Наука Креста. Исследование о святом Хуане де ла Крусе
Шрифт:
С другой стороны, возможны ли для чистых духов явные знаки как способ проникновения внутрь души? Книги Иова и Товита говорят именно о том, что сатана и ангелы стоят на страже и зорко наблюдают за внешним поведением человека. То, что ангелы обладают познанием очевидного мира и того, что внешне происходит с человеком, соответствует учению Церкви, поскольку это необходимое условие тех услуг, которые они оказывают человеку. Раз им не нужны для этого телесные чувства, значит, есть иные возможности познания телесной природы, «познания очевидного без помощи чувств». Нашей задачей здесь не является исследовать эти возможности. В любом случае внешнее – не единственный путь для проникновения во внутреннюю жизнь. Для бестелесных существ внятны также внутренние, духовные слова и выражения. Ангел-хранитель «слышит» молитву, которая беззвучно возносится к нему из сердца. Злой дух замечает определенные душевные движения, которые могли бы стать основанием для его внушений. Духи со своей стороны также имеют возможность стать внятными для души духовным путем: через беззвучные слова, которые без посредства внешних чувств произносятся на глубине и там принимаются, или через действия в самой душе, которые кажутся происходящими под внешним влиянием, например, через смены настроений или желания воли, которые, однако, никак не связаны с событиями, переживаемыми внешне. То, что не входит во внешние чувства, все же еще не свободно от всей чувственности, а потому не является чисто духовным в том смысле, в котором чистую духовность понимает Хуан де ла Крус. Память, разум и волю он называет духовными силами, но их естественную деятельность, поскольку она определяема чувствами, – «чувственной жизнью». Чисто духовно только то, что происходит в глубине сердца, жизнь души из Бога и в Боге. Сюда сотворенным духам нет никакого доступа. «Мысли сердца» естественным образом скрыты от них – естественным образом, потому что их может открыть им Бог.
.
«Мысли сердца» – это исконная жизнь души у ее основания, на глубине, которая находится там, где еще нет разделения на различные силы и виды деятельности. Душа живет там во всей полноте, такой, какова она есть, по ту сторону от всего, что вызывает в ней творение. Поскольку эта глубина является жилищем Бога и местом соединения души с Богом, собственная внутренняя жизнь протекает здесь еще до того, как начнется жизнь единения, даже там, где единение никогда не наступит. Каждая душа имеет свою сокровенную глубину, и ее бытие есть жизнь. Но эта исконная жизнь сокрыта не только от других духов, но и от самой души. Для этого есть множество причин. Исконная жизнь бесформенна. «Мысли сердца» никоим образом не являются «мыслями» в общепринятом смысле, это не четко очерченные, расчлененные и понятные образы мыслящего разума. Они должны пройти обработку, прежде чем станут таковыми. Сначала они должны «подняться» из глубины сердца. Затем они приходят к первому порогу, где становятся «ощутимыми». Это «ощущение» – намного более древнее состояние сознания, чем разумное познание. Оно предшествует разделению на силы и виды деятельности. Ему не хватает ясности чистого разумного познания. С другой стороны, оно богаче, чем просто разумное познание. То, что поднимается из глубин, сначала прочувствывается и оценивается, а затем принимается решение, нужно ли дать «раскрыться» тому, что поднялось, есть в этом потребность или нет. Здесь необходимо заметить: то, что поднимается естественным образом и ощущается, является уже не чистой внутренней жизнью души, но ответом на что-то, приведшее ее в движение. Но эти размышления уводят нас в другом направлении, куда мы не будем углубляться. На пороге, где происходит прочувствывание поднявшихся движений, начинается разделение отдельных душевных способностей и формирование очевидных образов. Сюда относятся обработанные разумом мысли с разумным их подразделением (это «внутренние слова», для которых затем находятся «внешние слова»), движения души и решения воли, которые в качестве действующих сил входят во внутренние взаимосвязи душевной жизни. «Душевная жизнь» уже более не исконная жизнь на глубине, но нечто постигаемое «внутренним восприятием». А внутреннее восприятие, в свою очередь, – совершенно иной вид постижения, нежели то первое прочувствывание, которое поднимается из глубины. Так же и это восхождение из глубины отлично от «возникновения» уже оформленного образа, который сохраняется в памяти и снова оживает.
Из того, что поднимается и становится «ощутимо», отнюдь не все ощущается на самом деле. Многое раскрывается, становится внутренним и внешним словом, превращается в желание, волю и действие, «едва успеешь оглянуться». Только тот, кто живет на глубине в совершенной сосредоточенности, может верно стоять на страже «самых первых движений».
Переходим ко второй причине, почему от человека сокрыта его внутренняя жизнь. Уже было сказано, что душа на глубине пребывает у себя дома. Но – как бы странно это ни звучало – как правило, она не дома. Очень мало душ действительно живут в своей глубине и из глубины. И еще меньше тех, кто способен так жить постоянно. Естественным образом, то есть в соответствии со своей падшей природой, люди задерживаются во «внешних покоях» своего «душевного замка». То, что приходит к ним извне, влечет их наружу, и Богу необходимо очень внятно звать и привлекать их, чтобы побудить «вернуться к самим себе».
. Душа, Я и свобода
Здесь важно по возможности исключительно духовно и необразно представлять то, о чем будет говорится в пространственных метафорах. Эти образы отнюдь не излишни, но они многозначны и непонятны. То, что приходит в душу «снаружи», относится к «внешнему миру» и, тем самым, не относится к самой душе, а также, как правило, и к ее телу. Хотя тело и называют «внешней ее частью», все же эта внешняя часть с ней едина в единстве бытия и не до такой степени «внешня», как то, что ей абсолютно чуждо и отделено от нее. Среди этих чужих и отделенных вещей есть разница между теми, которым свойственно исключительно внешнее, то есть пространственно выраженное бытие, и теми, которые обладают чем-то «внутренним», как сама душа. С другой стороны, и говоря о душе, мы должны говорить о внешнем и внутреннем. Когда ее тянет «вовне», она все же не выходит из самой себя, но лишь отдаляется от своей глубины и тем самым отдается внешнему миру. То, что поступает извне, имеет определенное право на ее внимание, и это соответствует «весу», ценности и значению, которое привходящее имеет само по себе, а также для души, для определенной ее глубины, на которую оно заслуживает быть принятым. Если она принимает это таким образом, то привходящее вполне приемлемо. Но для этого ей нет необходимости отрекаться от своей более глубокой сущности, поскольку она является духом и ее «замок» – это духовное царство, в котором действуют совсем другие законы, нежели во внешнем пространстве. Когда она находится на самой глубине своего внутреннего царства, то совершенно владеет им и может свободно передвигаться внутри него в любое «пространство», не покидая при этом «своего места», места покоя. Эта возможность «передвигаться» в самой себе основана на Я-«оформленности» души. Я – это то в душе, с помощью чего она владеет собой, и то, что может передвигаться в ней как в собственном «пространстве». Самое глубокое место – это одновременно место ее свободы: место, где она может охватить все свое бытие и что-либо решать о нем. Свободные решения меньшего значения могут в определенном смысле приниматься из места, «более приближенного к внешнему». Но это «поверхностные» решения, и они принимаются правильно только благодаря «случайности», поскольку лишь на глубине есть возможность что-либо измерить по всем критериям. Кроме того, это в конечном счете не свободное решение, поскольку тот, кто не вполне владеет самим собой, не может и свободно собой распоряжаться, но «позволяет собой управлять».
Человек призван к тому, чтобы жить на глубине и так владеть собой, как это возможно только из глубины. Только отсюда возможна настоящая встреча с миром. Только отсюда человек может найти то место в мире, которое ему предназначено. При этом он все же никогда до конца не прозревает своей глубины. Это Божественная тайна, которую может раскрыть только Сам Бог, насколько то Ему будет угодно. И все же человеку дана в руки его глубина. Он может распоряжаться ею в совершенной свободе, но также обязан хранить ее, как некое доверенное ему сокровище. Высшая ценность отводится ей в царстве духов: ангелы обязаны защищать ее, злые духи стараются захватить ее в свою власть. Сам Бог выбрал ее жилищем для Себя. Ни добрые, ни злые духи не могут свободно проникнуть на эту глубину. Добрые духи так же плохо, как и злые, могут читать «мысли сердца», но Бог просвещает их в том, что они должны знать о сердечных тайнах. Кроме того, у души есть духовные пути для контакта с иными сотворенными духами. С тем, что стало «ее внутренним словом», она может обратиться к другому духу. Так представляет себе св. Фома «язык» ангелов, с помощью которого они общаются друг с другом: как исключительно духовное обращение с целью сообщить другому то, что имеется в самом себе (De veritate q. 9 a. 4). Так же следует представлять беззвучный зов анге-ла-хранителя или внутреннее призывание злых духов. Но даже и без нашего коммуникативного намерения сотворенные духи имеют определенный доступ к тому, что происходит у нас внутри: не к тому, что сокрыто на самой глубине, но к тому, что выступает в определенной форме и в связи с душевными свойствами. Отсюда они могут заключать о том, что остается скрытым от их взгляда. Об ангелах можно предполагать, что они в благоговейном страхе хранят сокровенную святыню. Они только хотят побудить душу вернуться на глубину, чтобы передать это сокровище Богу. Желание же сатаны состоит в том, чтобы захватить то, что является Царством Божьим. Он не может этого сделать собственной силой, но душа может сама отдаться ему. Она не делает этого, только если входит на свою глубину и узнает ее, а это происходит в единении с Богом. Тогда она оказывается так погружена и укрыта в Боге, что никакое искушение уже не может приблизиться к ней. Но как возможно, чтобы она отреклась от себя, если она пока не владеет собой, что происходит только при ее вхождении в собственную глубину? Это мыслимо только как слепое действие извне. Душа отдает себя, даже не подозревая, что она тем самым отдает. Но и сатана не в силах сломать печать и раскрыть то, что было отдано запечатанным в его руки. Он может лишь разрушить то, что навсегда останется от него сокрыто.
Душа имеет право принимать решения относительно самой себя. Это великая тайна личной свободы, перед которой останавливается Сам Бог. Он хочет обладания над сотворенными духами только как свободного дара их любви. Он знает мысли сердца, видит глубинные основания и пропасти души, в которые не проникает даже ее собственный взгляд, если Бог не просветит ее. Но Он не хочет овладеть ею без ее желания. И все же Бог делает все, чтобы душа свободно отдала свою волю Его воле в качестве дара любви. Добившись этого, Он тем самым приведет ее к блаженному единению. Это Евангелие, которое провозглашает Хуан де ла Крус, о котором говорят все его труды.
То, что было сказано о строении души, особенно о соотношении свободы с ее глубиной, не связано напрямую с трудами св. Хуана. Поэтому необходимо проверить, соответствует ли это его учению и пригодно ли для того, чтобы ясней осветить учение святого. (Только если
Каждый человек свободен и ежедневно и ежечасно оказывается перед необходимостью принимать решения. Глубина души – то место, где Бог живет «совершенно один», пока душа не придет к совершенному любовному единению с Ним, и св. Тереза Авильская называет это седьмой обителью, которая раскрывается душе лишь в мистическом бракосочетании. Значит, только душа, находящаяся на высшей ступени совершенства, может принимать решения в абсолютной свободе? При этом необходимо помнить, что очевидная деятельность души становится тем меньше, чем больше она приближается к своей глубине. А когда она дойдет до нее, в ней уже все совершает Бог, ей больше нечего делать, она должна только принимать. И именно в этом принятии находит выражение свобода души. Кроме того, свобода необходима еще в одном, более важном моменте: Бог только потому может все делать для души, что она полностью предала себя Ему. И эта преданность – высшее действие ее свободы. Хуан описывает мистическое бракосочетание как свободную отдачу Бога и души друг другу и приписывает душе на этой ступени совершенства такую власть, что она может распоряжаться не только собой, но и Богом. По отношению к этой высшей ступени личной жизни можно говорить о полном соответствии между мистическим учением родоначальников нашего ордена и представлением о том, что глубина является местом совершенной свободы.
Но что происходит в этом плане у большей части людей, которые не доходят до мистического бракосочетания? Могут ли они войти в глубину и из нее принимать какое-либо решение или же они способны только на более или менее поверхностные решения? На этот вопрос нельзя дать простой ответ: да или нет.
Сущностная структура души – ее большая и меньшая глубина, а также сама её основа – существует в силу природы, и в ней, как сущностная способность, одновременно естественным образом заложено движение Я в этом «пространстве души». Она возникает то здесь, то там, в зависимости от «побудительных причин», которые ею движут. Но движения она предпринимает из того места, где находится чаще всего. Это место не всегда одно и то же, но у различных типов людей различно. Чувственный человек, как правило, погружен в чувственное наслаждение или же занят тем, как найти себе новое удовольствие. Его место пребывания сильно удалено от самой его основы. Ищущий правды живет в основном в сердце исследующей разумной деятельности. Если для него действительно важна истина (а не простое собирание единичных знаний), тогда он, возможно, намного ближе к Богу, Который является истиной, а тем самым и к своей собственной сущности – ближе, чем сам предполагает. К этим двум примерам мы хотим присоединить третий, который имеет особое значение: «Я-человека», то есть того, для которого в центре всего стоит собственное Я. На поверхностный взгляд может показаться, что такой человек наиболее близок к своей сущности, однако ни для какого человеческого типа путь туда не закрыт до такой степени, как для этого. (Что-то подобное имеет в себе каждый человек, пока он не выстрадает Темную ночь до самого конца.) Для каждого из этих типов существуют варианты движения их Я, возможности свободного решения и возможности проникнуть в собственную глубину, исследовать ее.
Если у чувственного человека, преданного наслаждению, возникает возможность найти еще большее наслаждение, то он, не думая и не выбирая, перейдет от наслаждения к действию. Происходит движение, но отнюдь не свободное решение и не прорыв в глубину, поскольку «раздражители» находятся на той же самой плоскости. Но и к чувственному человеку может подступить нечто, что находится в совершенно иной ценностной области – никакой тип не прикреплен навечно к какой-то одной области, но, как правило, одной области отдает предпочтение над другими. От него может, например, потребоваться, чтобы он отказался от какого-либо наслаждения и помог другому человеку. Здесь трудно будет что-либо предпринять без свободного решения. В любом случае, отказ для чувственного человека не будет чем-то само собой разумеющимся. Ему придется собраться с силами для этого. Если он откажется – после некоторого размышления или спонтанного «Не может быть и речи!», – то и в этом будет заключаться волевое решение. В пограничном случае чувственный человек может как пребывать в наслаждении, так и отказаться от него; однако там, где дух заглушен чувственной жизнью, никакие требования не могут его настичь. Слова будут услышаны, возможно, будет даже понято их значение, но способность более глубокого их восприятия разумом будет уже утрачена. В этом пограничном случае не только невозможно свободное решение, но и сама свобода уже утеряна задолго до этого. При отказе смысл воспринимается, хотя, возможно, и не продумывается во всей полноте. Под этим «непродумыванием во всей полноте» подразумевается поверхностность решения, а тем самым и ограниченность свободы. Известные побудительные причины не допускаются в сознание во всем объеме, и человек остерегается погружаться в ту глубину, где можно было бы осознать их. Тем самым некоторая область побудительных причин становится «определяющей», человек не управляет собой, то есть всеми глубинными слоями своей сущности, и лишает себя возможности, взвесив истинное положение вещей, принять по-настоящему разумное и по-настоящему свободное решение. Наряду с этим поверхностным отказом от помощи ближнему существует также более целесообразный: когда, приняв в душу полностью, во всей его силе, требование о помощи, взвесив все за и против, человек вынужден тем не менее отклонить это требование как необоснованное. Такой отказ стоит на одной ступени с исполнением просьбы после того, как объективно взвешены все за и против. И то и другое возможно, только если чувственный человек откажется от поведения чувственного человека и перейдет в область этического, то есть такого поведения, когда познаётся и делается только то, что нравственно верно. Но для этого человеку необходимо погрузиться глубоко в себя: так глубоко, что переход этот равносилен формальному преображению человека и естественным образом, скорее всего, вовсе не возможен, но только с помощью сверхъестественного «пробуждения». Да, мы можем сказать: последнее целесообразное решение возможно только на последней глубине, поскольку ни один человек не способен естественным образом охватить все за и против, которые играют роль при принятии решения. Человек может решать «по совести» настолько, насколько ограничен его горизонт. Верующий знает, что есть Тот, чей взгляд не ограничен никаким горизонтом, но все охватывает и во все проникает. Кто живет в такой уверенности веры, не может успокоиться на собственной «честности и совестливости». Он должен всегда стараться понять, что самое правильное в глазах Бога. (Отсюда следует, что только религиозная позиция может быть по-настоящему этической. Конечно, люди всегда естественно ищут и хотят добра и правоты, а в отдельных случаях и находят их, но по-настоящему они обретаются только в поиске Божьей воли.) Кто был вовлечен Самим Богом в собственную глубину и предал себя Ему в любовном единении, для того вопрос решен раз и навсегда. Его ведет и направляет теперь Дух Божий, Который ощутимо действует в нем, и человек всегда и везде пребывает в уверенности, что делает все верно. В великом решении, которое он принял в высшей свободе, заключены уже все будущие решения, которые при случае проявятся как «само собой разумеющееся». Но в конкретных случаях от простого поиска верного решения до этой высоты – долгий путь, если путь туда вообще возможен. Кто ищет правоты только здесь и сейчас и решает в соответствии с тем, что он, как ему кажется, познал, тот уже на пути к Богу и к самому себе, даже если не знает об этом. Но он еще не обладает собой так, как это возможно на самой глубине, и потому не может пока совершенно располагать собой и совершенно свободно принимать решения по поводу отдельных «вещей». Кто принципиально ищет правоты, то есть хочет поступать правильно везде и всегда, тот уже принял решение о себе самом и подчинил свою волю Божьей, даже если ему не совсем ясно, что правильное совпадает с тем, чего хочет Бог. Но если человеку это пока не ясно, значит, ему еще не хватает надежного пути, чтобы найти, что правильно. Он располагает собой так, будто уже полностью обладает собой, при этом, однако, последние глубины собственной сущности еще не раскрылись для него. Конечное решение будет возможно только наедине с Богом. Но если кто-то продвинулся так далеко в вере, что решился полностью предаться Богу и больше не желает ничего, кроме того, что угодно Ему, разве не дошел он в этом случае до самой глубины и разве отличается это чем-то от высшего любовного единения? Очень сложно провести здесь границу, также очень сложно понять, как ее проводит св. Хуан. И все же мне кажется – в соответствии с его логикой и сутью проблемы – что необходимо понять, где находится эта граница, и устранить ее. Кто в слепой вере действительно не желает ничего иного, кроме того, чего желает Бог, тот достиг высшей ступени, которой только может достигнуть человек с помощью Божьей благодати. Его воля полностью очищена и свободна от всяких связей, обусловленных земными побуждениями, она совершенно соединена с Божественной волей в свободной самоотдаче. И все же не хватает самого главного для высшего любовного единения – для мистического бракосочетания.
. Различные виды единения с Богом
Здесь необходимо вспомнить, что Хуан различал три вида единения с Богом. Первый означает, что Бог сущностно присутствует во всех тварных вещах и тем самым сохраняет их в бытии. Под вторым видом подразумевается благодатное присутствие в Его душе, а под третьим – преображающее, обожествляющее единение с Богом в совершенной любви. Второй и третий виды, по Хуану де ла Крусу, в данном случае различаются только степенью единения. Но если мы посмотрим на другие его рассуждения и разберем их, то увидим и разницу между самими видами единения, а внутри каждого из них обнаружим еще отдельные степени. В «Духовном песнопении», например, святой упоминает это троичное деление, не говоря при этом о различии в степени между благодатным пребыванием и любовным присутствием. Он, скорее, подчеркивает ощутимое чувство присутствия высшего блага в любом единении и его действие: жгучую потребность благодатного несокровенного созерцания Бога.