Наваждение
Шрифт:
Никаких картин на стенах не было — ни в черных рамах, ни в других. Единственное, что украшало стены, — это бесконечные узоры, начерканные фиолетовым маркером: масса завитушек и закорючек, вид которых вызывал тревогу.
— Господи, что же могло Хелен здесь понадобиться?
— Крайне любопытно, — ответил Пендергаст, — особенно учитывая, что во время ее визита семья Доан считалась гордостью Санфлауэра. Злобное помешательство обрушилось на них гораздо позже.
Снаружи зловеще грохотала гроза, за ставнями мелькали багровые вспышки.
Пендергаст и д’Агоста спустились в пустой подвал, который тоже подвергся вспышкам
Комната дочери пугала еще больше — полным отсутствием индивидуальности. Единственной характерной чертой оказался ряд книг в красных переплетах; кроме них и антологии стихов, на полке ничего не было.
Приятели медленно прошли по пустым комнатам. Д’Агоста тщетно пытался найти смысл в этой бессмыслице.
В самом конце холла оказалась запертая дверь. Пендергаст вынул отмычки и принялся орудовать ими в замке. Дверь, однако, не открывалась.
— Ну, начинается, — сказал д’Агоста.
— Если вы, дружище, взглянете на верхний косяк, то увидите: дверь, помимо того что заперта, еще и привинчена шурупами. — Пендергаст убрал руку. — Мы сюда вернемся. Давайте сначала осмотрим мансарду.
Мансарда состояла из комнатушек, приютившихся под карнизом, полных отсыревшей мебели и старых вещей. Д’Агоста и Пендергаст проверили все ящики и чемоданы, подняли тучи пыли, но нашли только старомодное поношенное тряпье, множество собранных в стопки и перевязанных бечевками газет. Пендергаст порылся в старом ящике с инструментом, разыскал там отвертку и положил в карман.
— Проверим башни, — предложил он, с видимым недовольством отряхивая пыль с черного костюма, — а потом пойдем в закрытую комнату.
В башенках были винтовые лестницы да ниши для храпения, полные всякой дряни: пауки, мышиный помет, стопки старых пожелтевших книг. Обе лестницы вели в крошечные смотровые комнатки с узкими, словно бойницы, окошками, выходящими на лес, над которым полыхали молнии. Д’Агоста начал терять терпение. Ничего они не найдут в этом доме, полном безумия и тайн. Для чего могла Хелен сюда приезжать — если она вообще приезжала?
Не найдя в башнях ничего интересного, детективы спустились в дом к запертой двери. Д’Агоста посветил фонариком, а Пендергаст отвинтил два длинных шурупа. Повернув ручку, агент раскрыл дверь и шагнул внутрь.
Д’Агоста двинулся за ним и от удивления едва не отшатнулся.
Они словно попали внутрь яйца Фаберже. Комната оказалась небольшая, но напомнила д’Агосте ювелирное украшение — полная сокровищ, которые словно излучали собственный свет. Забитые досками окна делали комнату почти герметично закрытой. Когда-то все тут натерли до блеска — с любовью и тщанием, — и, несмотря на многолетнюю заброшенность дома, глянец не потускнел. Каждый дюйм стен покрывали картины, все пространство занимала великолепная мебель
В середине стоял диван роскошной темной кожи с изумительным тисненым цветочным орнаментом. Узоры ручной выделки были так совершенны, так завораживали, что д’Агоста с трудом отвел взгляд. Прочие предметы в комнате тоже заслуживали внимания. В одном углу теснились какие-то фантастические статуэтки с продолговатыми головами, вырезанные из неизвестного экзотического дерева, а рядом — целая выставка изящных ювелирных изделий: золото, камни, блестящий черный жемчуг.
Д’Агоста в изумленном молчании прошелся по комнате. Он едва успевал сосредоточиться на каком-то предмете, как его внимание отвлекали другие чудеса. На одном из столов он увидел несколько переплетенных вручную книг — изящная кожа с золотым тиснением. Лейтенант раскрыл один томик и увидел стихи, написанные от руки красивым шрифтом; под каждым стихотворением проставлена дата и стоит имя Карен Доан.
На полу в несколько слоев лежали коврики ручной работы — яркий геометрический рисунок слепил глаза.
Д’Агоста водил фонариком по стенам, любуясь написанными маслом картинами: полные жизни изображения лесных полян и заброшенных кладбищ, великолепные натюрморты и какие-то сказочные, фантастические пейзажи. Лейтенант подошел к ближайшей картине; щурясь и водя по ней лучом, он разглядел внизу подпись — «М. Доан».
Пендергаст тихо подошел и встал рядом.
— Мелисса Доан, — пробормотал он. — Жена писателя. Похоже, все эти картины написала она.
— Все?! — Д’Агоста поводил фонариком по другим стенам. Картин в черных рамках или без подписи Мелиссы Доан не было.
— Боюсь, «Черной рамки» здесь нет.
Лейтенант медленно опустил руку с фонариком. Он вдруг заметил, что дышит очень часто и у него колотится сердце. Какой абсурд… нет, больше чем абсурд!
— Вот чертово местечко! И как это его до сих пор не ограбили?
— Город надежно хранит свои тайны. — Серебристые глаза Пендергаста бегали по комнате, не пропуская ничего, а лицо выражало крайнюю сосредоточенность. Он в очередной раз медленно прошел по комнате, остановился перед столом с книгами, быстро их осмотрел, перелистал и поставил на место. Потом вышел из комнаты и направился в комнату Карен; д’Агоста — за ним. Там Пендергаст вернулся к полке с одинаковыми красными томиками, длинными пальцами снял с полки самый последний том. Все страницы там оказались чистыми. Тогда агент поставил книгу на место и взял предпоследнюю, заполненную горизонтальными черточками, прочерченными по линейке — так густо, что страницы получились почти черные.
Пендергаст взял следующий том, пролистал и увидел такие же черточки, а в самом начале — неразборчивые, словно детские, каракули. Еще в одном томе оказались разрозненные записи, сделанные неровным почерком, скакавшие вверх-вниз по страницам. Пендергаст стал читать вслух — наугад. То была проза, записанная строфами, как стихи.
Я не могу
Спать мне нельзя
Спать. Приходят они и шепчут
Мне. Показывают
Мне. Я не могу
Не слышать их. Я не могу
Не слышать их. Если я снова усну, я
Умру. Сон = Смерть.
Сны = Смерть.
Смерть проклятие я не могу
Не слышать их.