Не выпускайте чудовищ из шкафа
Шрифт:
– Боюсь, не только он. Ситуация сложная. Данных было много. И дара, чтобы систематизировать в голове, не хватало. Пришлось так, самому… я разбивал по годам, потом по регионам. Анализировал общую картину для каждого с динамикой во времени.
И эта его комната, забитая бумагами, заставленная шкафами, окончательно убедила Наденьку в его сумасшествии. Или не комната, но та увлеченность, с которой Бекшеев занялся этим делом.
Он ведь пытался объяснить.
Говорил.
А впустую…
– Кое-что удавалось вытянуть в первом приближении.
– А в других местах нужнее.
– Именно. Теперь, сколь знаю, он хочет создать аналитический отдел. Чтобы все копии документов или хотя бы основные, об открытии дел, о пропавших, убитых, найденных отправлялись туда. Чтобы была централизация. А от нее уже можно и считать.
– Добьется.
– Не сомневаюсь… но пока еще в процессе. Так вот… в каждом регионе своя картина. Причем интересно, что до войны она мало отличалась от той, которая после войны. Флуктуации незначительны. А если что-то выбивается, то резко, явно… кроме этих женщин.
– Каких?
– Разных. В том и дело, что все они – разные. По возрасту. Есть и те, кому под сорок, и семнадцатилетняя девочка. Состоятельные. И не особо. Имеющие родственников, у некоторых даже сыновья, но в остальном – сестры и братья. Незамужние. Или не были, или овдовели. Внешность тоже отличается. Брюнетки. Блондинки. Рыжие. Крашение и натуральные. Толстые и худые. Но они пропали. Гендерная структура исчезнувших в трех областях изменилась.
– Но не настолько, чтобы Одинцов тебе поверил?
– Именно. Если в прочих случаях все было очевидно. Сходство по внешности. Возрасту. По какому-либо иному фактору. Он всегда имелся, объединяющий, то тут… просто разные женщины однажды взяли и уехали из дому.
– А… - теперь во взгляде её сомнения. И вопрос она задать хочет.
– Мог ли я ошибиться? Вполне. Но… не отпускает. Понимаешь? Я чувствую, что все они связаны. Но как?
Зима задумалась на долю мгновенья. И кивнула.
– Выясним.
Глава 27. Десятка пентаклей
Глава 27. Десятка пентаклей
«…к возвращению мужа следует привести себя в порядок. Следует помнить, что мужчина целый день провел на работе, он устал и желает лишь отдыха. И потому неправильно будет досаждать ему просьбами или же упреками. Встретьте его улыбкой, видом своим покажите, сколь рады вы и благодарны ему…»
«Сто советов для счастливой семейной жизни».
Одержимый?
Кто бы говорил.
Или напомнить Одинцову тот случай, когда мы две недели шли по следу. Две недели по долбанному почти неразличимому следу, который, как мне начинало казаться, существовал лишь в моем воображении. Или в его? Я почти не меняла форму.
Он… он подпитывал меня силой. И сам едва не помер.
А главное и маг-то был слабеньким. Итальяшка, попавший на эту войну даже не по своей
Плевать.
Но ведь было же. И не только это. Так что не ему обвинять других в одержимости.
Псица… Имя надо. Мими? Зизи? Как вообще собак называют? У жены Сомова две болонки и один шпиц. Но клички у них дурацкие. А имя? Имена дают людям.
Главное, след она взяла.
И четкий.
Вот только любой след ведет в две стороны. И куда выведет? Хотя…
– Стой, - велела я. И тварь послушно плюхнулась на задницу. – Погоди… дай подумать.
Так… дом вон там где-то. Шел Мишка… или от дома, или еще откуда-то, что возможно, но маловероятно. Старая дорога, куда его отец отправил, в другой стороне. Логично, что он на дорогу сходил, все же напрямую перечить Яжинскому себе дороже.
Сходил.
Вернулся. Заглядывал ли домой? Вряд ли. Он бы не рискнул попадаться на глаза отцу. А вот не пройти мимо не мог. Точнее мог, но крюка пришлось бы дать. Так что, куда бы он ни направлялся, шел он скорее всего оттуда… я махнула рукой вниз. Развернулась. И указала наверх.
– Туда, - сказала псице.
Вот морда у нее наглая.
И довольная до крайности. И хрустит чем-то. Кость нашла? Или мышь поймать успела. Нет, судя по перьям, к морде прилипшим, не мышь.
Ну и ладно, кормить не придется.
– А Дальний причем? К этим твоим аномалиям, – псица затрусила по следу, а я подвинулась ближе к Бекшееву. Все же бледноват он. И устал. Но не скажет.
Упертый.
– Ты ж не случайно здесь?
– Да как-то… может, и случайно. Когда Одинцов отказался дело открывать, он… скажем так, намекнул, что опосредованные данные не всегда бывают верны. Что я фактически вижу лишь бумажки. А они составляются людьми, которые в свою очередь не всегда пишут правду. И это может тоже отражаться на результате.
Узнаю Одинцова. Кто проблему увидел. Тот её и решает.
– Но он не прав.
А вот это Одинцов до последнего отрицать будет.
– Если исходить из того, что все бумажки пишутся людьми, то изначальное искажение присутствует везде, и поэтому самонивелируется. То есть его можно игнорировать
Ничего не понимаю, но звучит впечатляюще.
Тварь опять затявкала где-то там, впереди.
– Но я решил проверить. И отправился… побеседовать, - он слегка поморщился. – В чем-то он был прав. Люди… странные.
Кто бы говорил.
Но молчу. Иногда очень важно вовремя промолчать.
– Это был новый опыт. Очень… своеобразный. Оказалось, что моя жена в чем-то была права, когда говорила, что я… стал отшельником. Просто, когда постоянно используешь дар, устаешь. И любая внешняя информация, ненужная информация, начинает отсекаться мозгом. Он требует тишины. Покоя. Мы все одиночки по натуре. Да и из дома выходить не любим. Более того со временем вообще тяжело относимся к переменам. К любым. Даже если в комнате диван передвинут, это уже проблема.