Небесные
Шрифт:
– Используют наемников, у тех особая тактика боя.
Во время перехода исчез кузнец. При поверке выявили еще несколько дезертиров. Харду не нужны беспорядки во вверенном ему войске. По прибытии на место он велел казнить каждого двадцатого из тысячи министра Ана в назидание бежавшим и в угрозу намеревающимся.
– Снаряжение легче нашего. Короткие мечи, легкие щиты и доспехи, что дает им дополнительное преимущество в виде скорости и маневренности.
В армии Риссена - пятьдесят восемь тысяч человек. Семьдесят шесть - по другую сторону равнины. По сведениям дозорных, с юга спешит подмога. По самым грубым подсчетам - не менее четырех десятков.
– У нас не более шести дней,
Риссен охвачен огнем восстаний. Несомненно, в Сарии об этом знают. Сарийцы умеют пользоваться преимуществами. Хард не сомневается, что министр финансов делает все возможное, чтобы подавить народный бунт. Со своей стороны, он сделает все возможное, чтобы его страна не досталась захватчикам.
– Нужно действовать быстро.
Накануне на нейтральной территории состоялись переговоры. Генерал Андаман предложил наследнику подписать договор о капитуляции. Хард охранял палатку снаружи, слышал каждое слово. Андаман не сомневался в своей победе, выдвигал фантастические требования: отдать Каборр и две соседствующие с ним провинции, выплатить триста тысяч золотых монет, заключить брак принца с сарийской принцессой.
– Уже присылая гонца, Андаман изначально знал, что принц не примет его условий.
– Отчего же тогда настоял на разговоре?
– Тянул время.
Хард снимает свои доспехи, меняет их на чужие, более легкие. В ножны отправляется короткий меч. На шлеме - перо не риссенской расцветки.
– Генерал Андаман не будет предпринимать никаких действий до тех пор, пока не появится Бастин. Для того, чтобы заставить его дать сражение, нужно его раздразнить.
Они беспечно идут по вражескому лагерю. Харду нелегко, перестройка всегда давалась ему хуже, но Круга просто не узнать - настоящий сарийский дозорный. Скользит по незнакомой местности так, словно изучил ее вдоль и поперек. Тревожно шелохнувшийся солдат резко открывает глаза, натыкается взглядом на Круга, умиротворенно засыпает.
– Нужно совершить ночную вылазку. Проникнуть в стан врага нагло, уверенно, навести много шума, вывести их из себя.
Солдаты лежат вповалку прямо на земле, палаток не ставят, спят как убитые. Хард не любит такой неорганизованности. Он отсекает головы двоих спящих, меняет их местами. Настоящий дозорный поворачивает голову к ним, но Круг стоит спокойно, скучающе, лицо освещено светом костра. Дозорный отворачивается. Круг бесшумно приближается к нему сзади - и пристраивает тело у костра. Хард вслушивается. На разные лады дышит разобщенный организм, с разной скоростью течет кровь в его венах, разные, не связанные друг с другом мысли крутятся в его головах. Он не чувствует, как отмирают отдельные его клетки, и платит за свою разобщенность. В перестройке Хард может видеть тех, кто иначе. Он отличает наемников от сарийцев, не по форме - по безмятежным, особым лицам, по слегка отличному от нанимателей строению тела, по оружию. Хард становится на колени перед ближайшим чужим даже на чужой земле. Тот резко подхватывается, порывается встать - срабатывает запоздавшее чутье - но Карим бережно погружает в могучую шею кинжал. Ритм сна меняется. Круг смотрит беспокойно: организм встревожен. Они покидают лагерь.
Они возвращаются в стан вторыми, докладывают Маловеру. Рагона все еще нет. Хард и близко не допускает мысли, что его могли поймать, но такая задержка его, мягко говоря, озадачивает. Они остаются в палатке дожидаться возвращения. Когда на востоке начинает просыпаться небо, в палатку к генералу врывается солдат:
– Идут! Не одни!
Рагон доволен. Между ним и его напарником зажато тощее бессознательное тело.
– Кто это?
–
– Позвольте представить вам Эдикея, сына генерала Андамана, который решил оказать нам честь и почтить своим присутствием.
– Я не давал вам приказа брать пленных. За нарушение моих распоряжений будете наказаны. Но... Неплохо. Как вам это удалось?
– Он вышел из палатки. Я вспомнил, что видел его во время переговоров с генералом Андаманом, решил: раз он в ближнем окружении, от него будет прок. Мы проследовали за ним до берега, взяли, когда полез купаться. Господин Эдикей был настолько удивлен, что его берут в плен солдаты собственной армии, что без колебаний пригрозил ужаснейшими карами от имени своего отца, великого и непобедимого генерала Сарии.
– Что вы собираетесь с ним делать?
– наследник впервые подал голос.
– Для начала, Ваше Высочество, я предлагаю его запереть и приставить к нему охрану. Возможно, его можно будет использовать, чтобы манипулировать Андаманом. Возможно, он что-то знает о планах отца. В любом случае, дождемся, когда он придет в себя.
Хард наблюдал за пробуждением лагеря. Большая часть вставала легко, до горна. Устремлялись к озлобившейся за ночь реке, окунались, охали. Сеткой трещин нависла над станом сеть аппетитных запахов - это разводили костры оставшиеся. Тянулись к обозам с продовольствием, вставали в очередь, отходили, получая дневной паек, рассаживались в кружки. Пытались улететь боевые знамена, в великом множестве рассеянные по лагерю, бились на ветру желто-синие флаги. Затея Раймонда - устанавливать столько знамен, что от них рябит в глазах. Как-то Хард спросил: "Для чего так много?", в ответ получил: "Когда солдаты смотрят, они не видят друг друга, поэтому готовим знамена. Видя их, солдаты сосредотачиваются на одном. Никто не вырвется вперед, но никто и не отступит. К тому же, такое количество риссенских флагов поселит в сердце врага сомнение, пусть он и превосходит нас числом впятеро". Хард тогда решил, что Раймонд шутит, но время показало, что наследник был прав.
Хард обернулся к низовьям. Во вражеском лагере царила сумятица. Беспорядочно тыкались друг в друга муравьи, окружали найденные "сюрпризы". Когда обнаружится самая главная пропажа, Андаман будет в ярости. Едва ли он предполагал, что сына могут выкрасть прямо у него из-под носа. Мыслями Хард плавно перетек к Рагону. Заворочалось негодование на себя, необдуманный и поспешный поступок колол прямо в сердце.
– Господин Хард, пленный пришел в себя.
Хард обернулся, кивнул солдату, спешно направился к генералу. Собрались все: наследник с печальным взором, Круг, командиры Порга, Сардаск, Манер. Рагон.
Ввели пленного. Тот огрызался из-под светлых спутанных волос, прижигал проклятиями.
– Добро пожаловать в Риссен, - насмешливо приветствовал его Рагон, - для нас большая честь видеть вас в своих рядах.
Эдикей задыхается от ярости.
– Грязные ярочники! Подлые, грязные, тупые ярочники... ненавижу!..
– Почему?
– тихо спросил наследник.
– В чем мы виноваты, что вы на нас напали?
– В чем виноваты? Он еще спрашивает! Вы отступили от Небес, вы кланяетесь лживому богу, который...
– Ярок есть Небесный сын, излюбленный и драгоценный, принявший на себя бремя нашей защиты.
– Простите меня, Ваше Высочество, - вмешался Маловер, - но нет никакого смысла обсуждать с ним вопросы религии. Совершенно ясно, что это лишь повод, чтобы развязать войну и вести солдат. Они бы не напали на Риссен, если бы не желали что-то от нас получить, то, чего нет у Сарии. Что это, сариец?
– Нам от вас ничего не надо!
– взвился Эдикей.
– Мы пришли, чтобы наставить вас на истинный путь!..