Неизвестные Стругацкие. От «Понедельника ...» до «Обитаемого острова»: черновики, рукописи, варианты
Шрифт:
Константин повиновался.
— Так-так-так, — сказал Фарфуркис — С этим мы разобрались. Должен вам сказать, Лавр Федотович, что сходство фотографии с этим вот товарищем несомненное. Вот четыре глаза я вижу… да, четыре. Носа нет. Да… Рот крючком. Все правильно.
— Ну, я не знаю, — сказал Хлебоедов. — О пришельцах писали в прессе, и утверждалось там, что если бы пришельцы существовали, они давали бы нам о себе знать. А поскольку, значит, не дают о себе знать, то их и нет. А есть выдумка недобросовестных лиц. Вы пришелец? — гаркнул он вдруг на Константина.
— Да, — сказал Константин.
— Знать вы о себе дали?
— Я не давал, — сказал Константин. — Я вообще не собирался у вас приземляться, и дело ведь не в этом, по-моему…
— Нет уж, гражданин хороший, ты мне это бросьте! Именно в этом дело и есть. Даешь о себе знать — милости просим, хлеб-соль выносим, пей-гуляй. Ане даешь — не обессудь. Амфибрахий амфибрахием, а мы тоже тут хлеб не даром едим, работаем и отвлекаться на посторонних не можем. Таково мое общее мнение.
— Грррм, — выразился Лавр Федотович. — Еще кто желает выступить?
— Я, с вашего позволения, — сказал Фарфуркис — Товарищ Хлебоедов в целом верно изобразил положение вещей. Однако мне кажется, что, несмотря на загруженность работой, мы не должны все-таки отмахиваться от товарища. Мне кажется, мы должны подходить более индивидуально к этому конкретному случаю. Я за более тщательное расследование. Никто не должен получить возможность обвинять нас в поспешности, бюрократизме и бездушии с одной стороны, а также в халатности, прекраснодушии и отсутствии бдительности — с другой стороны. С позволения Лавра Федотовича я предложил бы провести дополнительный опрос гражданина Константинова Константина Константиновича с целью выяснения его личности.
— Чего это мы будем подменять собой милицию? — сказал Хлебоедов, чувствуя, что поверженный противник вновь неудержимо лезет вверх по склону.
— Прошу прощения, — сказал Фарфуркис — Не подменять собою милицию, а содействовать исполнению духа и буквы инструкции, где в параграфе девятом главы первой части шестой сказано по этому поводу… — Голос его повысился до торжествующей звонкости. — «В случае, когда идентификация, произведенная научным консультантом совместно с представителями администрации, хорошо знающими местные условия, вызывает сомнения Тройки, надлежит произвести дополнительное изучение дела на предмет уточнения идентификации совместно с уполномоченным Тройки или на одном из заседаний Тройки». Что я и предлагаю.
— Так точно, товарищ генералиссимус, — неожиданно внятно произнес полковник. — Так точно — старый дурак…
— Инструкция, инструкция, — сказал Хлебоедов гнусаво. — Мы будем по инструкции, а он нам тут голову будет морочить, жулик четырехглазый… Время будет у нас отнимать. Народное время! — воскликнул он страдальчески, косясь на Лавра Федотовича.
— Почему же это я жулик? — сказал Константин с возмущением. — Вы меня оскорбляете, гражданин Хлебоедов. И вообще я вижу, что вам совершенно наплевать, пришелец я или не пришелец, вы только стараетесь подсидеть гражданина Фарфуркиса и выиграть в глазах гражданина Вунюкова. Это бесчестно. Мне нужна помощь, и на любой планете, входящей в космическую конвенцию, мне бы эту помощь давным-давно уже оказали. А вы вот…
— Клевета! — наливаясь кровью, заорал Хлебоедов. — Оговаривают! Да что же это, товарищи? Двадцать пять лет куда прикажут… Ни одного взыскания… Всегда с повышением…
— И опять врете, — хладнокровно сказал Константин. — Два раза вас выгоняли.
— Это навет! Это политический донос! Не те времена, товарищ Константинов! Мы еще посмотрим, чем ваша сотня родителей занималась… что это были за родители! Набрал родственников, понимаете, целое учреждение…
— Грррм, — проговорил Лавр Федотович. — Я предлагаю прекратить прения и подвести черту. Другие предложения есть?
Наступила тишина. Фарфуркис, не очень скрываясь, торжествовал, Хлебоедов утирался платком, а Константин пристально вглядывался в Лавра Федотовича, явно тщась прочесть его мысли или хотя бы проникнуть в его душу, однако видно было, что все старания его пропадают втуне, и в четырехглазом и безносом лице его виделась мне все более отчетливо проступающая разочарованность опытного кладоискателя, отвалившего заветный камень, засунувшего руку по плечо в древний тайник, но никак не могущего нащупать там ничего, кроме нежной пыли, паутины и каких-то неопределенных крошек.
— Поскольку возражений не поступает, — провозгласил Лавр Федотович, — приступим к доследованию дела. Слово предоставляется… — он сделал томительную паузу, во время которой Хлебоедов чуть не умер, — …товарищу Фарфуркису.
Хлебоедов, очутившись на дне зловонной пропасти, безумными глазами следил за полетом стервятников, свершающих круг за кругом в недоступной теперь для него ведомственной синеве. Фарфуркис не торопился начинать. Он совершил еще пару кругов, обдавая Хлебоедова пометом, затем уселся на краю обрыва, почистил перышки, охорашиваясь и кокетливо поглядывая на Лавра Федотовича, и наконец приступил:
— Вы утверждаете, товарищ Константинов, что вы есть пришелец с иной планеты. Какими документами вы могли бы подтвердить это ваше заявление?
— Я мог бы показать вам свой бортовой журнал, — сказал Константинов. — Но, во-первых, я не имею возможности доставить его сюда, а во-вторых, я вообще не хотел бы затрудняться и затруднять вас какими-то доказательствами. Я пришел сюда, чтобы просить у вас помощи, конкретной помощи, я уже сказал, что мне нужно, и теперь жду ответа. Может быть, вы не можете оказать мне эту помощь, тогда так и скажите…
— Минуточку, — прервал его Фарфуркис — Вопрос о компетентности настоящей комиссии в смысле оказания помощи представителям иных цивилизаций мы пока отложим. Наша задача — идентифицировать вас, товарищ Константинов, как такого представителя… Минуточку, я еще не кончил. Вы упомянули бортовой журнал и сказали, что не имеете возможности доставить его сюда. Но, может быть, комиссия получит возможность осмотреть оный журнал, прибывши на борт вашего корабля?
— Нет, это тоже невозможно, — вздохнул Константинов. Он внимательно изучал Фарфуркиса.