Небесные

Сафиуллина Гульназ Талгатовна

Риссен накапливает энергию. Под покровом ночи со стороны гор к ним подоспело подкрепление - последний риссенский призыв, собранный из вернувшихся по домам крестьян. От них узнают новости - восстания и в самом деле больше нет, в отдельных провинциях сосредоточились его последние островки, не пожелавшие присоединиться к основной массе, но исчезают и они. Это вызывает радостное оживление. Хард успокаивается: по крайней мере, больше не будет дезертирства. От отца сообщений нет. Хард уже не помнит, когда они в последний раз обменивались весточками. Он пытается найти хоть одного посланника, но с наступлением зимы те попряталась по щелям, забились под кору, укрылись под землю.

Хард все больше и больше думает о старых временах. Его, не знакомого с чувством ностальгии, это пугает. Он прогоняет теплые

воспоминания, но стоит сомкнуть глаза, как они тут как тут. Вот он видит Маловера в первый раз, легендарного генерала, не знавшего поражений и пощад. Вот он прикладывает все усилия, чтобы стать командиром, и когда объявляют его имя, его сердце сжимается от радости. Он неловко успокаивает плачущую Коэн, а потом просто сбегает: слезы - не для него. Вот вокруг одного из командиров сколачивается группа верных друзей. Тогда они еще не знали, что Раймонд - наследник. Поблажек тому не делали, требовали больше, чем с остальных, но Рай не жаловался. Он жалел, когда они узнали о его происхождении. Если Круг сумел это преодолеть, то для Харда Рай превратился в короля. Хард не раз задумывался в последнее время: взял бы Рай его с собой, если бы Хард вел себя как друг, не как подчиненный? Вероятно, нет, ведь Круг-то остался во дворце. Вот в их жизни появляются напыщенный Рагон и мрачный Агор. Раймонд не говорит, как познакомился с последним - тот следует за ним тенью, - лишь ухмыляется и отшучивается. Хард подозревает, что знакомство произошло при обстоятельствах, ненадлежащих статусу принца. Круг легко принимает нового приятеля, но Харду тот взаимно не нравится. Хард удаляется от них. В то же время в их дом частит Рагон. Их отцы дружат, в доме министра финансов господин Самаах - любимый гость. Рагон сопровождает отца. Хард не против - тот играет с Коэн, находит для нее новые забавы и приключения, катает на спине. Следующая картина памяти - их первое сражение. Хард четко помнит первого убитого им мирасца, посягнувшего на сокровища Скалистых Гор. Сколько их было после - Ярок знает, а этого помнит в мельчайших подробностях. Харду еще повезло: Круг помнит всех убитых им, и каждая отнятая им жизнь отпечатывается на его лице и в его душе. Что чувствуют Рагон и Раймонд Хард не знает, эти двое никого не подпускают в свой внутренний мир. В этом они похожи. Хард нехотя думает о том, что поменяй их при рождении местами, Хард следовал бы за Рагоном все с той же слепой любовью, с которой подчиняется Раю. Затем - первая битва в качестве командиров. Потери Харда были больше всех: не умел просчитывать, действовал напролом. Тогда Маловер хотел исключить его из командирского состава, вмешался Раймонд, и Хард остался.

А затем - бои, бои, бои. Сосредоточенное лицо Раймонда, отдающего приказы, двигающего по карте пешки, рисующего синие и красные стрелки, произносящего речи. Светлое, грустно сияющее лицо Круга, закрывающего погибшему глаза, мечтательно глядящего на далекое небо, преклоняющего колени перед храмом Ярока, делящегося с солдатом своим хлебом. Высокомерное лицо Рагона, скалящего зубы, наносящего удары, укрывающегося за щитом. Темное, всегда в тени лицо Агора, скрывающего взгляд, охраняющего Раймонда, вытаскивающего из ножен меч.

Хард переворачивается на другой бок, но прошлое не отпускает. Одно событие наскакивает на другое, вместе они создают что-то невообразимое, что-то дикое, отчего пропадает всякий сон. Вереница картин сплетается в узор, и Хард с проклятиями встает.

Лагерь спит. Ярко горят костры, бросая отсветы на доспехи дозорных. По стенам палаток пляшут серые тени. Бродит по периметру частокола патруль. Хард обходит наспех вырытые землянки, подбирается ближе к огню. При его появлении дежурный вскакивает, замирает. Хард садится. От костра идет тепло, пробирает до самых костей, жжет нутро. Вытягиваются вбок язычки пламени, пытаясь вкусить его кожу, оценить пригодность как топлива. Кружатся, пожирают друг друга, водят хороводы вокруг дров. Глаза высыхают. Хард прикрывает их на мгновенье, но под внутренними веками пылает его дом. Опять тот сон. Хард готов зарычать. Он вышел глотнуть свежего морозного воздуха, освежить голову, избавиться от тягостных мыслей, знакомства с которыми ранее не ведал - и получил кипу новых. По другую сторону костра мелькнуло усталое, одухотворенное

лицо Круга. Хард зло насупился, отвернулся. Этого еще не хватало.

– Не спится?
– наследник выходит из полумрака, кутаясь в накидку, устраивается рядом.

Хард буркнул в ответ нечто невразумительное: неужели не видно?

– Вот и я не могу уснуть. Мысли разные в голову лезут, - сознался принц.
– Я отчего-то так и думал, что увижу тебя здесь.

Они молчат. Слышно лишь, как пожирает дерево огонь да звеняще трещит мороз.

– Я сочувствую твоей утрате, - вдруг говорит наследник, - когда теряешь кого-то близкого...

– Мы не были близки, - обрывает принца Хард. Он начинает злиться, уже жалеет, что вышел. И совершенно не желает, чтобы кто-то бередил его рану.

– Когда не стало Раймонда, - тихо начал принц, - я не мог в это поверить. До сих пор, впрочем, не верю. Я ведь его не видел, значит, это не считается. Значит, он жив, и просто где-то очень далеко, но помнит обо мне, и однажды обязательно вернется.

Чушь. Хард пренебрежительно взглянул на принца, решительно встал, коротко поклонился, прощаясь. Все эти полуночные разговоры - не для него. Принц поднялся следом. Когда Хард повернулся спиной к свету и уже покинул его царство, тот негромко бросил, приводя Харда в бешенство.

– Круг погиб как герой.

Это еще как взглянуть. Может, как герой, а может и нет. Хард спешно уходит, он не хочет сейчас никого видеть, не хочет, чтобы кто-то вот так вскользь упоминал о том, от чего Хард бежит.

У себя в палатке он яростно раздевается, бросается в постель. Сон не идет, а между тем уже скоро рассвет. Хард готов задушить наследника голыми руками - надо было ему появляться. Ведь Хард так успешно отгородился, поставил такой щит, сумел обойти стороной, думать о чем угодно, лишь бы не о том - и все впустую. Хард проклинает принца за его чертово сочувствие, отца, за то, что заставил присматривать за наследником, Раймонда, погибшего так не вовремя, Круга, за то, что отправился к скалам в одиночку. То, что с ним случилось - целиком и полностью результат его собственной неосмотрительности и глупости. Никто в лагере не отправился бы к мифическим ушам бога через кольцо врагов, чтобы шепнуть тому пару-тройку своих желаний, какими бы значимыми и высокими те ни были. Такое могло прийти только в голову Круга. Что ж, это послужит отличным уроком для остальных. Как не стоит поступать в военном положении, совет от Круга.

Хард замахивается, бьет кулаком в воздух. Ему совершенно плевать. Круг погиб из-за собственной глупости, он здесь ни при чем. Не стоит о том даже думать, совершенно не стоит. О чем действительно стоит думать - о грядущем сражении. В стане сарийцев витает напряжение, Бастин готовит атаку. Он не в курсе пополнения численности риссенского войска, это сыграет им на руку. Сделать поворот в ходе войны, оседлать удачу, не позволить выбить из ущелья, не допустить шпионов и лазутчиков - вот о чем стоит думать.

Хард изучает карту, составленную охотниками. На западе и востоке - непроходимая чаща леса. На севере - вырост на плоти равнины, у подножия которого они раскинулись. Войско расположено выше армии Сарии, это несомненный плюс. Через лес неприятелю не пробиться: деревья поднимут такой шум, что разбудят и мертвого. Гору им не обойти, остается лишь атаковать в лоб в то время, как у самих риссенцев развязаны руки. Едва ли, впрочем, Маловер рискнет провернуть какой-нибудь трюк. Встретит врага прямо.

И очень скоро. Морозы крепчают. Бастин не будет коченеть, и если Хард что-нибудь смыслит в политике, не сегодня-завтра прискачет гонец с предложением мира. Какие там будут условия? Сомнительно, что можно придумать что-то более нелепое, чем в прошлый раз: тогда даже у Маловера задергался глаз. Впрочем, неизменным останется одно - уступить Скалистые горы. Хард понятия не имеет, что там такого на этих неприветливых пиках, что Сария взялась за оружие, но в том, что покушаются именно на них, сомнений больше нет. Каборр стерт с лица земли. Согласно последним донесениям сарийцы разнесли древний город до самого основания, а вместе с ним и оставшихся защитников. Хард припоминает подозрительный прищур Крокета, тонущую в одеждах сухую фигуру - и не может представить старика мертвым. В отличие от того, другого.