Неизвестные Стругацкие. От «Понедельника ...» до «Обитаемого острова»: черновики, рукописи, варианты
Шрифт:
— Разрешите мне, Лавр Федотович, — сказал Фарфуркис — Я вижу в этом деле определенные трудности. Если бы мы занимались фиксацией [63] необычных явлений, я без колебаний первым бы поднял руку за признание. Действительно, крокодил с крыльями — явление довольно необычное в наших широтах. Однако наша задача — визировать необъясненные явления, и тут я испытываю недоумение. Присутствует ли в деле номер два элемент необъясненности? Если не присутствует, то почему мы должны это дело рассматривать? Если, напротив, присутствует, то в чем он, собственно, состоит? Может быть, наш научный консультант имеет сказать нам что-нибудь по этому поводу?
63
Позже «фиксацией» изменено на «визированием». — С. Б.
Лавр
— Я отлично понимаю колебания товарища Фарфуркиса, — начал я. — В данном случае проблема необъясненности пребывает в резком разрыве с проблемой необычности. С одной стороны, летающие ящеры были чрезвычайно распространены на Земле некоторое время тому назад, и в этом смысле данный птеродактиль есть существо весьма заурядное. С другой стороны, практически все указанные ящеры уже вымерли, и в этом смысле наш птеродактиль — явление редкое, даже уникальное. Так обстоит дело с необычностью явления, хотя я должен присовокупить, что само по себе явление выживаемости давно вымерших существ хорошо известно современной науке: взять, например, целакантуса. [64] Что касается необъясненности, то фундаментальной загадкой явления следует считать факт массового вымирания ящеров, имевший место десятки миллионов лет назад. Мы могли бы исходить из предположения, что центр тяжести загадки лежит в огромных массах уже вымерших ящеров, что изучение их окаменевших останков даст ответ на вопросы науки. Однако нет никаких гарантий того, что разгадка необъясненного явления массовой гибели не лежит в данном экземпляре, единственном или одном из немногих, оставшихся жить. Я считаю необходимым подчеркнуть, что комиссия должна быть чрезвычайно осторожна в своих выводах, ибо, признавая данного птеродактиля сенсацией, она рискует попасть в смешное положение, если вдруг выяснится, что он не представляет особенной ценности для науки. Не признав же его сенсацией и халатно разбазарив его, комиссия рискует совершить непоправимую ошибку и справедливо понести за это всю тяжесть ответственности. Таково мое мнение по этому поводу, как научного консультанта.
64
Целакантообразные рыбы — отряд надотряда кистеперых, он содержит единственный современный вид — латимерию. От кистеперых произошли наземные позвоночные, но именно латимерия нашим выжившим предком не является: у нее семь пальцев на «кисти», а у всех наземных позвоночных — пять (включая рудиментарные). Предки латимерии решили с выходом на сушу повременить: чем-то еще там дело кончится… — В. Д.
— Какие будут вопросы к докладчику? — осведомился Лавр Федотович.
— А я так полагаю, — заявил Хлебоедов, который уже убедился, что Кузьма не кусается, и почувствовал себя смелее, — я так полагаю, что это просто крокодил с крыльями и больше ничего. И напрасно товарищ научный консультант наводит здесь тень на плетень. Я вот замечаю, что комендант развел у себя в колонии любимчиков, прикармливает их там за государственный счет… Я не хочу, конечно, сказать, что у него там семейственность или он там взятки получает, но факт, по-моему, налицо: крокодил с крыльями — простая штука, а возятся с ней как с писаной торбой. Гнать его нужно из колонии, пусть работать идет.
— Как же работать? — сказал комендант, очень болевший за Кузьму.
— Атак! У нас все работают! Вон он здоровенный лоб какой сидит. Ему бы бревна на лесопилке подносить… Или пусть камень грузит. Может, скажете, у него жилы слабые? Я этих крокодилов знаю… ящеров этих…
— Как же так? — страдал комендант. — Он же все-таки не человек, он же все-таки животное, у него диета…
— Ничего, у нас животные тоже работают! Лошади, например… Пусть в почтальоны идет. Диета у него… У меня тоже вот диета, а из-за него без обеда сижу!.. — Однако Хлебоедов почувствовал, что заврался. Фарфуркис смотрел на него насмешливо, да и поза Лавра Федотовича наводила на размышления. Учтя все эти обстоятельства, Хлебоедов сделал вдруг резкий поворот. — Постойте, постойте! — заорал он, — Это какой же у нас Кузьма? Это не тот ли Кузьма, который клубные лампочки жрал?.. Ну да, тот самый и есть! Это что же, и меры, значит, к нему не были приняты? Ты, товарищ Зубо, не выкручивайтесь! Ты мне прямо скажите, меры были применены?
— Были, — сказал комендант.
— Какие именно?
— Слабительного ему дали, — сказал комендант. Видно было, что за Кузьму он будет стоять насмерть.
Хлебоедов ударил кулаком по столу, и Кузьма со страху напустил лужу. Тут я тоже разозлился и сказал, обращаясь прямо к Лавру Федотовичу, что это издевательство над ценным научным экспонатом и что я решительно протестую. Фарфуркис тоже заявил, что он протестует, потому что товарищ Хлебоедов опять присваивает себе несвойственные ему функции. А полковник вдруг проснулся, неожиданным басом рявкнул: «Крокодил с крыльями? Ценно, очень ценно! Огнемет!» — и снова заснул. Лавр Федотович облизал волосатый указательный палец и резким движением перебросил у себя в бюваре несколько листков, что служило у него признаком сильнейшего раздражения.
— Подвожу черту, — произнес он голосом Петра Великого. — Выражая общее мнение, предлагаю дело номер два с обсуждения снять и под номенклатурой «крокодил с крыльями» передать в городской зоологический сад, где ввиду возможного научного интереса рассматривать как ценный экспонат со страховой стоимостью в пятьсот семьдесят пять рублей. Вопросы есть?
— Эх… — сказал героический комендант. — Лавр Федотович, товарищ Вунюков! Христом богом, спасителем нашим… Нет же у нас в городе зоологического сада!
— Будет, — сказал Лавр Федотович, поднимаясь. — Утреннее заседание Тройки считаю закрытым. Перерыв до восемнадцати часов ноль минут. — Он выбрался из-за стола и, проходя мимо коменданта, в высшей степени демократично пошутил: — Простой сад у вас есть, детский тоже есть, а теперь и зоологический будет. Тройка троицу любит.
Взрыв предобеденного хохота побудил Кузьку еще раз сделать неприличность. Тройка, ступая по следам Лавра Федотовича, медленно выплыла из комнаты, и я услыхал плотоядный голос Хлебоедова: «Нет уж, позвольте, Лавр Федотович, с вами не согласиться! Бифштекс без крови, Лавр Федотович, это хуже чем выпить и не закусить…» Комендант подошел к Кузьке, встал напротив него руки в карманы и сказал:
— Дрожишь, мерзавец? Лужу напустил? Эх ты, реликт…
И Иннокентий Филиппович глубоко вздохнул. Кузька преданно смотрел на него изумрудным глазом.
— Ничего, — сказал комендант. — Пока они это решение насчет зоосада через все инстанции протащат, мы еще погуляем. Верно я говорю?
— Истинно так, — сказал я, выбрасывая в корзину все свои интегралы и профили.
Комендант ушел искать уборщицу, и пока он искал, вернулся потный и раздраженный Фарфуркис. Он грубо разбудил и, подталкивая перед собою, увел всеми забытого полковника.
Вечернее заседание не состоялось. Официально нам с комендантом было объявлено, что Лавр Федотович и Рудольф Архипович отравились за обедом грибами и врач рекомендовал им до утра полежать, однако дотошный комендант не поверил официальной версии. Он при мне позвонил в гостиничный ресторан и переговорил со знакомым официантом. И точно: оказалось, что за обедом Лавр Федотович и Рудольф Архипович, увлекшись практическим спором относительно сравнительных преимуществ прожаренного бифштекса и бифштекса с кровью, стремясь выяснить на деле, какое из этих состояний бифштекса наиболее любимо народом и, следовательно, перспективно, скушали под коньячок по три порции, и теперь им плохо. Во всяком случае, до утра они не выйдут. Комендант ликовал, как школьник, у которого заболел учитель. Я тоже.