Небесные
Шрифт:
Кариму понравилась речь, но царь продолжал молчать.
– Если вы откажете... Риссен развалится на части, уже разваливается. Я не могу связаться с Амшером, не могу дать знать, что я уцелел, не могу узнать новости, но того, что я услышал по дороге, достаточно, чтобы понять: дворец распался на два полиса. Нам угрожают три опасности: война, восстание и раскол. С двумя последними я разберусь сам, но выиграть войну в одиночку я не могу. Ваше Величество, я прошу вас: помогите.
Было слышно, как трещат факелы. Карлику надоело держать ларь в руках. Подушку он бросил на пол, шкатулку с печатью небрежно сунул подмышку. Стоял, покачиваясь с пятки на носок. Встрепенулся элементаль. Значит, вновь не стало кого-то поблизости. Что же с ним станет, если он окажется на поле боя? До каких вырастет размеров? Какой мощью будет обладать? Пусть душами и не питается, лишь переносит, но кто-то и где-то им это засчитывает, а если кто-то и где-то
– Отчего же ты молчишь?
– спросил вдруг царь.
– Разве не ты то, что нас связывает? Разве не за этим его сюда привел? Не за этим спустился с Небес? Чтобы остановить кровопролитие?
– Я спустился, чтобы повидать Большую Землю, место, от которого мы отделены веками и километрами, место, от которого бежали наши предки. Когда я встретил этого благородного господина, я навязался ему в проводники. Так же, как и я, он скрывал свою личность до последнего, так же, как и вы, я услышал о его цели только сейчас. По прибытии в Баль-Гуруш мы расстались, но Небеса свели нас здесь вновь. Теперь я вижу, почему. Вы спрашиваете, отчего я молчу? Что я могу сказать? Пусть в наших жилах течет одна кровь, для меня это ничего не меняет. Оттого я не стал ближе ни к вам, ни к нему: должно быть, зов ее очень слаб. Но если вам нужен повод, чтобы ввязаться в войну, что ж, считайте меня связующим звеном, я не против. Цель его мне понятна, он хочет защитить свой дом, свою страну, я не иду против этой цели, напротив. Он проделал немалый путь, чтобы добраться до вас, я сам тому свидетель. Если все это было проделано единственно ради собственного народа, я присоединюсь к его просьбе. Вот он я, и вот они вы. Видимо, я стою между вами, чтобы просьба одного дошла до второго. Я услышал его мольбу, я передал ее вам, добавив собственный голос. Ваши уши ее услышали, теперь ваша очередь принимать решение.
Царь колебался, Карим видел это по его глазам. Карим лукаво улыбнулся, с напускной небрежностью потянулся.
– Однако, должен признаться, - заговорщически сказал царю, - тот благородный господин мне нравится, и я найду способ выполнить его просьбу даже в обход вашего решения.
– Каким же это образом?
– заинтересовался благодушный господин.
– Вы показали мне печать, сказав, что она единственная. Но у меня есть вторая, точь-в-точь такая же. Я прихватил ее из Барада, словно чувствовал, что она пригодится. Тогда я не знал ни ее предназначения, ни ее ценности. Сегодня в полночь у меня запланирован побег, только тссс - это секрет. Для меня не составит никакого труда состряпать письмецо, скрепить его печатью и отправить главнокомандующему какому-нибудь гарнизона. Когда сей благородный господин туда явится, ему останется только возглавить кноттское войско и двинутся в... Каборр? Когда обман раскроется, будет слишком поздно. Но мне сдается, вы и не будете его раскрывать: какому же царю захочется признать, что его надул какой-то проходимец?
Мгновение стояла тишина, затем царь восхищенно расхохотался.
– Мысль о родстве с тобой доставляет мне истинное удовольствие! Да будет так! Агаша, собери всех генералов. Куда подевалась стража? Проследи, чтобы их выпустили и сопроводили во дворец. Принц, вы должны быть вдвое красноречивы, чтобы мне не пришлось выставлять себя тираном. Союз с Кноттом вы заключите в любом случае, но только от вас будет зависеть, в каком свете при этом предстану я. Ты, разумеется, отправишься с нами. Не бойся, я не представлю тебя как жителя Барада, о Небесном Городе не будет сказано ни слова. Все, что родилось здесь, здесь и умрет, но я не могу допустить, чтобы ты, преодолевший столько препятствий, так и не увидел свою родину. Я покажу тебе портреты наших предков, познакомлю с нашими обычаями. Взамен я желаю услышать про все чудеса Барада.
– Я бы с удовольствием отправился с вами хоть на край света, - откликнулся Карим, - но у меня осталось одно неоконченное дело. Позвольте мне его завершить, и тогда я весь буду в вашем распоряжении.
– Уж не то ли это дело, что привело тебя в тюрьму?
Карим склонил голову.
– Может быть, то, а может быть и нет. Дайте мне немного времени, и в случае его успешного завершения, я, возможно, поделюсь им с вами.
Царь шутливо погрозил пальцем.
– Наглость твоя не имеет границ, но мне она нравится. У тебя три дня. По истечении этого срока я затребую тебя во дворец, преуспел ты в деле или нет.
"Так ты меня через три и найдешь", - подумал Карим и улыбнулся.
ГЛАВА 14
Они
Рана заживала, но хромота осталась. Хард подозревал, что она уже не исчезнет, останется его верным спутником на всю жизнь. Значит, он сильно сдаст: движения станут тяжелее, неосознанно начнет беречь раненую ногу, лишится некоторой части своих приемов. Когда война закончится - а она закончится - Хард сделает все возможное, чтобы восстановиться полностью. В противном случае ему придется покинуть армию, а представить себя вне жизни военного формирования он не мог.
Издали Хард наблюдал за принцем. Он уже не мог припомнить, когда подходил к наследнику в последний раз. Тот сильно изменился. В хардовой охране и в хардовых советах больше не нуждался, все больше общался с генералом, Рагоном, солдатами. Предложил две стратегии для тайных вылазок с целью заимствования провианта врага - и обе увенчались успехом. Даже если с Хардом что-то случится, наследник достаточно окреп, чтобы стоять на своих двоих. Харду это доставляло гордость: в некотором смысле, такая независимость появилась не без его помощи. Стоило лишь вспомнить принца в самом начале похода. Значит, завет отца выполнен. К словам наследника прислушиваются, его авторитет растет, голос крепнет. Хард сделал свой вклад, теперь дело за отцом.
И тот не заставил себя ждать. До войска дошли слухи, что восстание затихает. Дворцу были представлены требования, большую часть из которых тот услышал. Крестьяне возвращаются в свои провинции, к своим господам, приступают к работам на новых условиях. Как-то ночью Харду приснилось, что их дом пылает. Он проснулся в поту, словно собственноручно тушил пожар, но легко выбросил сон из головы - какой только чуши не выдумает уставший разум. Дома наверняка предстоит много работы, еще и в провинции куча дел. Хард ревностно следил за своими людьми: с их небольшого надела призыв был такой же, как и с других, ушли все трудоспособные мужчины. Если погибнут, работать в провинции будет некому. Да еще и перед их родными отчитываться. Потому Хард берег своих как мог.
Два солнца спустя их окончательно вытеснили из Каборра. Маловер воспринял это как личное оскорбление, вгрызся в границу провинций, рычал и кусался, не пуская врага дальше, но не имея и сил развернуться.
Стоит признать, место для огрызки он выбрал удачное. Риссен накрыл колючий нетающий серый снег, принесший с собой хохочущие морозы. Холод стучался в стекленеющие глаза сарийцев, расположившихся ниже по равнине, протискивался под одежду, дразнил пылающие костры. Невооруженным глазом было видно, как страдают сарийцы, не могущие ни вырваться вперед, ни забиться в какую-либо нору. Остатки риссенского войска вбились в прогалину у подножия горы. Справа и слева их окружали могучие многовековые деревья, не пропускающие холод и снег. Маловер выставил в лесах дозор, чтобы сарийцы не проникли в лагерь через чащу. Хард полагался на собственное чутье: в случае опасности божки-шпионы ему об этом сообщат.
Патруль докладывает раз в несколько часов. В стане врага движение. Они мобилизуют силы, чтобы попытаться еще раз сбросить генерала из-под горы. Бастин - не Андаман, этот не будет ждать подкрепления. Он сейчас в немилости в сарийском дворе, ему нужно возвращать к себе доверие, поэтому он предпринимает попытки сбросить врагов вновь и вновь. Его торопливость и жадность пока не позволяют ему этого сделать. Если бы он немного подождал, рассредоточил войска и выдвинул стратегию - от риссенской армии остались бы ошметки. Но Бастин спешит, ему не терпится разгромить врагов до того, как с юга подоспеют новые силы, ему не хочется делить лавры с кем-то другим, ему хочется покончить с этим поскорей и в одиночку, и Маловер пока этим пользуется.