Небесные
Шрифт:
Амааль может воспроизвести дорогу с закрытыми глазами. Вот поворот направо, карета тянется вверх. Значит, они свернули у министерства торговли, где единоличным властителем остался дерганый Карояк. Несколько минут будут подниматься вверх и прямо, тело министра подалось два раза вправо, затем влево. Сколько раз говорил кучеру объезжать эти колдобины, но тот словно нарочно правит по ним. По крыше кареты что-то легонько стукнуло, проскребся мягкий шелест. Это кипарис, высаженный во дворе хибарки. Амааля всегда поражал подобный контраст: латаная хижина, которую может снести первый порыв ветра, и огромное дерево с раскидистыми ветвями, прикрывающее его своей кроной, проклюнувшееся из земли, не дающей ничего плодороднее плюща. Вверх-вниз.
Дом Самааха окружен. Приняв во внимание занимаемый им статус и заслуги перед Риссеном, Его Величество до суда заключил первого советника под домашний арест. Дал возможность попрощаться с родными и близкими, надо полагать. Мимоходом Амааль подумал о Рагоне: потрудился ли кто-нибудь поставить его в известность о том, что произошло с отцом? А если нет, хватит ли у Амааля смелости сделать это самому?
Министра не желают пропускать. Суд состоится утром следующего дня, а до того времени велено никого к первому советнику не подпускать. Доводы не помогают. Его узнают, но разрешения на допуск нет. Тогда Амааль идет на крайние меры - ссылается на Рахмана. Начальник охраны выглядит обескураженным: не похоже, чтобы министр лгал, но и от Рахмана прямых указаний не поступало. Амааль пользуется заминкой, прокладывает путь через кольцо вооруженных людей во двор. Обман, конечно, раскроется, но теперь это не важно.
Самаах не выказывает удивления. Его спокойствие и непоколебимость - словно и не через несколько часов решится его судьба - поражают Амааля. Хозяин отводит гостю лучшее место, вежливо и обыденно просит слугу принести вина. Тот бесшумно исчезает, оставляя их вдвоем.
– Я рад тебя видеть, Амааль, хотя не стоило сюда приходить. Тебе это может выйти боком.
– Продолжаете заботиться обо мне даже сейчас? После того, что я вам сделал? Как вы можете быть так спокойны?
– Спокойствие приходит с годами, друг мой, равно как и мудрость. Я не вижу причин, почему не должен заботиться о тебе сейчас. Ты не должен корить себя за то, что сделал, ты поступил правильно.
Амааль не верит своим ушам. Он уставился на наставника во все глаза, но не увидел ровным счетом ничего, что противоречило бы сказанному. Советник говорил искренне, и искренне улыбался.
– В отличие от вас, господин советник, у меня нет убежденности, что я поступил правильно. Я чувствую себя предателем. Голос разума говорит мне, что мой выбор - единственно верный, что вы оступились и отреклись и от меня, и от выбора, сделанного вашими предками, и от короля, которому приносили присягу; но голос сердца твердит, что я совершил огромную ошибку, искупить которую мне будет не дано.
– Твои слова и ранят мое сердце, и ласкают. Я зародил сомненья в твоей душе - прости. То было не стремление облечь тебя на мучения, но результат сомнений в моей собственной душе. Но если я сумел выбрать их двух троп, то ты так и остался на распутье.
– Ошибаетесь, господин советник. У моей дороги не было развилки, она шла прямо, никуда не сворачивая. Лишь раз мелькнула тень - и та пропала.
– Ты противоречишь сам себе.
– Я знаю, - сознался министр.
Принесли вино. Самаах разлил напиток по бокалам, подал министру. Амааль глотнул - и не почувствовал вкуса. Самаах смаковал каждый глоток.
– Лучшее вино, что я когда-либо пробовал, - сказал он.
– Нескоро его можно будет приобрести в Риссене. Тебе предстоит много работы, чтобы вытащить страну из руин.
– Я сделаю все, что в моих силах для того, чтобы исправить то, что вы натворили.
– Кажется, даже тебе это обвинение не доставляет удовольствия. Так отчего же ты терзаешь себя, повторяя его вновь и вновь?
– Потому что я зол. И бессилен. Я пытался понять ваши мотивы - и не мог. Я делал все, чтобы помешать вашим планам, и вот когда добился своего, понимаю - не этого хотел. Но, глядя на вас, вижу - не этого хотели и вы. Вы ведь не ожидали, что все зайдет так далеко? Что начнутся пожары, разбои, убийства? Вы рассчитывали провернуть все быстро. Но отчего не остановились, когда почувствовали, что теряете контроль над движением? Что оно вам больше не подчинено? Что живет своей жизнью? Почему не прекратили его, не задавили в зародыше? Почему дали так разрастись?
– Потому что оно не было моим.
– Что вы имеете в виду?
– Я зародил в нем жизнь, но и только. Чем больше я оглядываюсь назад, тем больше понимаю, что с самого начала оно не было моим.
Самаах откинулся назад, на лице его промелькнула удивленная досада, вызванная признанием - и осознанием. Амааль ждал продолжения, но советник погрузился в себя, копался в собственных ощущениях. Затем морщинистое лицо разгладилось - и вновь воцарилась безмятежность. Министр догадался, что сейчас советник разрешил для себя какую-то очень важную загадку, сделал открытие.
– Господин Самаах?
– Кажется, меня провели, - рассмеялся советник.
– О чем вы говорите?
– Я торил себе лестницу ввысь, рассчитывая полакомиться плодами, и не замечая, что все это время меня направляли. Должно быть, я был совершенно ослеплен алчностью, раз не заметил, как меня дергают за ниточки.
– Вами манипулировали? Но как это возможно? Мне докладывали почти о каждом вашем шаге, но не было и слова о том, что за вашими действиями стоит кто-то другой.
– Так же, как и мне, мой друг. Но если моя догадка верна - а она верна, - значит, манипулировали и тобой. Нас обоих обвели вокруг пальца - что учителя, что ученика. Непростительная ошибка.
– Мной не манипулировали. Все мои действия были продиктованы исключительно собственным решением и собственным желанием так поступить. С самого начала я поставил своей целью не позволить вам разрушить многовековые устои и устроить гражданскую войну, и каждый мой шаг был продиктован лишь этим стремлением. Если бы меня направляло что-то или кто-то еще, я бы заметил.
Под пристальным взглядом наставника Амааль терял уверенность. Он быстро перебрал в уме события последних дней, но вновь не заметил чужого присутствия. Что ж, если советник так настаивает, будем отталкиваться от обратного.
– Хорошо, предположим, кто-то действительно за нами стоял. Чего он добивался, сталкивая нас лбами?
– Отвлечь внимание от себя. С нашим расколом вся верхушка Риссена открыто поделилась на две части. Все внимание было приковано к нам, как к лидерам противоборствующих сторон, а он меж тем сидел в нашей тени и покамест наблюдал оттуда. Мы же, увлеченные друг другом, и не замечали, что застряли в паутине, оплетенные нитями. Чего он добивался? Того же, что и я. Моими руками он сотворил восстанье, мною расчищал путь. К несчастью для него, появился этот молодец, кузнец, который, надо полагать, о том и не подозревая, перехватил из его рук бразды правления. Если бы он этого не сделал, наш паук, управляя народными массами, захватил бы дворец и уселся на трон. Теперь же, когда он потерял бунт, ему придется изыскивать другие способы, чтобы подобраться ближе к престолу. Желал бы я взглянуть, как он это сделает!