Наталья Гончарова. Жизнь с Пушкиным и без
Шрифт:
Но кто бы саму Наталью Николаевну освободил хотя бы от части забот? Никто не желал этого делать, а Пушкина больше не было с ней. Все вопросы приходилось решать самой, а опыта не было никакого, разве что по ведению хозяйства в Полотняном Заводе.
В Полотняном Заводе жили постоянно, там было хорошо налажено усадебное хозяйство, из года в год сажались огороды, держали достаточно коров, вообще был большой скотный двор и остальные службы. В Михайловском не было ничего. Когда приехали Наталья Николаевна с детьми, сажать что-то было уже поздно, разве только цветы…
Нелепо – жить в своем имении и все возить с рынка. Конечно, это много дешевле, чем в Петербурге или той же Черной Речке, но все равно требовало денег, которых не было.
Дом подновили, насколько смогли, но начальная мысль Натальи Николаевны остаться в Михайловском на зиму быстро испарилась; чтобы оставаться, дом нужно было не только подновлять, а основательно ремонтировать. Когда только приехали, все та же досужая Маша, пройдясь по комнатам, брезгливо поморщилась:
– Ой, как здесь давно ничего не ремонтировали…
Сергея Львовича такое замечание не смутило, он согласился:
– Давненько. Последний раз двенадцать лет назад.
Чтобы не расплакаться, Наталья Николаевна начинала придумывать, как она к следующему году подготовится и даже перестроит дом. Это будет прекрасный барский дом, пусть деревянный, но удобный, уютный, светлый и просторный. А пока приходилось жить в этом. И латать его. Смазали страшно скрипевшие двери, немного починили крыльцо и балкон, чтобы не опасно выходить, местами оборвали и заново поклеили обои.
Но Наталья Николаевна старалась, чтобы дети как можно больше времени проводили на свежем воздухе, подолгу гуляли, бегали, плавали… Наперегонки вон до того дерева… кто быстрее в горку… кто допрыгает на одной ножке до того камня или обежит вокруг огромной пушкинской ели… Каждый шаг превращался в игру и служил напоминанием о Пушкине.
Пушкин царил везде и во всем, и в ее вечерних тоскливых подсчетах тоже.
Сейчас Наталья Николаевна вполне осознала отчаянье и мучения мужа, когда он понимал, что не может обеспечить свою семью. Она тоже не могла, и помощи просить не у кого. Брат не присылал положенных денег, видно обидевшись на отказ купить одно из гончаровских сел.
Село, может, и хорошее, оно даже прибыль какую-то приносило, но для покупки нужно было тронуть сумму в 50 000 рублей, которую Наталья Николаевна получила за издание собрания сочинений Пушкина и положила в банк. Сама она считала эту сумму неприкосновенной, «детской». Дмитрий Николаевич сердился: у него деньги то и дело просит, а 50 000 тронуть не хочет. Наталья Николаевна помнила стремление мужа во что бы то ни стало оставить детям имение, хоть маленькое, но свое, но истратить последнюю твердую сумму, которая у нее была, не решалась.
К тому же кто будет заниматься этим имением? Из нее, как выяснилось, помещица плохая. Это Маша Осипова могла твердым голосом командовать дворовыми девками и заставляла петь во время сбора ягод. Пушкина удивилась:
– Зачем?
– Когда поют, не едят. Им дозволь, так они больше барской ягоды съедят, чем соберут.
– Пусть
Молоденькая Маша посмотрела на старшую соседку, как на полную недотепу, дернула плечиком:
– Дворовых жалеть – самой в разоре быть!
Позже она доказала, что действительно умеет управлять имением твердой рукой, а сестре, жаловавшейся на скуку, советовала от этой скуки лекарство: встать в пять утра и, помолясь, работать на грядках до полного изнеможения. Тогда и скука отстанет.
Наталье Николаевне тоже было не до скуки, ее снедало беспокойство. Чтобы уехать в Михайловское, она была вынуждена занять у Вяземского деньги, к тому же ему поручено подыскать квартиру на зиму и заплатить задаток, а на это тоже нужны деньги. Дмитрий Николаевич 2000 рублей, которые должен был прислать давным-давно и обещал переправить сразу в деревню, так и не выслал. Он и Александре не высылал. Сестра объявила, что знает почему!
Наталья Николаевна пожала плечами: что тут знать, у Дмитрия тоже нет денег, отправлять сестрам значит отрывать от себя. Азя фыркнула:
– Екатерине все отправляет как положено и вовремя!
О Екатерине они не говорили никогда, словно вычеркнув ее из своей жизни, а вот брат даже переписывался. Потому Наталья Николаевна поморщилась, отношения Дмитрия и Екатерины обсуждать не хотелось совсем. Но сестра договорила то, что хотела:
– Дантес не Пушкин и не ты, он положенное вытребует, даже если Дмитрию придется с протянутой рукой на паперти стоять!
Это была правда, Дантес во Франции быстро сделал карьеру заново, кроме того, оказалось, что он вовсе не сирота, усыновленный Геккерном, у Жоржа был богатый отец. Да и Геккерн приемного сына не обидел. Но все равно Дантес действительно вытребовал все положенное, ему Дмитрий Николаевич содержание супруги – теперь уже 5000 рублей в год – высылал вовремя. Когда умерла Наталья Ивановна, Дантес потребовал свою долю в дележе ее небольшого наследства, причем потребовал в резкой форме, пришлось высылать, не считаясь с тем, что наследство это в виде имения доходов тоже почти не давало.
Наталья Николаевна не стала обсуждать поведение ненавистного ей человека, а за себя и своих детей умела только просить. Но брат, словно и не получал писем или не читал их, денег не присылал.
Через полмесяца после первого отчаянного письма полетело второе:
«…если ты не придешь мне на помощь, я, право, не знаю, что делать. Касса моя совершенно пуста, для того, чтобы хоть как-то существовать, я занимаю целковый у Виссариона, другой – у горничной, но и эти ресурсы скоро иссякнут. Занять здесь невозможно, так как я никого тут не знаю. Ради Бога, любезный и дражайший братец, прости меня, если я тебе так часто надоедаю по поводу этих 2000 рублей… эта сумма – единственная, на что я могу рассчитывать для расплаты с долгами и на жизнь до сентября…»