Наука Креста. Исследование о святом Хуане де ла Крусе
Шрифт:
Если душа говорит, что Святой Дух ранил ее в самой глубине, тем самым она подразумевает, что в ней есть также менее глубокие места, соответственно степеням Божественной любви: теперь же ее сущность, ее действенность и сила затронуты и охвачены. Она не хочет утверждать, «что это происходит так же сущностно и совершенно, как в блаженном созерцании в иной жизни…». Она говорит так, «чтобы выразить изобильную полноту блаженства и упоения, которые она ощущает, когда Святой Дух наполняет ее благодатью. Это блаженство тем больше и глубже, чем сильнее и сущностней душа преображается в Боге». Здесь это происходит не так совершенно, как в вечной жизни. «Возможно, привычная любовь души в этой жизни может быть такой же совершенной, как и в будущей, но не ее плод и действенность…». Состояние, однако, так похоже на то, которое будет в иной жизни, что душа, пребывая в убеждении, что это оно и есть, решается сказать: в самой глубине моей души. У кого нет опыта в подобных вещах, тот может считать это преувеличением. Но «Отец света, у Которого длинная рука… и она дарит благословение в полноте… не отказывает душе, проверенной в огне горя, испытанной и очищенной и сотворенной верной в любви, именно во имя этой верности уже в этой жизни исполнить то, что заповедал Сын Божий: «…Если кто любит Меня… Мы [Святая Троица] придем к нему и обитель у него сотворим» (Ин 14, 23). Это сотворение обители состоит в том, что разум освящается Богом в мудрости Сына, воля в блаженстве наполняется Святым Духом, а Отец мощно и глубоко погружает душу в пропасть Своей любви». В душе, в
Это просьба о совершенном мистическом браке в блаженном созерцании. Душа на этой ступени совершенно свободна и почти не имеет желаний; она не хочет просить ни о чем ином. Но поскольку она все еще живет надеждой и еще не обладает в полноте Божественным сыновством, то тоскует по завершению, тем более что познала уже наслаждение и предчувствие этого настолько, насколько это возможно на земле. Эта степень так высока, что, как она думает, ее природа должна раствориться, поскольку низшая часть ее не в состоянии вынести такой мощный и возвышенный огонь. И она бы действительно исчезла, если бы Бог не пришел на помощь слабости ее природы и не поддержал бы ее Своей рукой. Кстати, краткие вспышки созерцания таковы, «что было бы доказательством слабой любви не настаивать на просьбе о вступлении в то совершенство и завершенность любви». Она осознаёт, что Святой Дух приглашает ее к блаженству, подобно тому как зовут невесту в Песни Песней: «Встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!» (Песн 2, 10). «Сверши, если на то есть Твоя воля!» – тем самым душа «высказывает вторую просьбу, которой нас учит Жених в Евангелии: «Да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя»» (Мф 6, 10. – Прим. пер.).
Чтобы совершенное соединение могло завершиться, должна быть устранена всякая разъединяющая материя между душой и Богом. Она может быть тройной: «временной, охватывающей все творения; естественной, охватывающей все исключительно естественные виды деятельности и склонности… чувственной, единением души с телом, которое заключает в себе чувственную и инстинктивную жизнь…». Чтобы прийти к уже достигнутому единению, первое и второе уже должны быть разрушены. Это произошло «в страшной встрече с тем огнем, когда он еще был ужасен». Теперь осталось разрушить только третий покров чувственной жизни, который благодаря единению с Богом стал тонким и нежным, как вуаль. И только когда он будет разрушен, душа сможет говорить о «сладкой встрече», поскольку естественное стремление у таких душ совсем иное, нежели у других, хотя естественные условия смерти очень сходны. «Умирают ли они от болезни или от старости, душа все же вырывается у них из тела с большой силой и в возвышенном любовном движении… это любовное движение… обладает силой разрушить ткань и захватить с собой драгоценное сокровище души. Тем милее и слаще смерть подобных душ, ибо их духовная жизнь на протяжении всей жизни была таковой. Их смерть происходит от возвышенных побуждений и блаженных движений любви, подобно лебедю, который прекрасней всего поет, когда приходит смерть. Потому говорит Давид: «Дорога в очах Господних смерть святых Его» (Пс 116, 15). Ибо здесь соединяются все богатства души, и ее любовные потоки изливаются в море любви… в такой полноте и покое, что они сами представляются морем». Душа видит себя «уже на пороге, у входа в полноту счастья… чтобы полностью завладеть своим царством… Она видит себя чистой и богатой, исполненной добродетелей и готовой вступить во владения… Ибо в таком состоянии Бог дает душе увидеть ее собственную красоту… Все превращается теперь в любовь и славословие без единого следа самонадеянности и тщеславия, поскольку вся закваска несовершенства уже устранена… Теперь душа видит, что у нее более ни в чем нет недостатка, как только в устранении тонкой ткани естественной жизни… Она стремится к растворению и пребыванию со Христом и ощущает как мучение, что подобная бедная и слабая жизнь может помешать ей овладеть другой, возвышенной и непреходящей жизнью. Потому она просит: “Сорви покровы к встрече вожделенной!”».
Поскольку она «теперь ощущает силу иной жизни… то воспринимает и слабость этой жизни. Она ей кажется… совершенно тонкой тканью, подобной паутине (ср. Пс 90, 9)… да… даже более тонкой…». Ибо она воспринимает теперь вещи, как Бог: «они являются ничем в ее глазах, и она сама также является ничем, и только один Бог – все для нее».
Она просит о «срывании», «разрушении», не просто о том, чтоб покровы были разрезаны: во-первых, поскольку это более подходит к представлению о встрече. Во-вторых, «поскольку любовь является подругой более сильной Любви и сильного, страстного прикосновения… В-третьих, поскольку любовь стремится к тому, чтобы уничтожение произошло как можно быстрей…». Ибо оно обладает тем большей «силой и ценностью, чем оно духовней. Соединенная сила сильнее, чем расколотая…». Действия, в одно мгновение совершающиеся в душе, излиты на нее Богом. Те, что исходят из самой души, являются скорее предваряющими желаниями и никогда не станут совершенными актами любви, если, как сказано, Бог «очень быстро не оформит и не завершит их в Духе… В подготовленную душу действие любви изливается тут же, ибо уже при первом прикосновении искра охватывает сухой материал. А потому зажженная любовью душа требует скорейшего разрушения…». Она не желает отсрочки и ожидания естественного конца. «Сила любви и готовность, которые сохраняют ее в себе самой, будят в ней… потребность, чтобы душа как можно скорее завершилась с помощью какого-либо толчка или сверхъестественного желания любви». Она знает, «что те души, которые наиболее угодны Богу, Он забирает еще до времени, чтобы этой любовью поскорей привести их к завершению… Потому важной задачей души является уже в этой жизни упражняться в действиях любви, чтобы она в скором времени, не задерживаясь то тут, то там, могла достичь созерцания Бога».
Бурную внутреннюю охваченность Святым Духом душа называет встречей. Бог охватывает ее с неистовством, чтобы поднять над плотью и привести к желаемому завершению. Это истинная встреча; Святой Дух пронизывает при этом всю сущность души, освещает и обожествляет ее. «При этом Божественное бытие связывает бытие души надо всем бытием». Душа может здесь вживе вкусить Бога и называет эту встречу сладчайшей из всех прочих прикосновений и встреч, поскольку она превосходит все остальные своим величием. Так Бог готовит душу к совершенному блаженству и Сам внушает ей просьбы о срывании тонкого покрова, чтобы она могла тут же, без ограничений и без конца, в полноте и насыщении, о которых мечтает, любить Бога.
В первой строфе единение рассматривается в основном как действие Святого Духа. Кратко упоминается, что все Три Божественных Лица находят обитель в душе. Теперь же предпринимается попытка показать, какое участие принимает каждое из Трех Лиц в «Божественном деле единения». Ожог, рука и прикосновение, по существу, являются одним и тем же. Названия различаются в зависимости от воздействия. «Ожог – это Святой Дух, рука – это Отец, а прикосновение – это Сын». Каждый награждает душу особым даром: Святому Духу, «счастливому ожогу», она обязана «отрадной раной». Сын «ласковым прикосновением» позволяет ей ощутить вечную жизнь. Отец «мягкой рукой» преображает ее в Боге. И все же она общается с одним Божеством, «ибо действие всех Трех Лиц едино, и так она приписывает все всем».
Мы уже знаем Святого Духа как «огнь поядающий» (Втор 4, 24), как «огонь любви, который с безграничной силой может поглотить и преобразить душу, к которой он прикоснулся возвышенным, превышающим всякое представление образом… Когда этот Божественный огонь преображает душу, она не только ощущает пожар, но и сама полностью превращается в печь огненную, которая мощно пылает. Удивительно… что этот мощный и разрушительный огонь Божий, которому намного проще поглотить тысячи миров, чем земному огню одну соломинку, не поглощает и не уничтожает душу, а… обожествляет и наполняет блаженством». Ей «выпало редкое счастье… она все знает, пробует и делает что хочет; ей все удается, ничто не может повредить ей или затронуть ее». О ней говорят слова апостола: «… духовный судит о всем, а о нем судить никто не может» (1 Кор 2, 15), и еще: «… Ибо Дух все проницает, и глубины Божии» (1 Кор 2, 10), поскольку любви свойственно исследовать все сокровища возлюбленного.
Счастливый ожог оставляет отрадную рану; «поскольку он является огнем сладчайшей любви, то и рана будет сладчайшей любовной раной и доставит душе сладкое наслаждение». Так же, как материальный огонь, встречая уже имеющиеся раны, превращает их в раны огненные, так и огонь любви настигает раны греха и бедности, исцеляет их и превращает в раны любви. Так же и те раны, которые он сам наносит, он исцеляет; в отличие от материального огня, ничто, кроме него, не может исцелить их. Но он исцеляет, чтобы нанести новые раны. «Как только огонь любви соприкасается с любовной раной, он увеличивает любовную рану и так исцеляет и приводит душу тем скорее к выздоровлению, чем сильнее ее ранит… пока рана не увеличится настолько, что душа полностью раскроется в этой любовной ране. И так… став одной сплошной раной, она совершенно исцелена в любви, то есть преображена в любви… она совершенно изранена и совершенно исцелена». И все же огонь не прекращает своего действия, но, как хороший врач, занимается далее любовным врачеванием раны.
Этот высший вид любовного ранения «происходит в душе от непосредственного прикосновения Божества без какого-либо духовного или воображаемого образа или формы…». Но есть и иные, возвышенные виды горения, в которых участвует духовная форма. Святой дает здесь очень подробное описание того, как душа может быть ранена серафимом с помощью горящей стрелы или копья. Под этим вряд ли можно понимать что-либо иное, чем сердечную рану св. Терезы. Но его описание имеет некоторые характерные черты, которые отсутствуют в описании самой св. Терезы. Неудивительно, что она до конца раскрыла свою душу Хуану, высказавшись при этом намного откровеннее, чем в литературном описании. Душа, как он рассказывает, «чувствует нежное ранение и лекарственную траву, которой было смочено острие копья, как живую точку в духе, а также в сердце пронзенной души. И в этой глубочайшей точке ранения, которая, видимо, находится в самом центре сердца духа, где она ощущает нежнейшее блаженство, – кто может здесь выразиться наиболее точно? – душа ощущает мельчайшее горчичное зернышко, полное жизни и огня, которое излучает вокруг себя живое горящее сияние. Ей кажется, что этот огонь, исходящий из центра и силы той живой точки, где находится сущность и сила травы, разливается возвышенным образом по всем венам духа и сущности… при этом видя, как увеличивается и возрастает любовное горение высшей степени. В этом огне любовь так очищается, что ей кажется, будто в ней находится целое море горящего любовью огня, которое вздымается и опускается от полноты, изливая на все любовь. В этом огне весь мир представляется морем любви; погруженная в него, она не видит границ и конца этой любви, в то время как в самой себе осознает живой центр любви. О блаженстве, которым наслаждается душа, можно только сказать, что она познаёт, как прекрасно сравнение в Евангелии Царства Божьего с горчичным зернышком, которое, хотя и меньше всех семян, но благодаря заложенной в нем мощной движущей силе вырастает в огромное дерево (ср. Мф 13, 31–32). Ибо душа замечает, что сама превратилась в необъятный огонь любви, который выступает из каждой горящей точки в сердце духа. Немногие достигают этого, но некоторые доходят до этой степени, и прежде всего те, чьи добродетель и дух должны распространяться на потомство. Бог наполняет главы семей, как первенцев духа, богатством и силой, в зависимости от числа тех, кто должен перенять их учение и дух». (Это замечание также указывает на св. Терезу.)
В некоторых случаях внутреннее ранение может выражаться внешне, на теле. Хуан указывает при этом на раны св. Франциска, которые серафим «запечатлел и на теле так же… как нанес их его душе через любовную рану. Ибо Бог обычно не удостаивает тело никакой благодати, которой прежде, в первую очередь, Он не оказал бы душе». Чем больше при этом блаженство и сила любви вследствие внутреннего ранения, «тем ощутимей и внешняя боль телесной раны. С ростом одной увеличивается другая», поскольку «очищенным и укрепленным в Боге душам приносит блаженство и сладость то, что разлагающемуся телу причиняет боль и страдание… Если же рана нанесена только душе… блаженство может быть глубже и возвышенней, ибо плоть сдерживает дух, и если она участвует в духовных благах, то берется за узду… и обуздывает огненную живость быстроногого коня; если он использует всю свою силу, то узда разорвется…».