Наследство Карны
Шрифт:
— Может быть.
— И все-таки ты отказался от сана?
— Я уехал в Миннеаполис. Преподавал там норвежский. Страховал на случай пожара.
Она издала удивленное восклицание. Он усмехнулся, но без тени смущения.
— А теперь хочешь поехать в Рейнснес и посмотреть, что ты сможешь там сделать?
— Нет, — спокойно ответил он.
— А что же?
— Если бы Рейнснес принадлежал мне, я бы считал, что усадьба пришла в запустение по моей вине. Рад, что избежал
— Понятно. Мне тоже захотелось.
— Ты здесь солидно обосновалась. Я слышал про твои предприятия. Перестраиваешь Страндстедет под новые времена? У тебя неплохо получается.
— Ты слишком высокого мнения обо мне, Юхан.
— Почему же?
Тон, каким она произнесла его имя, заставил его опустить глаза. Может, она так же одинока, как он?
— Новые времена оказались губительны для Рейнснеса. Вениамин сдал в аренду землю и хлев. Дом выглядит как всегда. Но там никто не живет. Он заперт. Иногда мы ездим туда. Все вместе или как придется. Чаще всего летом.
Она помолчала и пригубила вино.
— Тебе, наверное, не терпится попасть туда?
— Если это никого не затруднит.
— Я договорюсь, чтобы тебя отвезли туда.
— А ты поедешь со мной?
Она быстро взглянула на него:
— Если ты подождешь несколько дней, я пошлю туда служанку, чтобы она все привела в порядок. Пустой дом, сам понимаешь.
— Нет.
— Нет?
— Только ты и я.
Он видел, что ему удалось привести ее в замешательство. Но только на мгновение.
— Ах вот как? Но тогда я скажу служанке, чтобы она вернулась, как только закончит работу.
Ее улыбка была всего лишь нервным подергиванием мышц. Было видно, что она еще не привыкла подчиняться приказам. И она не спросила, что он имеет в виду.
— Спасибо! — Он посмотрел на карманные часы. Это были часы Иакова. Потом допил рюмку и встал.
По пути к двери он вспомнил о своем пальто, лежавшем на ее кровати. Но не спросил о нем. Она тоже не упомянула о нем. Неужели она позволит ему уйти без пальто?
Когда он взялся за ручку двери, она сказала как бы невзначай:
— А твое пальто?
— Что?
Она кивнула на спальню.
Он подождал, но она не собиралась принести ему пальто.
— Ах да, верно! — Он отпустил ручку двери.
Что это, месть или прежняя одержимость? Юхан не знал. Он сделал вид, что хочет забрать пальто, но подошел к ней. Обнял за талию и увлек за собой в спальню. Так человек ведет себя, только когда ему нечего терять.
Он застал ее врасплох. Она позволила увести себя. К пальто американского покроя с большим воротником. К шляпе.
В последний
Она осторожно высвободилась из его рук. Положила руку ему на плечо и оттолкнула его. Не резко. Скорее намекая, что он стоит слишком близко. Когда она начала прибегать к намекам?
Он взял пальто и шляпу. Выходя из гостиной, раза два внимательно оглянулся.
— Красивая комната. Спасибо за угощение! Покойной ночи, Дина!
Вениамин встретил Сару на дороге. Удобный случай для разговора.
— Добрый день! — весело сказал он и пошел рядом. Взял у нее из рук корзинку и спросил, как она поживает.
Она была удивлена:
— Спасибо. Хорошо. Разве тебе в эту сторону?
— Я не спешу. А как дела у вас?
— Ханна почти не выходит из дома, значит, все в порядке, — ответила Сара. Но Вениамин уловил в ее голосе отчаяние.
— Что можно сделать? — тихо спросил он.
Мимо прошли несколько человек.
— Если уж Дина не могла спасти ее, то я и не знаю… Порой мне кажется, что она уже сдалась.
— А он?
— Потеряв верфь, он потерял и мужество. Но пока он хотя бы не трогает ее.
— Скажешь, если что-то случится?
— Да, если смогу улизнуть из дома. Теперь это бывает нечасто.
Он кивнул:
— А ты сама как?
— Что — я? Тоже не могу никуда пойти. Он и меня стережет. Если б ему немного повезло, он бы повеселел.
Вениамин остановился и отдал ей корзинку. И долго смотрел потом, как она, прихрамывая, поднимается по склону.
Анна написала письмо Ханне и Вилфреду Олаисену и отправила его по почте. Она пригласила их в Рейнснес на Иванов день. Будут только две их семьи. Пожалуйста! Карне и Педеру так тяжела эта семейная ссора. Хорошо, если бы до того Вилфред с Ханной пришли к ним в гости. Они бы провели вечер только вчетвером. Письмо было адресовано Вилфреду. Он на него не ответил.
Ханна почти не показывалась на людях. Продавщица и портниха были уволены. Шторы на окнах магазина не поднимались. В солнечные дни сквозь желтую вощеную ткань просвечивало объявление, приглашающее заказчиц. Теперь оно ничего не значило.
От прежнего Олаисена осталась лишь тень. Однако он продолжал посещать совещания в редакции газеты. Иногда приходил на пристань, чтобы встретить деловых знакомых. Но сам редко ездил куда-нибудь на своих судах. Люди полагали, что он устроил контору в одной из комнат своего дома.