Настоящая фантастика – 2010
Шрифт:
— Неполадки на разгонном блоке Д первой ступы. Левушка, займись!
— Есть, командир! — Я принялся отстегивать фиксирующие ремни на кресле.
Гм, «Левушка, займись»… Мог бы и не говорить, сам знаю свои обязанности. Жердяйчик наш Игошин, хоть по штатному раскладу и записан бортинженером, но в бортовых системах ракеты — ни бум-бум. Водяные — они больше по собственно космической технике специализируются. Да еще в том, чтобы поплавать всласть. Без разницы где: можно внутри герметичного контура орбитальной станции или космического корабля. А можно и за бортом, в открытом космическом пространстве. И не случайно, что
Ну, а самому Пипелычу покидать свой пост и вовсе не резон. Где это видано, чтобы командир, «Заслуженный домовой Лукоморского Союза», тратил свое драгоценное время на всяческие поломки и отказы? Да еще во время запуска — самой скучной операции в любой космической миссии.
Поэтому кто у нас на борту сейчас универсальная палочка-выручалочка? Я, леший Левиафан Дормидонтов, пилот. И копаться во всяких неисправностях мне сейчас предстоит своими собственными волосатыми ручками.
Я выбрался из кресла, с помощью лома и материнского колдовского слова открыл люк в теплозащитном экране на полу пилотского отсека и полез в образовавшийся лаз.
Орбитальный рабочий модуль, через который мне пришлось пробираться, был почти сплошь заставлен деревянными ящиками с аппаратурой, запчастями и провиантом. Но погрузку на космодроме я делал сам, поэтому плутать мне долго не пришлось, и уже через пару минут я добрался до спиральной трубы, связывающей наш космический корабль со всеми ступами ракеты-носителя. Подложив под себя толстый том бортового журнала, чтобы не протереть штаны скафандра во время спуска, я оттолкнулся от отполированных до блеска бортов спирального лаза и скользнул вниз, заботливо подгоняемый в спину постепенно нарастающей перегрузочкой.
Мне всегда нравилось скользить по спиральной дорожке, проложенной между топливными баками ракеты. В качестве баков для хранения окислителя и горючего — живой и мертвой воды то есть — у нас используются гигантские водяные жабы. По команде с Земли щекотуны-тараканы начинают пощекатывать горловины жаб, и те отрыгивают воды в большущие рабочие клизмы. Направляющие шланги клизм вставлены в подхвостовые отверстия Змеев Горынычей. В змеевских желудках живая и мертвая вода соединяются, химически реагируют и производят высокотемпературный газ, который через разинутые пасти Горынычей вырывается во внешнее пространство, создавая реактивную тягу. Эта тяга сейчас и толкает нашего «Еруслана Лазаревича» в звездные выси космического пространства.
Я скользил по спиральному рукаву, тыкаясь в мягкие животы жаб, и насвистывал веселую песенку про то, что до старта есть еще четырнадцать минут и можно вполне успеть выпить бутылочку тинного пива. Настроение было хорошим, несмотря на неисправность, которая дожидалась меня в двигательном отсеке первой ступы. Я вернулся из отпуска на югах, встретился со старыми друзьями, снова приступил к любимой работе в космосе — чего еще нужно молодому пилоту-лешему?
Неисправность, впрочем, оказалась совершенно пустяковой. Это я понял с первого взгляда, как только съехал верхом на бортжурнале в двигательный отсек.
Одна из голов четырехголового Горыныча в секции Д вместо того, чтобы высунуться в выходное отверстие ступы и дружно изрыгать пламя в единой связке с братскими головами, отворотилась внутрь двигательного
Я подошел к диссидентствующей голове и ласково потрепал ее по холке. Она приоткрыла треугольный зеленый глаз и уставилась на меня.
— В первый раз летишь? — негромко осведомился я.
Голова шмыгнула носом и кивнула.
— Высоты, значит, боишься? — Я ласково погладил ее за ухом.
Она всхлипнула и виновато угукнула.
— Мне тоже, когда первый раз в космос летел, было страшно, — признался я. — Так знаешь, что я сделал?
Голова распахнула оба глаза и заинтересованно повела ушами в мою сторону.
— Я закрыл глаза, чтобы не бояться, и спокойненько делал свое дело! — врать, конечно, нехорошо, но сейчас меня оправдывали высокие педагогические цели. — А потом стал постепенно открывать глаза и посматривать с высоты… Знаешь, какая Земля красивая из-за облаков? Видела когда-нибудь?
Голова качнулась из стороны в сторону. Понятное дело, где ж ей видеть. Молодняк же, зелень еще не облетанная, последний выпуск школы Змеев Горынычей.
— Хочешь, покажу? — Я ткнул пальцем в выходное отверстие ступы. — Просовывай сюда головку и открывай пасть. А потом, когда начнешь работать, медленно открывай глазки — и любуйся!
Пару секунд голова еще сомневалась, но потом решилась, зажмурила глаза и нырнула в выходное отверстие. Мгновение спустя я услышал гулкий рев заработавшего змеиного горла. Блок ракетных двигателей Д вышел на нормальный рабочий режим.
Я привязал пояс скафандра к веревке лебедки, сунул горсть лесных орехов белке, крутившей колесо, и заскользил по спиральному коридору вверх, обратно в пилотский отсек.
2
Как известно, космическое пространство открыл наш отечественный естествоиспытатель Козьма Навтин. Обнаруженному звездно-планетному простору он с присущей ему научной скромностью подарил собственное имя и впредь стал именовать его козьмосом. Позднее ученики Козьмы Навтина совершенно логично нарекли науку по изучению и завоеванию заоблачных пространств козьмонавтикой. Правда, при регистрации открытия в международных научных организациях слова «козьмос» и «козьмонавтика» из-за плохого перевода трансформировались соответственно в «космос» и «космонавтику». Но на радостях за успехи отечественной науки этого никто не заметил.
Поочередно отстрелив обе ракетных ступы, полетевших к земле на расправивших крылья Змеях Горынычах, наш «Еруслан Лазаревич» вышел на заданную космическую орбиту. Пока центр управления полетом разбирался в том, какой программой полета загрузить наш экипаж, я прилип носом к стеклу иллюминатора и занялся созерцанием земных красот.
Сколько уж лет летаю в космос, а так и не привык к этой открывающейся взгляду лепоте. Ясно-голубые воды морей и океанов, снежно-белые спирали циклонов и сизые воронки тайфунов, зелено-бурый коктейль полей и лесов… Вот сверкает на солнце сапожок Италианского Царства в Срединном море. Вот темными горками торчат над белесыми облаками острые коленки горных пиков Тибетской Шамбалы. Целит в левый бок дремлющей между океанами Африки песчано-желтый кулачок Мадагаскара. Антарктида, божественно красивая земля, раскинула белое подвенечное платье среди серо-синих вод Южного полюса. Красота! Сердце замирает от восторга и счастья.