Найон
Шрифт:
Лёха рассматривал неожиданный подарок – серебряный башмак. Будет, что внукам завещать. Привезу домой и поставлю вместо иконы. Будем семьёй молиться, чтобы внуки перешагнули столетний рубеж. Раз Найон сказал – ботинок внуков переживёт. А если носить, то вряд ли; мягкий асфальт сожрёт любую подошву.
Закинули чаю крепкого да спустились к воде. Журчит водица, радуется, что не дали в обиду. Найон в скафандре стал притчей во языцех:
– Лунную пыль прихватил? Как там вообще дела, на луне? – Сашка всё на камеру пишет, чтоб для истории сохранить.
– Давай твою камеру окунём. Покроется серебром – в цене вырастет многократно. Поменяешь на вертолёт, и станем мы летать, а не бить ноги по камню. – Женька успел насовать в воду мелкую сетку, из непонятного металла. У него – что ни вещь, всё с секретом. В потоке неспешном сетки меняли цвет. Выходит, серебром покрываются, никакой гальваники не нужно.
– Давай, помогай! – Аверьянов кивнул Лёше, как самому незанятому. Они меняли местами прямоугольники, устанавливали выше по течению, ниже, и даже на глаз было заметно, что где-то серебро лепится интенсивней, а где совсем не берётся. В этих точках Дима втыкал колышки и возвращался на пост. Нельзя прозевать, если который тайно ведёт слежку; бывало, и беглый зэк выглянет, попросит хлеба. Выжить в одиночку – то ещё испытание, но хуже всего – организованные банды. Старателя выслеживают, обложат и ждут, пока тот набьёт рюкзак. Геологи-одиночки сильно рискуют, считая, что ни с кем делиться не придётся.
За трудами время летит, к обеду сетки покрылись составом настолько, что ячейки не разглядишь. И потяжелели основательно.
– Жень, это и есть коллоидное серебро?
– В лаборатории скажут, я не специалист.
– Думаю, не для лаборатории старались. – Дима с хитрецой оглядел своих. Лёха выдал:
– Опять для водяного? Не кажется ли вам, господа, он нас хорошенько припахал?
Найон помешкал, хотел понять, какие настроения у других. Заметили его интерес и промолчали.
– Тогда поделюсь своими соображениями. Большинство водителей платят гаишникам – их так приучили. Так какие вопросы здесь? Шестнадцать порогов на реке, шестнадцать водяных, и от каждого зависит, пропустить нас или разбить в лепёшку. Вы видели баржи, скрученные в рулон? А я видел. А почему водяной взъелся на капитана баржи? Скорей всего, промывал ёмкости и сливал за борт.
Сладков опустил камеру, решил не записывать момент.
– Ты много знаешь, Найон, а от больших знаний много печалей. И в прошлую экспедицию я подмечал: что-то же тебя тревожит. Улыбку всё реже мы видим на лице.
– И что с того?
– Думаю, ты про нас всех что-то знаешь. Что-то дурное, но не хочешь рассказывать.
– Что-то знаю.
– Так поделись, авось полегчает.
Они настороженно ждали его слов.
– Как бы помягче сказать? Вот такой, недавний пример, лет десять, что ли, и запомнился навсегда. Ты набрал команду, прошёл тысячу километров и, под занавес, потерял двоих. Эта дурацкая ситуация, когда виден конец испытаниям, завтра полетим или поедем по домам, сыграла злую шутку. Они же не дети, в конце концов! Я им не указ, сами решили – по маленькой. Знали, что водяные не терпят пьяных, а матерные слова, сказанные на воде, имеют далеко идущие последствия. Это не важно, что прошли последний порог, ты нарушил правило прохода. Пой песни, да не сквернословь. Когда водка во рту, тут не до правил. Смотрю – мчит нам навстречу чёрная туча, всю потряхивает от запаса молний. Ну, думаю, накликали беду на свои головы. Как молния лупит по зеркалу реки, мало кто наблюдал. Главное – что всё происходит мгновенно. Обе лодки, как магнитом, притянуло бортами, и артиллерия врезала крупным калибром, в одну точку. Мы не успели глазом моргнуть – их не стало. Обгоревший рюкзак нашли потом на берегу, да весло торчит в песке, с оплавленной резиной. Для одних экспедиция закончилась досрочно, а остальным предстоят долгие беседы со следователями. Докажи, что не ты молнией управлял. И ведь могли вернуться к родным, без задержки такой, но кто-то посчитал, что самое опасное позади… Мне бы сфотографировать ту тучу, так и вопросов было бы поменьше. Хотя, это тоже вряд ли. Но хуже встреча с родными. Какие слова подобрать? Скажешь, сами виноваты – не поймут: ты же уцелел, чем ты лучше их? И сколько времени будешь терзаться, что у них внутри, о чём думают, какими словами костерят.
Лагерь оставили где-то через час, следов пребывания не оставили. Сладков шёл впереди, тоже маялся вопросами. Разок осмелился спросить:
– Ты недоговариваешь, Найон. Не узнаю тебя.
– Пока всё нормально, не приставай.
– До привала потерплю, но вытащу из тебя правду.
– Это как у тебя получится. Посмотрим. Помнишь, три года назад, форсировали речку? Уже недалеко до неё.
Группа заметно растянулась. И так шли с полной нагрузкой, так ещё серебра подняли. Димка взял на себя большую часть, Найону решили сделать скидку на возраст, но, как всегда, он упорно стоял за равные доли:
– Я ещё вам фору дам, хоть разменял восьмой десяток.
Впереди открылась долина маралов. Местные, если выходили на охоту, никогда не стреляли самца прежде, чем не обнаружат щель или место для укрытия. Промахнёшься – марал будет преследовать и топтать всеми двумястами килограммами, пока не истечёт кровью. Круглые какашки Найон собирает в отдельный мешочек, как мощное средство от бородавок и папиллом.
Он попросил полчаса для сбора, группа обрадовалась передышке, чай решили не ставить, ограничились водой. Местность дикая, кроме волков, хищников полно; только самые отчаянные охотники рискуют забираться в эту глушь.
Димка дал круг, нарезал грибов – ужин будет повеселее консервов.
– Помочь, Женя?
– Заканчиваю. Как реку перейдём, разобьём лагерь. Охота грибов твоих отведать, следующий переход уже не будем отвлекаться. Думаю.
Прошли дальше – Сладков не удержался, крикнул:
– Что делается, а? Кто помнит, здесь бежала река.
Найон глазам не поверил. Они замерли на берегу сухого русла, дно бывшей реки потрескалось и серьёзно зарастало кустарником. Три года – минус одна река, и это только в одном месте. Сколько пропало на всей планете – по телевизору не скажут.
– С-суки! – сорвалось с губ его, слеза не навернулась, но уже подобралась близко.
Одно короткое и такое понятное слово. Земляне ничего не могут противопоставить врагу. Люди добывают всё, эти вывозят с планеты и торгуют напропалую. Они ни за что не отвечают: ну, случился падёж скота, разве в первый раз? Ещё нарожают, вот новость!
Женька насторожился. Никто не ожидал, наверное, что Сладков брякнет: «Нет худа без добра. Пешком перейдём, уже легче».
Женька ждал. Остальные не проявили себя никак. Подумаешь, река… Это с кем я хожу в экспедиции? Живём на этой планете, и вам всё равно, что одной рекой стало меньше? Какие же мы разные: у меня сердце сжалось до боли, а вам лишь бы ноги не замочить.
Дима, правда, долго смотрел под ноги и вспоминал, небось, сколько рыбы тогда поймал.
– Ну, здесь, надеюсь, не заночуем?
– Пойдём дальше, до первого ручья.
Около семи разбили лагерь, по всем правилам. Дима кашеварил, пока остальные осмотрели окрестности. Нашли опустевшую медвежью берлогу. Вот откуда выбирались медвежата и помогали рыбку ловить. Скоро здесь и зверя не встретишь, всем нужно вдоволь воды. Городским невдомёк, что планета трещит по швам: там только на асфальте можно прочесть следы грядущей катастрофы. Дорожные службы заметают предупреждения знаки. Планете вот-вот труба, но вы держитесь, как говорил один деятель в верхах.