Наталья Гончарова. Жизнь с Пушкиным и без
Шрифт:
Не ведала Наталья Николаевна, что немного погодя сама же будет умолять Машу снизойти к старику и выйти за него замуж!
Дело в том, что, когда на следующий год в Михайловское, где снова жила с детьми Наталья Николаевна, приехал Лев Сергеевич, Маша по-настоящему влюбилась в брата того, кем восторгалась. Влюбилась взаимно, младший Пушкин ответил на ее чувство. Вот это был бы подходящий брак, не то что с его отцом. Наталья Николаевна тоже радовалась за брата своего мужа, отношения с хозяевами Тригорского у нее уже наладились.
Но все испортила сама неугомонная Маша. То ли решив, что Лев подобен своему брату, то ли желая поторопить его с предложением, девушка извела возлюбленного
В это время, убедившись, что сердце девушки безвозвратно отдано его младшему сыну, Сергей Львович решил попытать счастья с другой молодой особой. Он принялся ухаживать за… дочерью Анны Петровны Керн Екатериной Ермолаевной. Сергей Львович даже стихи стал писать!
Теперь Наталья Николаевна поистине пришла в ужас: перспектива получить в качестве свекрови дочь бывшей возлюбленной Пушкина ее не радовала совсем! Уж лучше Машенька Осипова. Наталья Николаевна лично просила Машу снизойти до старика и ответить на его ухаживания. Осипова снизошла, но теперь принялась решительно действовать и Екатерина Керн. Сергей Львович, над которым еще вчера обе барышни посмеивались, вдруг оказался перед нелегким выбором: обе молоды, очаровательны, хотя и не красавицы.
На счастье Натальи Николаевны, Сергей Львович, подобно буриданову ослу, так и не смог выбрать меж двумя, посвящая мадригалы то одной, то другой до самой своей смерти в 1848 году. Но поволноваться и Пушкиных, и Осиповых, и даже Керн заставил.
Маша не вышла замуж, зато со временем стала настоящей хозяйкой имения, взяв его в свои крепкие ручки и собственными трудами выведя из грозившего разорения.
Но тогда до этого было еще очень далеко, влюбленный Сергей Львович ежедневно ходил в Тригорское, подолгу сидел в гостиной, слушая игру на рояле и пение барышень, восхищался цветниками, умением Осиповых вести хозяйство, но сам у них ничему не учился… Если бы не приезд снохи с детьми, клумбы в Михайловском заросли бы сорняками так, что и дома не найти.
Он и после приезда Натальи Николаевны с внуками жил так, словно находился у них в гостях. Теперь это так и было, имение принадлежало детям Пушкина, но ведь это его внуки, к тому же запустил имение сам Сергей Львович, и запустил основательно.
Когда стихали детские голоса, когда все бывали вымыты после дневной беготни, накормлены и уложены спать, когда уходила спать Александрина, отправлялась к себе горничная, Наталья Николаевна садилась к столу и бралась за счета.
Цифры… цифры… цифры… их так не любил Пушкин… Она знала, почему не любил. Потому что в последние годы они всегда выводили в минус, расходы превышали доходы. Даже перед смертью Пушкин попросил лист и посчитал свои долги. Их оказалось очень много даже по его подсчетам. Набралось более 120 000 рублей. Но после заплатить пришлось много больше, видно, поэт кое-какие долги забыл, в том числе и долг Юрьеву, который сделала она в самом конце декабря. А в действительности еще больше, государь распорядился оплатить все долги поэта, которые так или иначе были подтверждены.
Тогда же император приказал за счет казны очистить от долгов болдинское имение Пушкиных, которое приносило вполне приличный доход. Но дело оказалось в том, что село Кистенево из болдинского имения Сергей Львович Пушкин сыну не подарил, а передал в пожизненное пользование. Никто не мог ожидать, что сын умрет раньше отца. После смерти Александра Сергеевича Кистенево вернулось к Сергею Львовичу и, освобожденное от долгов,
Так своей гибелью Пушкин невольно помог благосостоянию отца и брата. А вот свою долю Михайловского Сергей Львович внукам через Опеку… продал! И снова от полученных денег дети не получили и копейки. Дед не желал заботиться о внуках, взвалив все на плечи их молодой матери… В двадцать пять лет Наталья Николаевна осталась с четырьмя детьми с небольшой пенсией от государя и теперь вот полуразоренным Михайловским. И помочь ей было некому…
Наталья Николаевна подсчеты тоже не любила. Страшно было видеть, что, как бы ни экономила, жить все равно не на что. Брат Дмитрий обещал прислать положенные деньги прямо в деревню, а еще лошадей, но ни того ни другого не было. Она понимала, что Дмитрию не до сестры с племянниками, но тогда бы уж не обещал… Тысяча за май осталась невыплаченной, уже шел июль, а денег все не было. Не было и лошадей, которые так нужны летом в деревне, без них только пешком. По округе для прогулок еще куда ни шло, но для поездки в Святые Горы всякий раз приходилось просить экипаж у соседей. Это вызывало недоумение, и сколько бы Наталья Николаевна ни объясняла, что выезд в Петербурге не держит, потому что в свете не бывает, в Тригорском, видно, решили, что она не сообразила обеспечить лошадей, надеясь, что за нее все сделают. Вот она, столичная барынька, ни на что не способна.
Наталья Николаевна терпела, умоляла брата скорее прислать лошадей из Завода, ходила в Тригорское, снова кланялась, просила, но детей возила в Святые Горы часто. Отца помнила только Маша, да и то Наталье Николаевна казалось, что она больше делает вид, что помнит, остальные были совсем маленькими, Таша так вообще кроха. Поэтому Наталья Николаевна так старалась, чтобы дети поняли: Пушкин – это святое.
Часто читала пушкинские сказки и даже выборочно из «Евгения Онегина», о котором Таша говорила:
– Он негий…
Из «Он негия», конечно, любили «Зиму», но вопросов она вызывала множество.
Зима!.. Крестьянин, торжествуя,На дровнях обновляет путь;Его лошадка, снег почуя,Плетется рысью как-нибудь…За этим следовало:
– А что такое «надровнях»?
У четверых детей было столько вопросов, что и десятку взрослых не ответить, а тут она почти одна… Считавшая себя почти взрослой Маша поучала Гришу:
– Ты неправильно говоришь, Пушкин не так писал, надо не «обручке», а «облучке»!
Наталья Николаевна переживала, чтобы они не стали воспринимать Пушкина, как просто первого поэта России, дети должны понять и запомнить с малых лет, что этот великий поэт их отец. Они произносили «papa» по-французски, это как-то невольно отдаляло их от Пушкина.
Вообще, в Михайловском совсем не хотелось говорить по-французски. Заметила это все та же Маша:
– Здесь французский не живет, он в Петербурге остался.
И мать поразилась тому, насколько это верно.
Она, как могла, освобождала Азю от забот о детях, чтобы той не казалось, что ее используют в качестве няньки. Даже предложила, если не хочется ехать в далекое Михайловское, отправиться с теткой на дачу. Но Екатерина Ивановна и сама пристраивалась к приятельнице, к тому же Азе с двумя старыми девами было бы совсем тошно. Однако и в Михайловском женихи в очередь не стояли, если не считать таковым молодившегося Сергея Львовича.