Небесные
Шрифт:
Амааль спешит. Для человека его статуса и положения он теряет непозволительно много времени на вещи, над которыми не стоило и задумываться. Оставив крестьян и злясь на себя за задержку, пришпорил коня. Каждая секунда промедления может дорого обойтись. Внезапно вспомнился Юн, его совет, такой неожиданный и такой пугающий; первый советник, восставший против памяти всех своих предков; Коэн, надежно укрытая от посягательств со стороны Ее Величества; Хард, бьющийся так далеко. Мимоходом подумал о наследнике - изменился ли? Остался ли в мягкой шкурке или сумел ее сбросить? Тревожные мысли накатывали одна за другой, толкались, теснились, мешали. Министр попытался вспомнить свою последнюю беспечную мысль из разряда "Куда же запропастилась эта печать?". По всему выходило, что последняя беспечная посетила его в день, когда до дворца дошла
У Одинокого Взгорка они свернули на запад. Останется пройти между Снами, пересечь Серую - и они на месте.
Глубокой ночью добрались до следующего постоялого двора. Завели лошадей, отдали поводья выскочившему мальчишке, заказали поесть. Владелец, болезненно кланяясь - поясница обернута платком, принес три тарелки с холодной, застывшей волнами кашей, бледно-молочные лепешки с запеченными травами, разбавленное водой вино. Испуганно дождался, пока утоляли голод, трясущейся свечкой осветил дорогу к комнатам.
– На той стороне есть мост, - сказал Амааль. Они миновали Сны, прислушивались к приветственному плеску Серой.
– Но его охраняют. Нам придется пересечь реку по-другому. Пошарьте по берегу, обычно здесь припрятано несколько лодок.
Оба его спутника двинулись в разные стороны. Амааль раздраженно слушал, сколько шума те производят, просто перебирая ногами. Если будут так шуметь и там, их раскроют в два счета, и тогда лишь Ярок знает, что сделают с министром и его людьми. Лодку нашли. Амааль коротко выразил свои пожелания прожить долгую жизнь, первым ступил на борт. За ним поднялся второй, взялся за весло. Третий оттолкнул лодку от берега, вскочил следом, зачерпнув ледяной воды из Серой. Министр велел грести вверх против течения, устроился на корме.
Ни Серая, ни ее притоки никогда не отличались коварностью. Она послушно позволила собой манипулировать, взбивала волны, ласкалась о борт и министрову руку. Лодка двигалась прытко, ход ее ничто не нарушал, еще немного - и они уже на середине, где Амааль видит пухлые фигуры по другую сторону. Берега под контролем. Меры против восставших или что-то иное?
Бросают лодку в чаще. Голые стволы деревьев и раскидистые ветви кустарников создают ненадежное, но единственное убежище. Амааль с полузабытым радостным волнением припадает к шершавой кроне, гладит выросты, описывает пальцем неровности. В самом сердце ствола что-то тренькает, под рукой волнами разбегается тепло, посылая телу дрожь, расходится по всей высоте ствола. Чуть дергаются ветви, словно узнавая, льнут к ласкам деревяшника. По чаще разносится беззвучный сигнал, и божки его принимают. Теперь он под их защитой, теперь они сделают все, чтобы его укрыть. Дерево вздыхает, обнимают его кривыми сучьями, прячет от чужих глаз.
Привилегия не распространяется на его спутников. Эти скрываются так звучно, будто хотят разбудить весь Риссен. Они нарушают сонный покой, и Амааля выдергивает обратно. Он готов проклясть нарушивших его единение, но вовремя прикусывает язык.
Из чащи просматривается селение. Всего в провинции первого советника их восемь. Земли Самааха расположены на плодородном участке, с трех сторон окружены реками: Серой и двумя ее притоками, Симом и Эткером. О неурожае здесь не слышали и в засушливые годы, провинция лакомая во всех отношениях. С Единственного Вверх просматриваются все восемь селений. Насколько Амааль помнил, там был выставлен дозор. Двигаться придется под покровом темноты, сливаясь с ночью, а до тех пор оставалось лишь ждать.
Жизнь в деревне шла своим чередом. Одетые в легкие кафтаны мужики присматривали за скотиной, таскали в дом дров. Иногда во дворе мелькала игривая лента: молоденькие крестьянки гуртом выходили задать курам корма или натаскать воды. Били хвостами улыбчивые собаки. Из труб валил легкий дымок. Мирная картина. Совсем не такая, какая стоит за пределами этого сонного царства. Амааль вспомнил лица своих крестьян, покосившиеся плетни, которых некому поправить, пустые гумна. Как же так получилось?
– Пора.
Первый двинулся на запад, второй на север. Если обозы действительно здесь, то они рассредоточены по всем деревням. Достаточно будет найти повозку со знаком Песчаной Гильдии, и тогда первому советнику уже не отвертеться. Амааль не знал, будет он тому рад или огорчен. На краткое мгновенье ему захотелось все забыть, вернуть назад, когда было
Амааль слушал, как холодно звенят звезды. В селениях спокойно - ни лая, ни крика. Со стороны Единственного Вверх - ни движения. Охрана, топтавшаяся на берегах, исчезла. Неужели первый советник так расслабился? Настолько уверен в своей безнаказанности? Или это свидетельство его невиновности?
Постепенно сковывало все тело. Министр прижался к стволу, надеясь на теплое слияние, но божки его проигнорировали. Остатками лесных чувств Амааль уловил, что им не понравились чужаки, которых привел с собой. Перенесся к Коэн. Наверное, его утонченная принцесса безмерно шокирова - отец, королевский служащий, министр финансов - и вдруг деревяшник. Запрет на их гонение появился лишь несколько лет назад, не без его помощи, но предубеждений в народе сохранилась масса. И не только в народе. Даже хорошо знакомые Амаалю министры были уверены в том, что деревяшники сжигают птиц и растаскивают внутренности крестьян в отместку за то, что те посмели тронуть священные деревья. Впрочем, кое-какие из баек были все же правдой. Коэн это не понравится, но она сильная девочка. Хард был в курсе собственного происхождения, сам унаследовал его часть. Божки к нему не снисходили, но маскировали старательно. Амааль вспомнил, когда открыл ему тайну - знание должно передаваться от отца к сыну. Бедный Хард. Он, никогда не любивший и не обращавщийся с секретами, вдруг стал хранителем страшнейшего. На несколько дней выпал из колеи, перестал разговаривать. Министр практически слышал, как тот отчаянно пытается спрятать тайну в самые дальние уголки своей памяти, копошился, выискивая укромное место, чтобы никогда больше в жизни не успеть до него обраться. Но душа у Харда была такая же прямая, как он сам, закутков и закоулков в ней не находилось, и бедняга мучился.
Холод пробирался глубже, вползал в кости. Если первый и второй не поторопятся, тело покроется ледяной коркой, в которой навеки отпечатаются его черты. Осторожно, чтобы не заметили сверху, Амааль растер конечности. Ствол больше не намеревался делиться теплом, приберегая энергию на зиму, и сколько бы министр ни стучался, ему не открыли. Ноги-руки затекли, сказывался возраст. Когда начал моросить дождь, Амааль задался вопросом: почему он сам не отправился на разведку? И сам же ответил: потому что не обучался этому у Харда. Как поступил бы на его месте Маловер, обладая армией численностью в две боевые единицы, выступая против врага, окружившего со всех сторон? Когда Маловер вернется, нужно его непременно о том спросить.
Когда стали замерзать даже мысли, вернулся первый. Амааль едва узнал его в сплошном коме грязи. Тот развалился на земле рядом с министром, кивнул: нашел. Ждать в компании было уже не так тягостно. Явился второй, шепотом доложился о результатах. Получив подтверждение, министр впятился в чащу. На той же лодке переправились обратно, развязали лошадей, погнали во весь опор прямо через Правый Сон.
Душа министра настолько застоялась, что осмыслить последствия он уже не мог. В корчмах больше не останавливались, делая короткие привалы. Обрезки мыслей цеплялись одна за другую. Амааль знал, как поступит по прибытии в Амшер, сотни раз повторял этот план в своей голове. Советник сам дал разрешение, сам подтолкнул к противостоянию, так какого Ярока Амаалю отступать? У него на руках - доказательства виновности Самааха. По прибытии в Амшер он найдет министра юстиции, сообщит о грузе, разбросанном и спрятанном по амбарам и кладовым провинции первого советника, Самааха обвинят, министр вернет свой пост. Неужели все?