Настой из памяти и веры
Шрифт:
Под кабинет ему выделили старую коморку с одним окном, что на третьем этаже. Оттуда есть ход в башенку, и можно спуститься вниз по служебному коридору. Но там очень пыльно и везде паутина – слуги там давно не ходят.
Зато это настоящий кабинет!
Туда перенесли секретер с кучей ящичков. Кажется, он принадлежал раньше нашей бабушке. Еще в комнате красные обои, что мне не нравится. Но Вику, кажется, все равно, ему это не интересно. Мужчины!
Из Варшавы приехали книги – ох, Вик, к чему тебе СТОЛЬКО книг! – и анатомические пособия. Больше всех мне понравился человеческий скелет.
А насчет
– Ты только не визжи.
И снял покрывало. И я не завизжала! Пф, было бы из-за чего! Это же всего лишь воск, даже если он изображает кишки и голые мышцы без кожи. Тоже мне, нашел трусиху.
Меня не пугают такие вещи. Даже наоборот. Думаю, они любопытные.
14 января 1909
Сегодня я видела что-то странное. Папины гости и он сам шли по коридорам дома. Впереди шла простоволосая девица, у нее были завязаны глаза, и она шарила в воздухе руками. Рядом с ней шла красногубая Тереза и звенела в колокольчик, а зеленолицый делал руками пассы вокруг головы «слепой» и что-то нашептывал. Следом за ними тихонько ступали остальные мужчины. Они как будто ждали чего-то важного. Было неприятно видеть среди них папу. А он меня даже не заметил.
Я вжалась в стену и пропустила их мимо.
Они прошли немного дальше, и тут простоволосая рухнула на пол. Я решила, она споткнулась, и поделом. Кто же в своем уме будет ходить с завязанными глазами?
Но тут она выгнулась дугой и издала жуткий стон.
– Здесь! Это здесь! – провозгласила Тереза и упала на колени рядом с ней.
Что было дальше, я не увидела. Жюль вдруг оказался у меня за спиной и больно стиснул плечо:
– Cher ami, что ты здесь делаешь? Почему бы тебе не пойти поиграть в куклы?
Развернул меня и подтолкнул прочь. Пришлось уйти.
Снова плакала от злости, пока не перестала видеть.
22 января 1909
Вик сильно обеспокоен. Теперь он никак не может усидеть на месте, а раньше мог не шевелиться часами! А когда я спрашиваю его, он сердится и говорит, что я ничего не понимаю. Сегодня я не выдержала, обозвала его книжным червем и убежала.
Позже он пришел ко мне и извинился. Предложил завтра погулять. А если будет плохая погода, то посидеть в его новом кабинете. Я, конечно, его простила.
Пусть они с папой снова в ссоре, но я никогда не брошу братика.
6 февраля 1909
Вик рассказал мне, что на самом деле хочет заниматься не внутренностями, а мозгами человека, его мыслями. Мне стыдно признаться, но я и правда почти не поняла, что он мне рассказывал. Зато я узнала, что название психиатрии происходит от греческого псюхе – душа. Она же психея, псишея. Древние греки изображали душу человека в виде бабочки.
Я предложила Вику нарисовать бабочку на его двери. Все равно она слишком мрачно выглядит, как дверь в какой-то склеп. Но он усмехнулся и сказал, что бабочка – это слишком мой символ.
А я так и не смогла признаться ему, что мне больше не интересно возиться с мертвой коллекцией. Все равно она уже кем-то собрана.
Тогда мы решили придумать Вику свой знак. Чтобы это был не обычный Кадуцей, а что-то свое, что будет принадлежать только ему. Я обещаю подумать.
28 февраля 1909
Дорогой дневник, мой милый молчаливый слушатель. Моя жизнь с этого дня снова
Прошлой ночью я проснулась с предчувствием беды. Через мгновение дверь в мою комнату распахнулась, и я закричала! Но это был Виктор. Он странно стоял и держался одной рукой за другую.
Я скорей зажгла ночник и совсем лишилась дара речи! Вся рука Вика выше локтя и до самых пальцев была в крови! Я стала расспрашивать его, но он не хотел отвечать, тогда я заплакала. Я и сейчас не могу сдержать слез!
Он попросил меня не бояться и велел собирать вещи. Сказал, что мы немедленно уходим из дома. Что поедем в Варшаву, и что оставаться нельзя ни на час. И оставил меня одну.
Я так заволновалась, что стала собирать все подряд – сорочки, летние туфли, шляпу, увеличительное стекло Бартека… И только потом вспомнила, что у меня нет своего чемодана! Тогда я взяла только бисерный ридикюль, в который откладывала деньги с каждых именин, быстро надела пальто, сапожки и кроличью шапочку. Виктор вернулся, у него в руке была тряпичная котомка. Сквозь ткань угадывалась какая-то книга. Ох, Вик!
Брат тащил меня по коридору, я едва за ним успевала. Мы даже еще не вышли, а у меня уже заболели ноги.
Но внизу, у подножия лестницы, словно ниоткуда возник отец! У него было такое лицо, какого я никогда не видела! Он был страшен, страшен как сам Дьявол! Он схватил Вика сзади за шею и швырнул его о стену. Он произнес ужасные слова, я даже не могу их повторить!
Потом они стали друг на друга кричать. Вик кричал, что он не позволит мне остаться в этом доме, что он должен меня защитить, а отец в ответ заявил, что Виктор неблагодарный собачий сын, что он может убираться, и никогда больше не возвращаться.
Я просто стояла и не могла шевельнуться, меня всю трясло, но рот не произносил ни звука. Я не думала, что это так больно, когда два твоих самых родных человека так друг друга ненавидят, что хотят убить!
Виктор показал на свою окровавленную руку и сказал, что не забудет этого. А отец плюнул ему под ноги и сказал, что у него больше нет сына.
Тут меня повлекли прочь чьи-то руки, женские руки. Они уволакивали меня все дальше, оцепеневшую, восковую, пока Вик все кричал мне: «Я тебя заберу! Виктория, я за тобой вернусь, только…».
А потом я очутилась у себя. На мне до сих пор сапожки и шапочка. Я просидела в них прямо в кресле всю ночь. Теперь моя очередь не знать, как жить дальше.
БЕЗУМИЦА 2
Я вскочила с кровати, будто в моей руке не мятый клочок бумаги, а ядовитая тварь.
"Лучше тебе умереть"? Да кто ты такая?!
Новенькая спит, завернувшись в тонкое больничное одеяло, как в кокон. Уже ни о чем не думая, хватаю ее и сбрасываю на пол, прижимаю ей горло коленом, чтобы не вздумала визжать. Ее глаза распахиваются в ужасе, и на какой-то миг мне кажется, что они мерцают зеленым. Сумасшедшая разевает рот, пытаясь вздохнуть, вцепляется неожиданно крепкими руками мне в бедро. Но я зла, моя внутренняя тьма придает мне сил. Она перестает бороться, только дышит с усилием, раздувая ноздри. Боится. Это правильно. Лучше я сама напугаю ее как следует, чем буду потом жить с оглядкой, ожидая пакостей от этой лунатички.