Наулака - История о Западе и Востоке
Шрифт:
Она затаила дыхание. Потом, после длинной паузы, вздохнула: "О!" и, наконец, прошептала томно, рассеянно, страстно: "О!"
– И где же оно все-таки?
– вдруг резко спросила она.
– Висит на шее идола где-то в Раджпутане. Вы хотите, чтобы оно было вашим?
– спросил он тоном жестким и неумолимым.
– Да, - ответила она, засмеявшись.
– Я достану его для вас, - сказал Тарвин просто.
– Да, достанете!
– Она надула губки.
– Достану, - повторил Тарвин.
IV
В Топазе президент "Трех К" занял комнаты
Тарвин обещал президенту, что, если он даст шанс его родному городу, Топаз окажется достойным и не подведет. Президент должен был ответить лишь на один вопрос: какой город более достоин такого уникального шанса - Топаз или соседний Растлер, по мнению же Тарвина, тут и выбирать было нечего. Главное, с чем приходится считаться, говорил он, это характер жителей города. Обитатели Растлера - словно сонные мухи, и все это знают: там нет ни торговли, ни промышленности, там нет энергии, нет денег, нет жизни. А теперь взгляните на Топаз! Характер его жителей виден сразу, стоит лишь пройтись по его улицам. Вот уж кто давным-давно пробудился, не то что спящий мертвым сном Растлер. Жители Топаза живут ради бизнеса, ради дела, они верят в свой город и готовы все свои деньги поставить на эту лошадку.
И, несмотря на все эти пропагандистские речи, внутренний голос подсказывал, что ему не удастся убедить президента, и сейчас, в преддверии грядущей неудачи, горечь поражения, которое он потерпел от Кейт, стала еще острее. Он виделся с Кейт после возвращения из Кэнон-Сити и знал, что разве только чудо смогло бы удержать ее от отъезда в Индию через три дня.
Он смог забыть о существовании Кейт на то время, пока боролся за Топаз, но после прощания с Матри внезапная острая боль напомнила ему о ней. Он взял с нее обещание отправиться вечером к Горячим Ключам вместе с компанией приглашенных. Он ждал этой поездки, потому что это была его последняя надежда. Он хотел в последний раз объясниться с ней.
Поездка на Горячие Ключи задумывалась для того, чтобы показать президенту и его жене, какой зимний курорт нужно построить в Топазе в будущем; гости согласились отправиться туда вместе с компанией, на скорую руку собранной Тарвином. В надежде улучить минутку для спокойного разговора с Кейт он пригласил еще трех мужчин - почтмейстера Максима, Хеклера, издателя топазской газеты "Телеграмма" (оба были его коллегами по торговой палате), и одного симпатичного англичанина по имени Кармейтен. Он рассчитывал, что они займут беседой президента и тогда удастся выкроить полчаса на разговор с Кейт, не нанося ущерба делам города. Ему вдруг пришло в голову, что к этому моменту президент может захотеть обновить свои впечатления о городе, а Хеклер был именно тем человеком, который мог сослужить здесь хорошую службу.
Тарвин придержал свою лошадь и, приотстав немного от группы, оказался вровень с Кейт. Кармейтен, с которым он был в приятельских отношениях, сразу уступил ему свое место рядом с Кейт и помчался вперед, догонять остальную компанию.
Она подняла на Тарвина свои выразительные глаза, лишь только он осадил лошадь рядом с нею, и безмолвно умоляла его избавить их обоих от продолжения безнадежного спора, но лицо Тарвина окаменело, и даже голос ангела не тронул бы сейчас его сердца: он не стал бы слушать его.
– Я опять утомляю вас этим разговором, я знаю, Кейт. Но я должен поговорить с вами о вашей поездке. Я должен спасти вас.
– Не старайтесь больше, Ник, - ответила она мягко.
– Пожалуйста, не надо. В этом - спасение моей души. Это единственное, чего я по-настоящему хочу. Мне иногда кажется, что, может быть, для этого я и родилась на свет. Ведь все мы для чего-то приходим в этот мир, Ник, разве не так, даже если дело, ради которого мы существуем, крохотное и скромное и другие его и вовсе не замечают? Я должна сделать это, Ник. Помогите мне в этом.
– Пусть меня... пусть меня поколотят, если я соглашусь на это! Вы хотите, чтобы я облегчил вашу задачу? Я же постараюсь осложнить ее. Вот для чего я тут. Все здесь идут на поводу у каждого вашего желания, пусть даже оно и дурно. Ваши отец и мать позволяют вам делать все, что заблагорассудится. Они даже и не подозревают, на какую плаху вы кладете свою драгоценную голову Я вам не сумею заменить ее новой. А вы сумеете? Мысль об этом придает мне силы и решимость. Но похоже, что моя решимость вам отвратительна.
Кейт засмеялась.
– Да, Ник, вы стали просто отвратительны. Но я ничего не имею против. Мне даже, кажется, нравится ваше беспокойство обо мне. Если бы я вообще могла остаться здесь ради кого-то, то я бы сделала это ради вас. Вы ведь мне верите, Ник?
– О, верю и благодарю вас к тому же. Но что мне это даст? Мне нужна не вера. Мне нужны вы.
– Я знаю это, Ник. Знаю. Но Индии я нужна больше, чем вам - нет, не я сама, а то, что я смогу там сделать и что смогут сделать женщины вроде меня. Я слышу крик: "Приди и помоги нам!", и пока я его слышу, не будет мне радости ни в чем. Я могла бы стать вашей женой, Ник. Это нетрудно. Но пока этот крик звучит у меня в ушах, каждый миг превратится для меня в пытку.
– Это жестоко по отношению ко мне - говорить о пытке, - произнес Ник, печально разглядывая скалы возвышавшиеся над ними.
– О нет. К вам мои слова не относятся.
– Да-да, вот именно, ко мне все это отношения уже не имеет, - ответил он и плотно сжал губы.
Она не утерпела и улыбнулась, глядя ему в лицо.
– Я никогда не выйду замуж ни за кого другого, Ник, если вам от этого будет легче, - сказала она с внезапной нежностью в голосе.
– Но за меня вы замуж не выйдете?