Не твоя девочка
Шрифт:
Но Вертелецкий был очень серьёзен.
— Алис, я понимаю, что ты мне не веришь… в такое и правда сложно поверить, но…
— Да это наверняка какая-то ошибка. Что с ней могло случиться? — нервно покачала головой.
— Собирайся, я подожду в машине, если хочешь.
— Да куда собираться-то?
— Домой, — терпеливо ответил муж.
— Зачем? — снова спросила я.
Выглядело это наверное бестолково, но я никак не могла взять в толк, о чем он говорит.
Богдан молча прошел в комнату и сам начал собирать мою сумку, которая стояла возле шкафа. Кот тоскливо терся о его ноги, требуя внимания, а я злилась, не верила мужу и снова и снова спрашивала одно и тоже.
Я не придуривалась в тот момент. Просто в моей голове никак не задерживалась мысль, что Юля умерла. Что это за бред? Ну не может молодая, цветущая девушка — вот так взять и умереть, так не должно быть. Это невозможно, потому что просто невозможно. Кто угодно, но только не Юлька. Кто угодно, но не она. Уж я-то знаю ее.
И тут в голову пришла очередная "спасительная" мысль.
А ведь точно, это же ее проделки, она вечно что-то придумывает, уверенная, что это смешно. Вот и тут они на пару с Богданом зачем-то решили разыграть меня. Сейчас мы приедем, а она та-дам, и как черт из табакерки выскочит. Да я сто процентов даю, что так и будет.
Но Богдан все так же тоскливо и молча собирал вещи. Те, что не влезали, засовывал в каие-то пакеты. Я даже не возмущалась, чувствуя, как внутри нарастает паника и становится все тяжелее дышать.
И тут, наконец, решилась спросить:
— Что произошло?
— Юля… она звонила тебе. По крайней мере мне она сказала, что звонила, но ты не… ты не брала трубку. Она хотела сказать тебе что-то важное. Перед этим…ну перед тем, что потом произошло, Юля позвонила мне и просила передать, что…
Он отвел взгляд, и в комнате повисло тяжелое молчание. Наконец, Богдан собрался с мыслями и продолжил:
— Она просила передать, что любит тебя и просит прощения…
Вот когда Богдан сказал это, именно тогда я и поняла, что все это не сон и не шутка.
Но я держалась, пока еще держалась. Внутри натянулась струна, вот-вот готовая лопнуть, но пока еще держалась.
Больше я не задавала лишних вопросов, молча села в машину, кота пришлось засунуть в переноску, а тот, глупый, кажется, и рад был приключениям.
Всю дорогу ехали молча, слава богам, Богдан не пытался разговаривать, погруженный в свои мысли. Судя по хмурым бровям и глубокой морщинке, залёгшей над переносицей, мысли эти были безрадостными.
— Куда мы едем? — я, наконец, решилась спросить.
Богдан отрешенно и немного удивленно взглянул и ответил вопросом на вопрос:
— Как куда?
— Ну да. Куда именно мы едем?
— Домой, — коротко бросил он.
— Я поняла, что домой. А потом?
Он снова удивленно посмотрел на меня и ответил:
— Нужно похороны организовать…
И вот тут, в этот самый момент меня прорвало. Струна лопнула, разорвав внутренности на кусочки. Невыносимо больно, так, что хочется орать, рвать, метать… хочется улететь, упасть и разбиться, только бы не чувствовать этой боли. Камень давит на грудь, и нечем дышать, нет больше мыслей, нет чувств, один оголенный провод — дотронься и убьет все живое вокруг. Спалит и сгорит сам.
Никогда мне не было так плохо, никогда… Я видела не одну смерть и хоронила не одного близкого. Когда умерли родители и бабушка, я была еще слишком мала, чтобы испытать ТАКИЕ чувства и эмоции. Я была обижена на них, и эта обида поглощала всё остальное. Всю боль и пустоту. Настоящая скорбь пришла позднее и до сих пор жила глубоко в сердце.
То, что умрет дядя, я знала заранее и, наверное, была готова к этому. Это не было внезапностью, хотя все равно немного неожиданно. Даже в тот день, когда он умирал, я все еще надеялась, что это будет не сейчас, потом, завтра…
А Юля… Юля — это мое детство, юность и взрослая жизнь. Юля — это моя боль и радость, мой друг и разочарование, мое второе я.
И потерять все это так внезапно… пусть мы и не общались так как раньше, пусть нас развела судьба по разные стороны и по разным тропам, все равно я знала, что вот она есть, радуется жизни, просыпается по утрам и этого было достаточно. Какая дура я была, думая, что моя жизнь разрушена каким-то там браком… моя жизнь разрушилась именно сейчас, когда окончательно ушло детство и та, что всегда доставляла немало хлопот и раздражения, но все равно была моей неотъемлемой частью.
Я ревела всю дорогу до дома, думая, что никогда больше не смогу улыбаться. Я не верила, что жизнь может продолжаться, если заканчивается так внезапно. Как можно и дальше радоваться жизни, если конец так внезапен? Все, что мне хотелось, это умереть вместе с ней. А еще просить прощения. Бесконечно просить прощения, не веря, что когда-нибудь простится. Она звонила мне в последние часы жизни, чтобы сказать, как любит меня и попросить прощения, а я…
— Как это случилось?
— Она вышла из окна.
— Как ты узнал об этом?
— Она на своей руке написала мой номер телефона…
— Почему твой?
— Я… я не знаю.
— Вы были любовниками? — я, наконец, смогла задать этот вопрос.
Богдан посмотрел на меня как на сумасшедшую.
— Нет, конечно! С чего ты взяла?! Просто мы неплохо поладили. В последнее время вы почти престали общаться и мне было ее по-человечески очень жаль.
Вот оно как… и тут я оказалась хуже, чем думала сама.
— Она позвонила по поводу этого парня своего. Просила уладить насчет заявления. Потом приехала поблагодарить…
Тут он все-таки покраснел.
— Но ничего не было, правда. Я бы никогда так не поступил…
— А она? — вопрос вырвался сам собой.
— Я не хочу об этом, понимаешь? Мы посидели с ней, она много рассказывала о себе, сильно напилась. Я отвез ее домой и все. Потом несколько раз созванивались, мы правда хорошо поладили, у нее же никого не было, понимаешь?
Я снова ревела, жалея попеременно то непутевую Юльку, зачем-то решившую, что можно так легко разбрасываться жизнью, то Богдана, не знаю зачем и почему. И даже немного себя. Когда он сказал про то, что Юля приезжал благодарить, в сердце кольнуло, чего уж скрывать.