Небесные
Шрифт:
– Может быть, теперь уж и не упомнить... А друзья-то у тебя неразговорчивые, али всегда за них говоришь?
– Благородного ликом господина судьба наделила скромностью и щедростью, того господина и вовсе обидела, а я человек открытый, всегда готов поделиться и радостью, и горем.
Хмыкнул воздух. Испарился стол вместе со всей посудой, оставив на полу отметины от тяжелых ножек.Остались сидеть в кругу за пустым пространством - домик враз стал казаться больше, чем есть. Карим решил, что ложиться на лавку он, пожалуй, не станет.
– Это ничего, если мы останемся здесь?
– спросил благородный.
– Ваши дети не будут против?
Прямо
– Отчего ж им против быть? Мы гостям всегда рады. Вспомнила.
Трое замерли, ожидая продолжения, но пустота замолчала. Мгновенье спустя покатились. Благородный с сутулым приземлились на ноги, Карим отбил копчик. Вскочил, заозирался. Ни дома, ни деревни. Втроем одиноко стояли на огромном поле без конца и края. Кругом - ни следа, ни человеческого духа, ни запаха дыма. Ладно, хоть лошадей не засосали с собой в неизвестность.
– Ну-с, - улыбнулся Карим, - я за хворостом.
В полдень на горизонте показались очертания Баль-Гуруша. Карим уже видел несколько небольших торговых городков, но ни один из них не шел ни в какое сравнение со столицей. Огромный, пышный, многоуровневый, он ступенька за ступенькой, башня за башней поднимался ввысь, к возвышенности, где венцом всего красовалось пристанище царя. Один только замок был больше Барада. Развевались узкие флаги, слабо мерцал на свету мрамор. За такими стенами народу должно поместиться больше, чем Карим встречал за всю жизнь. Если повезет, ему посчастливится увидеть царя. Пусть Большая земля и не наводнена чудовищами, о которых рассказывала бабка, но уж царь-то точно должен быть особенным.
Карим глядит на своих нанимателей. Столица - последний совместный пункт, оттуда их дороги разойдутся. В себе Карим уверен - не пропадет, но нескладные характеры этих двоих натворят дел. Он до сих не знает, что привело их в город, в Кнотт, не знает их полных имен. Едва ли они раскрылись ему больше, чем в первый день знакомства, но и Карим не в претензии.
Дорогу преградило озеро. Причем преградило в прямом смысле. Карим и раньше слышал о кочующих озерах, но видел впервые. Тоненькие струйки тянулись на восток, медленно заполняли выемки, таща за собой потоки потяжелее. Кружились-вертелись захваченные в плен листья, водили с сором да поздними букашками невольные хороводы. Только что пойманные пытались выбраться, но вода держала цепко, вдавливала всем весом в собственное нутро. Плеснула в зеркальном отражении рыба. Расширяясь, ручей плавно перетек в реку, полился к северо-востоку. Кобылка Карима чуть отступила назад, когда влага лизнула ее копыто. Карим наклонился, вглядываясь. Показалось и исчезла кость. Расплавленным металлом озеро перешло дорогу, оставляя за собой испуганные лужицы. Когда основная масса сошла в равнину, промчался пруд. Собрал бьющиеся в истерике лужи, кинулся догонять озеро.
– Поразительно, - восхищенно выдохнул благородный.
– Как часто оно кочует?
– Каждый день своего бытия, - ответил Карим, - вливается ненадолго в реки, чтобы восполнить потерянные в дороге запасы, затем вновь пускается в странствие. Говорят, кочующие озера ищут свой утерянный рай.
– Нельзя ли ими управлять? Заставить идти за собой?
Карим рассмеялся.
– Не все, что движется, мой господин, кинется выполнять ваши указы.
Они въехали в Баль-Гуруш незадолго до того, как закрылись ворота. Карим обратился к благородному:
– Вот и конец нашего
– Порой мне кажется, я знаю, кто ты, - усмехнулся благородный, - но уже в следующее мгновенье ты ставишь меня в тупик. Мне будет не хватать твоих рассказов.
– А мне - ваших внимательных ушей, - бабка всегда велела отвечать комплиментом на комплимент.
– Да будет легка ваша дорога и да хранят вас небеса.
К осмотру Баль-Гуруша Карим приступил только утром. С размаху окунулся в городскую жизнь, не пропускал ни одной детали. Все улицы змейками поднимались ввысь, к замку. Чем богаче сословие, тем выше взлетало. Карим начал с нижних уровней. На окраинах селились бедняки. Их прятали подальше от ворот и главных путей. Вдоль изгвазданных улочек словно грибы теснились кособокие хибарки с соломенными крышами. Под кучами зловонного тряпья лежали калеки. Тут же бегали мелкие зверьки с плешивыми шкурками, ныряли в мусор. Детей нет, лишь женщины в латаных платьях да старики. Карим мельком заглянул в одну хибару без дверей: груда чего-то мягкого в углу, очаг из черных камней. Его провожали взглядами. За руки не хватали, милостыни не просили. Карим, впрочем, оставил у развалюхи немного серебрянок.
Ступенью выше мрачная картина чуть развеялась. То был квартал ремесленников, составляющий большую часть Баль-Гуруша. Здесь кипела жизнь, толкались покупатели, кричали зазывалы, прямо по улочкам бегал скот. Карим сунул нос к шляпнику, повертел в руках соломенную шляпу с широкими полями; поискал у толстого аптекаря знакомых трав; позавидовал тому, как проворно мелькают среди веток руки корзинщика; взглянул на товары оружейника; поторговался с шорником. Изучив быт, затесался на городскую площадь.
Архитектура столицы Карима подивила. Слишком приземистые, невысокие строения: искусственно созданная возвышенность не выдерживала веса зданий, проседала вниз. Оконца маленькие, в некоторые не высунешь и головы. Крепкие, плотно подогнанные двери, высокие пороги. Кое-где мощные стены скудно украшены вьющимися растениями, оттого выглядят как свиньи в сбруе. У Карима возникло ощущение, что каждый момент тут готовятся к защите, опасаются нападения, но нет - заигрывают горожанки, носятся чумазые мальчишки, путаются под ногами куры. Тут и там порхают обрывки пестрых разговоров. Карим притягивается к ним.
– ... опять мусор на мой забор вылила...
– ... каждый день в новом платье...
– ... сколько ни белись - все одно чернявка...
– ... царска-то дочь...
– ... говорят, ко двору...
– ... из тюрьмы сбежали...
– ... Эй, малой!
Карим вскинул брови, оглянулся на оклик. Прямо во дворе одного из домов сидел за станком ткач. По добродушному круглому лицу градом катился пот, хотя погода и нежаркая, влажная русая борода заплетена в косу, безрукавка не дает разойтись телесам. Карим подошел ближе.