Неизвестные Стругацкие. От «Понедельника ...» до «Обитаемого острова»: черновики, рукописи, варианты
Шрифт:
— Ну что же, это ваше право, — сказал Фарфуркис — Но в таком случае вы, может быть, предоставите нам какую-нибудь иную документацию, могущую служить удостоверением вашего происхождения?
— Я вижу, — сказал Константинов с некоторым удивлением, — что вы действительно хотите убедиться в том, что я пришелец. Правда, мотивы ваши мне не совсем понятны… но не будем об этом. Что касается доказательств, то неужели мой внешний вид не наводит вас на правильное умозаключение?
Фарфуркис с сожалением покачал головой.
— К сожалению, — сказал он, — все обстоит не так просто. Наука не дает нам вполне четкого представления о том, что есть человек. Это естественно. Если бы, например, наука определила людей как существ с двумя глазами и двумя руками, значительные слои населения, обладающие лишь одной рукой или, скажем, вовсе безрукие, оказались бы в ложном положении. С другой стороны, медицина в наше время творит чудеса. Я сам видел по телевизору собак с двумя головами и с шестью лапами, и у меня нет никаких оснований…
— Может быть, вид моего корабля… — уже робко сказал Константинов. — Вид, достаточно необычный для вашей земной техники…
И вновь Фарфуркис покачал головой.
— Вы должны понимать, — мягко сказал он, — что в атомный век члена ответственной комиссии, имеющего специальный допуск, трудно удивить каким бы то ни было техническим сооружением.
— Я могу читать мысли! — сказал Константинов с отчаянием. Только теперь он начал понимать, что ему грозит.
— Телепатия антинаучна, — мягко сказал Фарфуркис — Мы в нее не верим.
— Ну как же, — сказал Константин, — честное слово!., ну вот вы, например, собираетесь сейчас упомянуть о казусе с «Наутилусом»… а товарищ Хлебоедов…
— Навет! — хрипло закричал Хлебоедов, и Константин замолчал.
— Поймите нас правильно! — проникновенно сказал Фарфуркис, прижимая руки к полной груди. — Мы ведь не утверждаем, что телепатия не существует. Мы утверждаем лишь, что телепатия антинаучна и что мы в нее не верим. Вы упомянули про казус с подводной лодкой «Наутилус», но ведь хорошо известно, что это лишь буржуазная утка, сфабрикованная для того, чтобы отвлечь внимание трудящихся от насущных проблем сегодняшнего дня. [61] Так что ваши телепатические способности, истинные или вами воображенные, являются лишь фактом вашей личной биографии, каковая и является сейчас объектом нашего расследования. Вы чувствуете замкнутый круг?
61
Занятно, что это и в самом деле деза. По-видимому, ее состряпали, чтоб отвлечь наших вояк и заставить их заниматься всякой ерундой. Ну, из той же серии, что разные исследования сбитых летающих тарелок. — В. Д.
— А если бы я при вас немного полетал? — спросил Константин.
— Это было бы, конечно, интересно, но мы, к сожалению, сейчас на работе и не можем предаваться зрелищам, даже самым захватывающим.
Константин в полном отчаянии посмотрел на меня. Я чувствовал, что все безнадежно, но я не мог отнимать у него последней надежды и сказал:
— Давайте, Костя.
И Костя дал. Сначала он давал как-то вяло, без всякой уверенности в успехе, ощущалась в его действиях какая-то обреченность, но потом увлекся и заработал, как бог. Он исчез и сейчас же вернулся с мокрой болотной кувшинкой. Он взбежал на потолок и последовательно превратил себя в муху, в люстру и в гирлянду колбас. Он размазался по стенам и снова собрался посередине комнаты. Он уплощил Хлебоедова и завязал его изящным бантом на шее у неподвижного Лавра Федотовича. Он вылечил у Фарфуркиса зуб, удалил у всех присутствующих отросток слепой кишки и превратил пластмассовую оправу очков у полковника в золотую. Он сделал на минуточку что-то со мной, и в результате я пользовался редкой возможностью видеть комнату заседаний из четырех углов одновременно. Затем он занялся физической геометрией. Он выдвинул оба окна в направлении четвертого измерения. Он наклеил Дом культуры на поверхность небольшого пятимерного гиперболоида. Он как-то так ловко сложил евклидово пространство, что я очутился в институте и даже успел поздороваться с Витькой Корнеевым. Он учинил бесстыдную развертку трехмерного Фарфуркиса на плоскости. Он гонял нас взад и вперед по времени, переводил в соседствующие вселенные, всовывал нас в вероятностные миры. У меня кружилась голова, пульс неистовствовал, трещало в ушах, и, стискивая виски, я еле расслышал усталый голос Пришельца:
— Время уходит, мне некогда. Говорите, что вы решили.
И ему опять никто не ответил. Лавр Федотович задумчиво вертел длинными пальцами коробочку диктофона. Умное лицо его было спокойно и немного печально, но это еще ничего не означало: он был таким всегда. Полковник ни на что не обращал внимания — или делал вид, что не обращает. Он нацарапал еще одну записку и перебросил ее Зубо, а тот внимательно прочитал ее, бесшумно пробежал пальцами по клавиатуре информационной машины. Фарфуркис листал справочник, уставясь в страницы невидящими глазами. А Хлебоедов мучился. Он кусал губы, морщился и даже тихонько покряхтывал. Из машины с сухим щелчком вылетела белая карточка, Зубо подхватил ее и передал полковнику.
— Скачок в тысячу лет, — тихо сказал Хлебоедов.
— Скачок назад, — проговорил Фарфуркис сквозь зубы. Он все листал справочник.
— Я не знаю, как мы теперь будем работать, — сказал Хлебоедов. — Мы заглянули в конец задачника, где все ответы.
— Но вы же не видели ответов, — возразил Фарфуркис — Хотите увидеть?
— Какая разница, — сказал Хлебоедов, — раз мы знаем, что ответы есть. Скучно искать, когда знаешь, что кто-то уже нашел.
Пришелец ждал, переплетя руки. Ему было неудобно в кресле с высокой спинкой, и он сидел, напряженно выпрямившись. Его круглые немигающие глаза неприятно светились красным. Полковник отшвырнул карточку, написал новую записку, и Зубо снова склонился над клавиатурой.
— Я знаю, что мы должны отказаться, — сказал Хлебоедов. — И я знаю, что мы двадцать раз проклянем себя за такое решение.
— Это еще не самое плохое, что с нами может случиться, — сказал Фарфуркис — Хуже, если нас двадцать раз проклянут другие.
— Внуки, а может быть, даже дети уже воспринимали бы все как Данное.
— Нам не должно быть безразлично, что наши дети будут воспринимать как данное.
— Моральные критерии гуманизма, — сказал Хлебоедов, слабо усмехнувшись.
— У нас нет других критериев, — возразил Фарфуркис.
— К сожалению, — сказал Хлебоедов.
— К счастью, коллега, к счастью. Всякий раз, когда человечество пользовалось другими критериями, оно жестоко страдало.
— Я знаю это. Хотел бы я этого не знать, — Хлебоедов посмотрел на Лавра Федотовича. — Проблема, которую мы здесь решаем, поставлена некорректно. Она базируется на смутных понятиях, на неясных формулировках, на интуиции. Как ученый, я не берусь решать эту задачу. Это было бы несерьезно. Остается одно: быть человеком. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Я — против территориального контакта… Это ненадолго! — возбужденно выкрикнул он, всем телом подавшись в сторону неподвижного Пришельца. — Вы должны нас правильно понять… Я уверен, что это ненадолго. Дайте нам время, мы ведь так недавно вышли из хаоса, мы еще по пояс в хаосе… — Он замолчал и уронил голову в руки. Лавр Федотович посмотрел на Фарфуркиса.
— Я могу только повторить то, что говорил раньше, — негромко сказал Фарфуркис — Меня никто ни в чем не переубедил. Я против всякого контакта на исторически длительные сроки. Я абсолютно уверен, — вежливо добавил он, — что высокая договаривающаяся сторона восприняла бы всякое иное наше решение как свидетельство самонадеянности и социальной незрелости. — Он коротко поклонился в сторону Пришельца.
— Полковник? — вопросительно произнес Лавр Федотович.
— Категорически против всякого контакта, — отозвался полковник, продолжая писать. — Категорически и безусловно. — Он перебросил Зубо очередную записку. — Обоснований не привожу, но прошу оставить за мной право сказать еще несколько слов по этому поводу через десять минут.