Не прикасайся!
Шрифт:
- Вот это очень круто, - говорит Аня.
- Да, если бы я видела, можно было бы тренироваться интенсивнее и сложнее.
- Знаешь, если я попытаюсь это исполнить, то все равно от страха зажмурюсь, так что разницы никакой.
- Попробуй перекидной. – Я с легкостью исполняю самый простой прыжок, который и прыжком-то не является: просто перескакиваю с одной ноги на другую, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. – Он безопасный.
Жаль, что я не вижу, как у Ани получается, и не могу ее поправить. Но она
- Да, во мне сдохла фигуристка. Причем так давно, что уже пугает скелетом окружающих.
Когда Аня отходит, я немного хулиганю: пытаюсь сделать двойной аксель. Оборотов хватает, но приземлиться чисто не получается.
- Степ-аут, - вздыхаю я. – Когда приземляешься с прыжка на две ноги, отнимают баллы ГОЕ.
- ГОЕ?
- Надбавки за элементы. За чистоту и все такое. Есть базовая стоимость прыжка или вращения, а есть ГОЕ – это то, что ставят судьи плюсом.
- Никольская! – слышим мы крик Алекса. – Почему тебя нельзя оставить ни на минуту? Какого хрена ты там скачешь?! Вернись немедленно в беседку!
Аня тяжело вздыхает.
- Знаешь, мы будем очень рады, если ты не сбежишь от него уже к вечеру, но, если что, поймем.
- Я привыкла. Это же Александр Олегович. Он всегда кричит и командует.
- Расскажешь еще о тренировках? Мы так мало знаем о работе Сашки, что порой кажется, будто он нас всех не любит.
Мы возвращаемся в беседку, болтая о тренировках и предстоящем шоу. Мне уже совсем легко рядом с Аней, я с удовольствием включаюсь в разговор и начинаю думать, что это была не такая уж и плохая идея – приехать в гости к Крестовским. Как давно я не была на таких посиделках! С шашлыком, запахами дымка, щебетанием птичек и легким летним ветерком.
- Вино, дамы, - говорит Крестовский. – Белое, грюнер ветлинер, двенадцать градусов. Освежайтесь. Только не забудьте, что после вина категорически запрещено приобщаться к чуду фигурного катания на асфальте.
Мне в руки вкладывают холодный запотевший бокал. Я вздрагиваю: не то от прикосновения, не то от медового запаха вина. И решительно оставляю его в сторону.
- Извините, я не пью.
- Что, не можешь больше? – хмыкает Алекс.
В такие моменты кажется, что мир вокруг замирает. Нечто похожее я ощутила однажды, лежа в его постели и услышав приглушенное «Можете забирать». И слышу сейчас. Обидное, болезненное, пусть и правдивое.
Да, тогда я напилась, взяла отцовскую машину и попала в аварию. И с того момента, как очнулась в больнице, оказалась в абсолютной темноте, с практически нулевыми шансами хоть что-то хоть когда-нибудь увидеть.
И я знаю, что Крестовский считает, будто я сама виновата в произошедшем. И я виновата, только… напоминание все равно бьет хлыстом, а небрежная издевка напоминает, что этот мужчина – не друг, и даже не любовник, как он сказал. Любовники не издеваются над своими партнершами, не бьют
– Анна Артемовна, - слышим мы женский голос откуда-то со стороны дома, - вас к телефону Игорь Олегович.
- Извините. Это муж. Скоро вернусь.
Как только ее шаги стихают, я поднимаюсь, беря со стола смартфон.
- Я уеду.
- Что? – в голосе Крестовского искреннее удивление.
– Я… я не могу, прости. Я позвоню Максу, скажу, чтобы меня забрал. Извинись перед Аней. Я подожду машину за воротами.
- Эй, Никольская, ты головой ударилась? Куда уеду, ты только села!
Боже, храни мои очки! За ними не видно наполненных позорными слезами обиды глаз.
Правда, когда я поднимаюсь и пытаюсь протиснуться мимо Крестовского к выходу из беседки, он без особых усилий меня тормозит, разворачивает к себе и тут же снимает очки.
Конечно, я пытаюсь отвернуться, но пальцы мужчины крепко держат мой подбородок, не позволяя пошевелиться.
– Настя, что случилось? Ты только что хихикала с Аней, а теперь, почти рыдая, пытаешься сбежать и сидеть у ворот.
- Ничего.
– А то я по голосу не слышу. Что не так? Что с вином? Я сейчас открою тебе лимонад, Анька захватит из дома.
Качаю головой, задыхаясь от неожиданной близости и страха, что сейчас вернется Аня и застанет нас практически в объятиях друг друга.
- Настя-а-а-а… что с тобой?
– Зачем ты издеваешься? Тебе нравится, когда мне больно? Нравится тыкать моей глупостью?
- Тыкать… что…
Он вдруг смеется. Бархатистый, искренний смех, от которого еще обиднее.
– Черт, Настасья… ты обиделась на «не можешь»? Настя-я-я! Ну, это же анекдот такой. Что ты плачешь?
Вытирает прокатившуюся по щеке слезинку.
– Не знаешь анекдот? Приводит парень домой девушку, с родными знакомить. Представляет: «Это Светочка. Светочка очень хорошая. Она не пьет и не курит». А родители спрашивают: «Ой, Света, а вы не пьете, потому что спортсменка, да?». А Света в ответ сиплым басом: «Не могу больше».
Дурацкий анекдот. Но я почему-то смеюсь. Хотя все еще хочется сбежать за ворота, только теперь не от обиды, а от стыда за то, что обиделась на анекдот. И еще немножко от страха, ибо аналогия со знакомством родных с анекдотичной Светочкой какая-то… неправильная.
- Думал, ты его знаешь. Этот анекдот еще во времена моей юности был популярен.
- Во времена твоей юности я облизывала деревянную лошадь в детском саду.
– Так, сейчас я обижусь, что меня назвали старым, сам позвоню твоему Максу и попрошу меня забрать. Поедем справляться со стрессом исконно мужскими методами.
- Пивом и чипсами?
– Не надо никуда уезжать. Я принесу тебе лимонад. Хотя вино строит попробовать. Есть один интересный способ пить вино. Такой прикольный. Хочешь, покажу?