Наталья Гончарова. Жизнь с Пушкиным и без
Шрифт:
Наталья Николаевна действительно писала тайно от Пушкина, хотя имела право и писать не тайно, и не просить, а требовать. Ей так и не выплатили приданое, она имела права требовать свою часть дохода от имений, а получала даже куда меньше всех остальных. Сестрам Дмитрий Николаевич выплачивал по 4500 рублей, брату Ивану Николаевичу, служившему в императорской гвардии, и вовсе по 10 000 в год, а ей всего 1500 рублей. А ведь остальные даже не женаты и не замужем, а у нее дети!
Перечитав написанное и несколько раз вздохнув, Наталья Николаевна запечатала письмо и позвала горничную:
– Пусть зайдет Никита.
Никита Козлов – старый дядька Пушкина – был в курсе ее тайны, а потому пришел сразу.
– Никита, отправь, пожалуйста. Я хочу, чтобы письмо было непременно отправлено, только Александр Сергеевич ничего о нем не узнал. В нем ничего дурного, просто я прошу у брата денег, а Александр Сергеевич, если узнает, станет сердиться. Отправишь?
Старый слуга кивнул:
– Сделаю, барыня.
Эх, жаль Пушкиных… А Наталью Николаевну жалко особо, молодая, красивая, ей бы только и порхать, а у нее и деток вон сколько, и забот, и родственников тоже… Денег просит у братца… Да ведь кто же просто так денег даст, небось и у брата не лишние. Сам он готов душу отдать за своих хозяев, ежели бы это помогло Александру Сергеевичу из долгов выпутаться, но остальные-то слуги, особо те, кто по найму, платы требуют. Да ладно бы слуги, и жилье снимать надо, и выезд держать, и есть-пить тоже на что-то надо… А у Александра Сергеевича вокруг одни долги.
– Куда это Никита отправился?
Наталья Николаевна чуть поморщилась с досадой: надо же, не Пушкину или сестрам, так тетеньке навстречу попался. Вот так всегда – солжешь, непременно попадешься!
– Я на прежней квартире, кажется, брошь забыла. Отправила, чтобы посмотрели.
– Ты, мать моя, врать никогда не умела и не учись. И брошей у тебя не столько, чтобы через полгода про них вспоминать. Куда Никиту отправила, к ростовщику?
– Нет, – вздохнула Наталья Николаевна. – Брату письмо повез на почту.
– А чего ж тайно? Денег просишь и чтобы муж не узнал?
– Попросила у брата увеличить мне содержание, чтоб не меньше сестер присылал.
– Правильно, и от матери тоже помощи требовать надо. Только требовать, Наташа, а не просить. Они ведь тебе должны не меньше, чем братцу Ивану, чего ж просишь?
– Но у Дмитрия тоже деньги не лишние…
– Э-эх! – с досадой крякнула тетка. – Никогда тебе, Наташа, богатства не видать!
А та вдруг расплакалась:
– Какое тут богатство, концы с концами свести бы.
– Что, не пошел журнал, что ли?
– Не пошел… И первый еще не распродали, а уж второй напечатан. Подписчиков едва 700 человек набралось, а отпечатано 2500 экземпляров. Хотя бы типографские расходы покрыть, а долгов сколько. Сезон начинается, сестер вывозить надо, ни на что денег нет. И квартиру пора снимать…
Екатерина Ивановна очень любила Наташу, хорошо относилась и к Пушкину, она, сколько могла, помогала, шила платья, давала свои украшения, делала подарки детям. Но теперь сестер стало трое, и вместо одного наряда для Наташи требовались целых три, а значит, либо расходы втрое увеличивать, либо подарки делать реже. Что и происходило. Тетка старалась, но и содержать племянниц полностью ей не по силам.
Пушкин вернулся из Петербурга, блестя глазами, чем-то очень довольный.
– Что, Саша, журнал забрали?
Улыбка мгновенно сползла с лица. Наташа поняла, что все плохо, но ведь что-то же обрадовало мужа, она принялась теребить его:
– Скажи, что хорошего в Петербурге?
– Я квартиру нашел. Завтра хотел тебя свезти, показать.
– А что же ты хмуришься?
– Журнал не берут.
– Это пока, лето, все на дачах, вот вернутся и сразу раскупят!
– Ты полагаешь?
– Конечно. Не всем же по подписке брать? Кто-то не успел подписаться, кто-то забыл с дачными хлопотами…
Как бы Пушкину хотелось верить жене!
– Таша, расскажи про дом, где он, что он? – Сестры засыпали Наталью Николаевну вопросами, словно не они, а она старшая. Временами Наталья Николаевна так и чувствовала себя – старшей, едва ли не теткой своих сестер. Они жили у нее в доме. Под ее опекой, ее заботой, ее ответственностью.
– Это дом Софьи Григорьевны Волконской на Мойке с видом на особняки Первой Адмиралтейской. И Дворцовая площадь тоже отчасти видна.
– Ах, прекрасно, мы почти у Зимнего! А что сама квартира?
– Она куда меньше нашей прежней, всего одиннадцать комнат, зато весь нижний этаж и службы хорошие. Однако надеюсь, всем места хватит, и нам, и слугам, и лошадей поставить найдется, шесть стойл наши, и много что…
Александра Николаевна осторожно поинтересовалась:
– Таша, а что стоит?
– 4300 рублей в год с уплатой за три месяца вперед.
– Это много…
– Много, да только Пушкину к архиву и его Коллегии близко. И нам хорошо, Нева рядом, станем на набережную не только ездить, но и ходить гулять!
Наташа не смогла за показной веселостью скрыть от сестер озабоченность. Конечно, место отменное, но и денег требовало таких, которых у Пушкиных не было.
Снова деньги… При одной мысли о них настроение портилось. Им нельзя было жить так широко, но и не жить тоже нельзя. Пушкины переехали в квартиру на Мойке, которая была им не по карману, потому что те, кто ежедневно вращается при дворе и ездит на балы в Зимний, Аничков, на Дворцовую или Английскую набережную – в избранные особняки, – не могут ходить пешком и жить в Коломне. К парадному подъезду императорского Аничкова дворца за первой красавицей Петербурга не может подъехать простая колымага. И одеваться у портнихи с окраины она тоже не может, положение обязывает делать это в модной лавке. И туфельки у нее тоже должны быть не откуда попало.
У Пушкина так же: нельзя носить жилет из простой лавки, его должен сшить отменный портной, который шьет графу Строганову, и цилиндр должен быть свежий и лучший, и перчатки тоже… и так все остальное. А это деньги, деньги, деньги!.. Они могут экономить на повседневной еде или каких-то мелочах, которых никто не видит, но носить подолгу одну шляпку нельзя. Как нельзя снимать дачу попроще, нельзя не иметь выезда с хорошими лошадьми, приличную педикюршу или модистку…
Они невольники этой красивой жизни, все невольники: Пушкин, она, сестры, даже скоро будут дети, потому что няни могут быть дешевыми, а вот гувернеры будут дорогими. И если сама жизнь ей, конечно, нравилась, кому же не понравится блистать, то вот эта неволя уже страшно тяготила. Пушкина тоже, Наталья Николаевна это хорошо видела, но разорвать этот порочный круг он не мог.