Нечаянный тамплиер
Шрифт:
Григорий сказал дону Карлосу:
— Я немного разбираюсь в тактике и хочу вам напомнить о необходимости поставить людей с арбалетами или с луками на гребни этих холмов, окружающих ваш дом.
— Об этом я уже позаботился, — сказал испанец и поманил Григория следовать за собой.
Оказалось, что задней стеной хозяйский дом, выполняющий в маноре роль донжона, примыкал вплотную к скальной стене, в которой имелись прорубленные ступени, ведущие вверх. Преодолев довольно длинную каменную лестницу, они с испанцем выбрались на скалу и оказались на небольшом плато, обрывающимся почти что отвесно с севера и с северо-востока, а с востока и с юга, наоборот, повышающимся к предгорьям массива Кармеля. На плато стояли три небольших стрелковых
— Отсюда враги вряд ли сунутся. С лошадьми здесь невозможно подниматься. Да и пешему взбираться по такой круче очень нелегко. Все места, где сарацины могут попробовать влезать наверх, как раз и простреливаются из этих башен, — сказал дон Карлос, когда они подошли к краю обрыва.
Вид сверху открывался красивый. Солнце уже зашло за горизонт, но красная полоска заката все еще горела над Средиземным морем, давая достаточно света. Полоса берега находилась прямо перед ними в нескольких километрах, изгибаясь возле горы обширным заливом. Сам массив горы тянулся слева вперед до высокого мыса, а справа, на севере, лежала широкая долина Звулун, через которую они и приехали в манор, находящийся в предгорье. Внизу со стороны долины скакали на лошадях сарацинские всадники. Они как раз подъезжали ко входу в маленькое ущелье. В наступающей темноте уже нельзя было сказать точно, сколько их там. Но то, что врагов много, казалось очевидным.
Когда Грегор и дон Карлос вернулись обратно, небо уже окончательно потемнело. Вечер переходил в ночь. В патио вокруг фонтана слуги зажгли небольшие факелы в металлических настенных подставках. И хозяин манора сказал, обращаясь не только к гостям, но и к своим людям, ожидающим его:
— Выход из ущелья сарацины уже перегородили. Но, пока неизвестно, встанут ли они там лагерем, а утром поскачут дальше, или же будут искать способы проникнуть к нам. В любом случае, всю ночь мы будем настороже. Ведь враги могут попытаться напасть и в ночи.
— А где я могу помолиться на ночь? — спросил францисканец.
— И я должен соблюсти обряд, — сказал Григорий, вспомнив, что он тоже из монашеского братства, хоть и из военного.
А значит, если он не будет соблюдать внешне здешние правила, то окружающие этого не поймут. Хотя, конечно, сам Родимцев никогда набожным не был, но и воинствующим атеистом тоже никогда себя не считал, а относился к религии, как к народным традициям, которые необходимо уважать. В то же время, бабка его со стороны отца была верующей, а прадед со стороны матери даже имел сан дьякона и служил в каком-то монастыре до революции. Потому, нечаянно попав в тамплиеры, Григорий не испытывал никакого дискомфорта оттого, что тут молитвы являются чем-то вроде обязательного атрибута военной службы храмовников.
Хозяин отнесся с пониманием и провел их в маленькую домовую часовню. Там перед мозаикой на стене, изображающей Деву Марию, на притолоке горела свеча в бронзовом подсвечнике. А рядом стояло небольшое серебряное распятие. Возле этого импровизированного алтаря францисканец перекрестился. И начал читать нараспев странную молитву:
— Благословенный Господь, научи наши руки битве, приготовь персты наши к брани. Бог есть учитель наш для войны и для ополчения. Научи нас, Господи, победе. Дай силу нам преодолевать врагов и побеждать их. Господь крепкий и сильный, Господь свирепый в бою, пошли нам помощь в борьбе с враждебными силами, против тьмы века сего, против духов злобы подземной. Ибо полчища истинных неприятелей не одной с нами природы и невидимы для нас. И борьба наша происходит не за что-нибудь незначительное и мирское, а за спасение или погибель Света Небесного. И потому пошли нам, Господи, высшую помощь!
В тишине домовой часовни, возле маленького алтаря, такие торжественные моления звучали совсем необычно. Григорий и дон Карлос стояли по обе стороны от монаха, внимая каждому его слову, и крестились
— Я надеюсь, братья мои, что Господь услышал меня. И да будет так. Ибо правда на нашей стороне.
— А почему вы сказали во время молитвы, что Господь свирепый в бою? — спросил испанец.
— Это потому, что не мир Господь принес нам, но меч, — странно ответил брат Иннокентий.
Когда они вышли из часовни и вернулись к фонтану, хозяину манора доложили, что сарацинский передовой разъезд уже подъехал к воротам. Вражеские всадники, человек двадцать, топтались на своих лошаденках на каменистой площадке перед входом в манор, они зажгли факелы и что-то грозно выкрикивали на своем языке. Теперь никуда уехать из манора уже не представлялось возможным. Потому что сарацины перегородили единственную дорогу. Да и отступать было некуда, если враги ворвутся. Разве что вылезти на гребни скалистых холмов, туда, где возле верхнего края скал стояли стрелковые башни, а потом оттуда прыгать вниз на острые камни.
— Что они кричат, Мансур, — спросил Григорий, когда они поднялись на одну из башенок над воротами следом за доном Карлосом. Бертран и Мансур повсюду следовали за храмовником.
— Всех зарезать, если не открыть, — перевел оруженосец.
Григорий попросил парня:
— Спроси их, кто они такие, откуда и чего хотят?
Мансур что-то прокричал всадникам. И те ответили ему. Произошел короткий диалог. Потом Мансур перевел:
— Люди шейх Джафар аль Хасан. Бейбарс дарил земля. Будут христиан выгнать.
Дон Карлос что-то сказал своим людям, человек пятнадцать которых стояли на башенках и расположились на стрелковой галерее, огороженной каменными зубцами, проходящей между ними. Тотчас стрелки нацелили арбалеты и дали залп. Трое всадников свалились с коней. Еще трое обмякли в седлах. Две раненые лошади встали на дыбы и, дико заржав, сбросили своих седоков. Оставшиеся поспешили убраться.
Сразу же во всем маноре зажглись факелы и начались приготовления к битве. По указанию хозяина всем, кто находился внутри, раздавали оружие. Даже женщинам и девочкам выдавали острые кинжалы. И Адельгейде тоже достался хорошо заточенный стилет-милосердник. Подразумевалось, что в случае, если сарацины все же ворвутся в манор, христианки должны были покончить с собой, чтобы не отдаться врагам на поругание. Так поступали женщины в Кастилии, откуда перебрался на Святую землю дон Карлос. А посреди двора разожгли костры. С башен время от времени бросали вниз зажженную паклю, чтобы незаметно приблизиться к воротам неприятель не смог. Обе стрелковые башенки наполовину своего диаметра выступали вперед за плоскость стены. Потому вся площадка перед воротами, а также пространство между башнями и отвесными стенами ущелья прекрасно простреливалось.
Двое оруженосцев принесли дону Карлосу очень дорогие доспехи, состоящие из хорошо пригнанных стальных пластин, явно сделанных по индивидуальным обмерам именно для этого испанского рыцаря. Насколько помнил Родимцев, в тринадцатом веке такие если и производили, то они стоили бешенных денег. И изготавливали их только в итальянском Милане или в испанском Толедо. Ну, может быть, еще где-нибудь в паре мест.
— Добрый у вас доспех, отлично сработанный, — похвалил Григорий.
— Это сталь из Толедо и нет прочнее ее во всем христианском мире. Да и мастеров лучше толедских нет нигде. В Милане делают доспехи красивее, но толедские гораздо прочнее, — сказал дон Карлос. Потом добавил: