Небесные
Шрифт:
– Я проснулся от треска, слышал, как поднялся Арг и бросился на звук. Когда я зажег свечу... Когда... этот... увидел меня, он хотел подняться, но Арг схватил его рукой и тогда... Он снова его ударил.
– Вероятно, в темноте он спутал Арга с вами, Ваше Высочество, - сказал Маловер.
– С нашей стороны было непростительной ошибкой уменьшать охрану и оставлять мальчишку в живых, надо было покончить с ним сразу же. Ваше Высочество?
Наследник молчал, подавшись всем телом вперед, не сводя широко открытых глаз с места, где лишился жизни его прислужник. Тело Арга уже унесли, земляной пол впитал всю кровь, но наследник выглядел так, словно воочию наблюдал трагедию вновь. Хард насторожился - как бы принц не совершил опрометчивого поступка, - придвинулся ближе. Но наследник сказал то, чего Хард уж точно не ожидал услышать.
– Казнить.
– Ваше Высочество?
– Я встречусь
Они мчались к Крокету сквозь высасывающую душу пустоту. Разбудили старика, нашли проводника. Весь следующий день Хард провел, изучая особенности города и прилегающей местности. Маловер дал шпионам наводку: они снимаются, им не выстоять против многочисленной армии Сарии, но прежде, чем уйти, надо завершить одно дело.
Утром решающего дня накрапывал мелкий дождь. Легкий, теплый - провинция отличалась теплыми плодородными дождями, - завтра после него обязательно что-нибудь проклюнется из-под травы. Свернуты пестрые знамена, отосланы обозы, потушены костры. Выстроились ровные подтянутые шеренги солдат. Собраны стрелки. Безмолвно ждет кавалерия.
По ту сторону разделяющего поля - генерал Андаман. Он уже в курсе отступления, успели нашептать. Воинственно восседает на коне, топорща усы.
На нейтральную территорию выводят Эдикея. Мальчишка взъерошен, помят. Осыпает ярочников проклятиями, сожалеет, что не успел добраться до главного безнебесника. Его конечности привязывают к четырем лошадям - классическое четвертование. Лошадей подхлестывают, они рвутся в разные стороны - и проклятия, превратившиеся в крик, замирают. Один конь несется прямиком в лагерь сарийцев, останавливается, не добегая, напуганный грузом, который волочит за собой. Когда выбежавшие вперед сарийцы пытаются ее поймать, встает на дыбы, но, пойманная за узду, позволяет себя увлечь. Остальные части тела разносятся в разные стороны. Подскакивая на кочках, голова несется прочь от реки.
Генерал наблюдает за казнью сына равнодушно. Чуть шевелит губами - и солдаты кидаются ловить других лошадей. Возможно, позже он оплачет потерю, но Хард в этом не уверен. Впервые его чувства неоднозначны. Он не может понять Андамана и не может понять, что бушует внутри него самого.
Они отступают. Медленно, тягуче медленно просачиваются в город, идут по широким улицам, подставляя врагу спину. Капли влаги укладываются на шлемы, на непокрытые загривки крестьян, щекотно стекают за ворот. Пустынен заброшенный город. Город нельзя обойти, он выводит прямо к двугорью. Если Андаман клюнет, если все сложится согласно плану, там они примут бой. Хард не уверен, что Андаман рискнет, ведь на подходе большая армия, вместе с которой можно разбить риссенцев в два раза быстрей, но он доверяет Маловеру. И Маловер не подводит. Когда войско почти выходит из города, сзади на них набрасываются сарийцы.
Тотчас в риссенском войске поднимается паника. Хард пытается навести порядок, но перепуганные крестьяне больше не слушают. Основная часть солдат уже ушла, войско непозволительно растянулось, минуя город, и преследующие всадники легко вгрызаются в беззащитные ряды. Хард встречает первого, сбрасывает с коня, схлестывается со вторым. Всадники напирают, они рвутся идти дальше, но пока путающиеся под копытами лошадей крестьяне умудряются их задерживать. Хаос. В этом беспорядке Хард движется легко, автоматически, руки привычно замахиваются, рубят, колют. Он не оставляет без внимания каждую мелочь из поля зрения: как ловко переваливается в окно дома пахарь, успев избежать острия, как несколько человек, навалившись, стягивают всадника за ноги, как выдавливают сарийцев из шлемов.
Хард кричит, и город откликается. Замыкается улица за спинами всадников, мгновенно рассасывается толпа легко вооруженных крестьян, и тяжелая конница, внезапно отрезанная от своего войска, оказывается в западне. Все пустые до того оконные проемы до единого ощетиниваются стрелами, жалящими сарийцев в открытые, незащищенные места. С крыш летят камни, горячая вода, Ярок весть что еще. Кавалеристов топчут, давят, протыкают насквозь. Забиться и спрятаться некуда, дома стоят впритык друг к другу, поэтому они пробуют прорвать кольцо защиты, но и там их встречают копьями. Не успевшие остановиться лошади натыкаются на острие, сбрасывают всадников, которых тут же добивают, падают сверху, лишая раненых возможности выбраться. Выскакивает из дома обезумевший крестьянин, с криком всаживает в ногу всадника обломок дерева и тут же падает навзничь, когда разъяренный сариец замахивается на него мечом. Мгновенно сверху следует наказание, и всадник лежит рядом с им же убитым, словно они старинные приятели, пропустившие по чарке вина.
Андаман не вошел в город. Он пошел в обход. Маловер встретил его на возвышенности. Конница Риссена разделяет армию Сарии на две части. Одну оттесняют ближе к черте города, из которого неожиданно выскакивают солдаты Риссена: авангард армии, покинув город, рассредоточился в его пределах в то время, как тыл приглашающе выставлял спины. Вторую, в составе которой оказался генерал, берет на себя Маловер. Хард, убедившись, что принц окружен плотной охраной, полностью отдает себя мечу.
Вокруг города не строили крепостных стен. Не успели. Каборр, являясь особой провинцией в составе Риссена, подписал мирный договор с Сарией несколько лет назад. Теперь, когда это сыграло против них же самих, Хард мысленно торжествует. Все щели и отверстия в окнах забиты лучниками, бесперебойно выводящими врагов из строя каждую минуту. Ежесекундно появляются солдаты: высыпают из дворов, сараев, построек.
Хард ни о чем не думает. Мыслями он не здесь, мозг чист, ничем не перегружен. Если бы его попросили сравнить, он бы сказал, что бой с кочевниками был по крайней мере занимательнее. Сарийцы действовали традиционно, не имели в запасе никаких дополнительных приемов: ни магических приспособлений гаронцев, ни хитроумных тактик риссенцев. Андаман действовал напролом. Харду такой стиль близок, привычен. Он уворачивается, нагибается, подставляет щит, скользит. Движется все тело - скупо, экономно, незатратно. Его атакуют двое. Широким размахом он освобождает пространство, выгадывает себе немного времени. Отражает выпад, отступает, разворот - острие пролетает в ноготке от шеи. Второй лезет, совершенно забывшись - вид отступающего врага пьянит его разум. Поза беспечная и открытая: широко расставленные ноги, глубокий замах от плеч. Тут же отвечает за свою неосмотрительность. Булькает, хватает Харда за меч, но Хард выдергивает оружие, теперь уже сам наступает на первого. Тот делает шаг назад, но тут же нападает. Противник низок - ниже Харда на целую голову, - коренаст. Хард меняет угол удара, сариец оседает. По-настоящему стоящего соперника Хард встречает на мостовой. Тот работает профессионально, по технике Хард сразу причисляет его к наемникам.
Как бы ни был хорош наемник, Хард учился у лучших. Пусть он проигрывал по части стратегии, но в бою ему не было равных. Однако дальнейший ход событий внезапно показал Харду, что физическая составляющая порой не все. Стоило наемнику почувствовать, что в силе он уступает, как ход пошло то, что Хард ненавидел больше всего - уловки. Враг пропустил секущий удар. Лезвие ножа Харда скользнуло по крепкой руке, кожа мгновенно окрасилась алым, противник охнул. Ходы стали расплывчатые, ориентированные на защиту. Наемник быстро выдыхался, шагал спиной вперед, полностью скрывшись за щитом. Хард не любил играть, поэтому быстро занес меч, намереваясь покончить с противником сразу. В этот момент он подставился. Меч еще только рассекал воздух, а в шею Харда уже летел короткий кинжал. Следующий отрезок времени разделился для Харда на два промежутка. Один - бесконечно долгая вечность, во время которой собственное тело казалось таким неуклюжим и непослушным; второй - краткий миг, когда Хард внезапно получил второй шанс. Раздался дикий вскрик, наемник вытянул отрубленную по локоть руку, упал на колени. Его голова, упакованная в железную обертку из шлема, покатилась вниз по улице. Хард смотрит на того, кто спас его жизнь. Рагон ухмыляется, что-то говорит - слов не слышно, - красиво уходит.
Хард смутно восстанавливает сообщение. Он не сомневается, что это что-то из рода: "Какое счастье, что этого позора не видели твои солдаты", или "Я восхищаюсь твоей способностью попадаться на трюки", или "Не стоит благодарности". Он холодеет от гнева, начинает совершать ошибки, успокаивается, приводит себя в форму. С этим можно разобраться позже.
Бой продолжается. Больше всего Харду жаль лошадей. Он знает, сколько надо приложить труда, чтобы вырастить хорошего скакуна - в детстве они с Коэн часто наведывались в конюшни господина Самааха. Тогда Самаах, еще министр, предложил им выбрать себе по лошади. Коэн испугалась. Хард выбрал себе серьезного жеребенка, проводил с ним дни напролет, приучал к седлу и узде, баловал яблоками. Да, Хард знает, сколько надо приложить труда, чтобы вырастить скакуна - и как мало, чтобы тот пал в бою.