Не то, что кажется
Шрифт:
Проходит несколько дней, возможно неделя, когда я слышу шум шагов нескольких человек, а значит, это точно не еду мне принесли. Это за мной.
Миротворец отстёгивает цепочку от ноги, и меня выводят из камеры. Мне страшно, так как я уже успела заметить, что каждый мой следующий выход из камеры оборачивается всё более страшными последствиями.
Мы поднимаемся по ступеням, значит, меня ведут не в знакомую камеру. Видимо, Пит задумал что-то новенькое. Стараюсь дышать ровно, но это чрезвычайно трудно. Нервы на пределе.
Меня заводят в какую-то
Первым порывом было броситься к ним, обнять, но меня остановил умоляющий взгляд Октавии. Нельзя. Их накажут.
И тут я обращаю внимание, как Флавий сглатывает. Я уже видела подобное – Лавиния, Дарий, жук-оператор Поллукс… О нет! Их сделали безгласыми! Лишь за то, что они красили мне ногти и завивали волосы?! Меня стало трясти от злости. Их я тоже не спасла.
Следующие полчаса мои старые знакомые приводят меня в порядок: помогают отмыться в душе, наносят на кожу масла и парфюм, лёгкий макияж на лицо, волосы укладывают в естественные кудри. Зачем всё это? Может, меня наконец надумали казнить, поэтому решили привести в божеский вид?
Мой туалет дополняет лёгкое персиковое платье без рукавов, перетянутое широким белым поясом на талии.
Когда руки Октавии заканчивают поправлять пояс, я, не сдержавшись, хватаю её ладони и сжимаю их. Девушка поднимает на меня полные слёз глаза. Столько эмоций в её взгляде!
Зачем это сделали с ними? Врагами Капитолия этих наивных ребят можно назвать с большой натяжкой. Это всё из-за меня. Опять из-за меня.
Я не успеваю попрощаться, так как в комнату бесцеремонно врывается охранник, и кинув, что время вышло, почти волоком вытаскивает меня из комнаты.
– Куда вы меня ведёте? – спрашиваю, хотя на ответ этого робота надеяться и не стоит.
– К Президенту. Думаешь, зачем тебя отмыли? Вонь немытого тела не для его кабинета.
Даже так! Президент брезгует говорить с пленницей, от которой не пахнет розами? Значит Сноу не по нраву естественные запахи тела? Ситуация не из весёлых, но мне почему-то смешно.
Меня заводят в лифт и надевают наручники и чёрный мешок на голову. Только после этого провожатые жмут кнопки лифта. А ты осторожен, Сноу. Неужели боишься поверженной Сойки? Связанной, истощённой пытками девчонки?
Мешок стаскивают и я немного щурюсь от света, падающего в окна. Лучи закатного солнца окрашивают всё в какой-то странный цвет. Не тот оранжевый, что когда-то так любил мой Пит, а какой-то неестественно красный. Кровавый. Цвет Сноу. Президент стоит у окна, спиной ко мне, руки за спиной.
– Добрый день, мисс Эвердин, – говорит он, не поворачиваясь. – Не хотите полюбоваться закатом? Он в Капитолии просто прекрасен.
– Вы заставили меня пройти через эпиляцию воском ради светской беседы? – острю, играя с огнём. Но мне нечего бояться. Сноу сделал уже всё, что мог. Больше ему нечем меня ужалить.
– А вы не очень-то рады выбраться из подземелья, – Сноу поворачивается ко мне, растягивая мерзкие пухлые губы в неприятной улыбке.
– А смысл? Я же ведь скоро опять туда вернусь, – говорю мрачно.
– Это совсем не обязательно, мисс Эвердин. Мне вы больше не нужны.
Значит, я права – меня казнят. Сегодня. На закате. Чтож, даже поэтично.
– Что же вы молчите? Разве вам нечего сказать? – Сноу отправляет в рот какую-то ягоду, и я с отвращением замечаю алые капельки сока на его губах. Меня сейчас вырвет. Стараюсь дышать глубже, чтобы унять тошноту.
– Так когда меня казнят? – спрашиваю, стараясь принять как можно более безразличный вид.
Сноу довольно улыбается, словно только и ждал этого вопроса.
– А кто говорил про казнь? – он отправляет на муки ещё одну ягоду.
– Хотите сказать, меня просто отпустят? – с горьким смешком говорю я.
Мерзкий смех сотрясает стены этого ужасного места. Ужасного из-за его хозяина.
– Конечно нет, – резко прерывает смех Сноу. – С чего бы мне вас отпускать? Я придумал для вас кое-что интереснее.
Куда уж интереснее?
– Я больше не буду сдерживать вашего возлюбленного, отдам вас ему. Пусть делает, что хочет: хочет – оставит вместо комнатной собачки, хочет – просто убьёт. Он, конечно, был не в восторге, но я сказал ему, чтобы хорошо подумал. При фантазии из вас можно извлечь немного пользы, – Сноу подходит ближе, я не дышу, повержена в шок его словами. Снова его мерзкая улыбка и злорадный шёпот: - Что может быть хуже для вас, мисс Эвердин – быть униженной тем, кто готов был тысячу раз пожертвовать за вас собственной жизнью?
Я вижу своё отражение в большом зеркале на стене. Кажется, что в лице нет ни кровинки – настолько я бледна. Только подкрашенные губы алеют неестественным пятном.
Президент хлопает в ладоши, и меня снова уводят, надев на голову чёрный мешок.
Лифты, лестницы, десятки ступеней…
Я слышу скрип двери, и сквозь мешок пробивает немного света, значит, я уже не в подвале. Меня вталкивают, и я падаю, перецепившись через что-то, видимо порог. Мои руки и колени приземляются на что-то мягкое и тёплое, думаю, это ковёр, причём даже на ощупь заметно, что очень дорогой. Хорошо, что наручники закрепили спереди, иначе бы я не смогла обезопасить при падении лицо.
Срываю с себя мешок, наконец, я могу свободно вдохнуть, чего мне не позволяла плотная ткань надетого на голову мешка. Свет, настоящий солнечный свет снова ослепляет меня, и я жмурюсь. Как же мне его не хватало в этих казематах: сначала в подземельях Тринадцатого, а теперь в камерах Капитолия.
Но радоваться некогда. Я вижу огромную комнату с высокими окнами на всю длину стены. Большая белая кровать на пьедестале занимает чуть ли не две трети всей комнаты. Поднимаю взгляд выше и вижу Пита.