался один посреди комнаты. Он не пошевелился с тех пор, как Анна начала говорить.

Бабушка переводила взгляд с него на Анну и обратно.

— Мне сейчас нужен большой бокал портвейна. Или лучше докторского рома. Ваша гора меня доконала.

Будь мне двадцать пять, я бы купила себе верховую лошадь, чтобы только не мучить ноги, поднимаясь к дому доктора. Но в моем возрасте я предпочитаю ходить пешком, нежели объезжать лошадь.

Папа очнулся. Он подошел к шкафу, достал графин и рюмки. Наливая, уронил одну рюмку на пол.

Отступив на шаг, он долго смотрел на осколки. Потом отставил графин, забыв, по-видимому, что собирался сделать.

Карна отпустила бабушку и подошла к нему. Он ее не заметил. Она наполнила две оставшиеся рюмки. Открыла шкаф, достала и наполнила третью рюмку.

Все по-прежнему молчали.

Карна протянула папе рюмку, он принял ее, не глядя на Карну. Потом она подошла к окну, где стояла Анна, и к бабушке. Дала рюмки и им. Хорошо, когда знаешь, что нужно делать.

Но пить, по-видимому, никто не собирался. Тогда она решила положить этому конец. Она встала рядом с папой, сложила на животе руки и сказала:

— За ваше здоровье!

Дина выбросила из конторы мебель Олаисена и заменила ее новой. Сделала двойную дверь, чтобы заглушить шум верфи. Повесила новые занавески. И переехала в контору. Она повелевала. Приказывала. Проверяла. Сразу отменила два прежних распоряжения.

Мужчины и раньше снимали перед ней шапки, так было всегда. Но когда они начали ей кланяться, она выбранила их и велела продолжать работу.

— Кто не может поздороваться, не отрываясь от работы, пусть лучше вовсе не здоровается, — сказала она.

Они боялись ее больше, чем Олаисена, которого приветствовали, точно оловянные солдатики. В шесть утра в понедельник, минута в минуту, Дина приходила на верфь, вызывала к себе мастера и подробно расспрашивала его обо всем.

К полудню она оставляла их в покое, но они слышали, как она работает в конторе.

Она приобрела крутящееся кресло. Такого здесь еще не видели и хотели бы испробовать, но не смели подняться в контору без ее вызова, а тогда она сама сидела в кресле.

Олаисена больше заботил его костюм, чем обстановка конторы. Фру Дина умела позаботиться сразу обо всем. Она и для рабочих приобрела хороший стол и удобные стулья, чтобы они могли есть по-человечески. До сих пор они располагались обедать на ящиках или кому где вздумается.

По субботам она угощала их так называемой «стапельной стопочкой». И сама выпивала вместе с ними. После рабочего дня.

— Я не оплачиваю то время, когда вы пьете, — говорила она.

Им было странно получать

распоряжения от женщины. В этом было что-то противоестественное. Но выбора у них не было.

Однажды мастер сказал ей, что при Олаисене они закрывали наряды только в конце недели. Такой был порядок.

Дина похлопала его по плечу:

— Если хочешь, можешь соблюдать порядки Олаисена… когда начнешь работать у него. Но тогда нам на верфи понадобится новый мастер!

— Черт бы тебя побрал! — буркнул мастер, когда она ушла.

Но никогда больше не говорил о порядках, которых придерживались у Олаисена.

Они не совсем понимали ее. Но что-то говорило им, что она понимает их.

Она приказала мыть полы не один раз в неделю, а каждый день. Одни рабочие посмеивались, другие чертыхались. Но через две недели все заметили разницу. Теперь им было легко дышать каждый день, а не только по понедельникам.

Олаисен, получив большой заказ, имел обыкновение совершать прогулку на «Лебеде», чтобы выпить по стаканчику пунша с «нужными людьми». Фру Дина спускалась после окончания работы из конторы, объявляла рабочим цифры и следующее задание и предлагала выпить по рюмочке. Но только по одной.

Этого было достаточно, чтобы рабочие становились покладистыми. Возвращаясь домой, они не были даже навеселе. Но на душе у них было светло, и телу было приятно. Однажды цифры оказались особенно хорошими, и рабочим тоже перепало от этого. Дина ничего не сказала им заранее, но велела Педеру после ее ухода раздать рабочим деньги.

Когда они потом благодарили ее, она махнула рукой и сказала: «Работайте на здоровье». Если бы она не была женщиной, они сказали бы, что она хороший мужик.

После Нового года Педер пришел к Дине в четверг, чтобы заняться бухгалтерией. Этот обычай сохранился, хотя теперь они могли бы заниматься бухгалтерией и в конторе.

Он был угрюм, потому что заранее приготовился объявить ей, что должен взять расчет.

— Почему? — удивилась Дина.

— Вилфред считает, что я не должен работать на другую сторону.

— Что еще за другая сторона?

— Или на его конкурента. Он так сказал.

— А ты?

— Я должен взять расчет.

— Чтобы угодить брату?

— Нет, чтобы что-то сделать.

— И ты считаешь, что ничего лучше ты сделать не можешь?

— Это с какой стороны посмотреть. Или сколько можно заработать.

— И как же ты собираешься зарабатывать?

— Пойду в море. На пароходе Вилфреда. Он хочет, чтобы я возил наживку и всякое такое.

— Та-ак… Выходит, ты занимал деньги на учение, чтобы теперь возить наживку?

Педер наклонил голову и заложил руки за спину.

Дина внимательно наблюдала за ним.

— Извините меня, фру Дина. Я не хочу ссориться с братом.

— Других причин нет?