Неизвестный Сталин
Шрифт:
Интерес Сталина к судьбе Разина вызвал панику среди всех, кто имел отношение к его аресту. Озабочен был и сам Берия. Разина быстро разыскали в ГУЛАГе и самолетом доставили в Москву. Недавнего зека не только привели в относительный порядок, но и подобрали для него подходящий… генеральский мундир. Задним числом Разин был произведен в генерал-майоры. Берия лично принял новоиспеченного генерала и просил забыть все то, что с ним произошло «по недоразумению».
Беседа между Сталиным и Разиным так и не состоялась. Но Разин вернулся в Академию им. Фрунзе и снова возглавил здесь кафедру военного искусства. Он возобновил работу над своим учебником, первый том которого вышел в свет в 1955 году. Сталин уже умер, но XX съезд КПСС был еще впереди. Поэтому в предисловии Разин восхвалял Сталина и развенчивал Клаузевица. Упоминание этого «идеолога агрессивной политики прусских милитаристов» содержалось даже в разделе о войнах между племенами первобытного общества. Во втором томе, который вышел в свет в 1957 году, автор не упоминает уже ни Клаузевица, ни Сталина. Третий том был издан в 1960 году и был посвящен истории войн
Книги Разина не являются классическими, но они не утратили своего значения и сегодня. Еще в 1994 году издательство «Полигон» в Санкт-Петербурге выпустило в свет без изменений третье издание книги Разина «История военного искусства» в трех томах. Вышел в свет и четвертый том — о войнах XVIII–XIX веков, но уже других авторов. В 1997 году Издательская корпорация «Логос» и Международная издательская компания «Наука» подготовили новое издание книги Карла Клаузевица «О войне». Вышел в свет, однако, только первый том, для издания второго тома не удалось собрать необходимые средства. Мало кто знает, что еще в 1960-е годы Гуверовский институт войны, революции и мира при Стэнфордском университете в Калифорнии завершил издание Собрания сочинений И. В. Сталина, которое у нас в стране было доведено лишь до работ и выступлений 1934 года и остановилось после смерти автора на тринадцатом томе. Американские издатели собрали и опубликовали доступные им работы Сталина 1935–1952 годов, используя точно такие же формат и шрифты. Все новые тома сталинских сочинений вышли в свет небольшим тиражом в 1966–1967 годах. В томе 16 этого оригинального издания на страницах 28–34 можно прочесть и «Ответ т-щу Разину».
Андрей Свердлов был уволен в запас по болезни в 1953 году. Он перенес три инфаркта и уже не мог работать в органах безопасности. Его новым местом работы стал Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Он писал статьи и брошюры по истории партии, проблемам Латинской Америки, помогал в редактировании книг о С. Орджоникидзе и о своем отце Я. М. Свердлове. С его помощью бывший комендант Кремля П. Д. Мальков написал и издал свою известную книгу «Записки коменданта Кремля». В партийные органы поступало много заявлений от реабилитированных коммунистов, пострадавших именно от А. Свердлова. Но руководство института и идеологический отдел ЦК КПСС не могли расстаться со столь ценным работником. Он умер в возрасте 65 лет в середине 1970-х годов от восьмого инфаркта.
Сталин и Лысенко
Лысенко — это сегодня Мичурин.
Решение Сталина о сессии ВАСХНИЛ
27 июля 1948 года, после десятидневного перерыва, вызванного неизвестным недомоганием, Сталин, как обычно поздно вечером, появился в своем кремлевском кабинете. В 22.10 к нему первыми на прием пришли только два человека: Маленков и Т. Д. Лысенко [218] . Им предстояло получить от Сталина просмотренный и одобренный проект доклада Лысенко «О положении в советской биологической науке», текст которого Лысенко через Маленкова отправил Сталину на дачу в Кунцево 23 июля. Сам Маленков уже прочитал доклад, не сделав никаких замечаний. Неожиданно и для Лысенко, и для Маленкова Сталин внес в доклад немало изменений и исправлений и сделал несколько критических замечаний на полях. В течение часа Сталин, как впоследствии признал сам Лысенко, «подробно объяснял мне свои исправления, дал указания, как излагать отдельные места доклада» [219] . Через час, в 23.10, к Маленкову и Лысенко в кабинете Сталина присоединились Берия, Булганин, Микоян, Вознесенский и Каганович. В течение часа шло обсуждение некоторых текущих проблем, связанных с организацией сессии ВАСХНИЛ (Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. В. И. Ленина), для которой готовился доклад. Лысенко, в частности, получил рекомендацию Сталина сообщить на заключительном заседании сессии о том, что представленный им для дискуссии доклад был рассмотрен и одобрен Центральным Комитетом ВКП(б), то есть заявить о том, чего в действительности не было.
218
Посетители кремлевского кабинета И. В. Сталина. 1947–1949 гг. // Исторический архив. 1996. № 5–6. С. 41.
219
Правда. 1953. 8 марта.
Вмешательство Сталина в продолжавшуюся уже более пятнадцати лет дискуссию по проблемам наследственности было связано прежде всего с тем, что положение Лысенко как президента ВАСХНИЛ становилось после окончания войны все более и более неустойчивым. Идеи Лысенко в области генетики, отрицавшего существование генов и пытавшегося доказать теорию наследования благоприобретенных признаков, известную как «неоламаркизм», уже получили к 1940 году, не без поддержки Сталина и репрессивных акций против многих биологов, доминирующее положение в СССР. Однако в 1945 году дискуссия по проблемам генетики была возобновлена, отчасти в связи с успехами биологии и селекции в США, но главным образом в связи с выдвижением Лысенко некоторых новых теорий, которые противоречили идеям Дарвина
Кульминацией этой дискуссии, которая до 1948 года проходила в основном в Московском государственном университете и в Московской сельскохозяйственной академии им. К. А. Тимирязева (ТСХА), стало выступление Юрия Жданова, сына члена Политбюро А. А. Жданова, с докладом «Спорные вопросы современного дарвинизма» на семинаре лекторов обкомов, организованном отделом науки ЦК ВКП(б) 10 апреля 1948 года. Критикуя Лысенко по многим направлениям, Юрий Жданов оговорился, что выражает свое собственное мнение, а не новую линию ЦК ВКП(б). Молодой Жданов, которому было тогда только 29 лет и который имел ученую степень кандидата химических наук, занимал в это время довольно ответственный пост заведующего отделом науки ЦК ВКП(б), что не соответствовало ни его научному, ни партийному опыту. Он был выдвинут на этот пост не только благодаря покровительству отца, отвечавшего за науку и культуру в Секретариате ЦК, но и по рекомендации самого Сталина, выдававшего за него свою дочь Светлану. Юрий Жданов нравился Сталину, и он надеялся, что молодая пара поселится в его большой квартире в Кремле или на даче в Кунцеве. Живя без семьи, Сталин к старости стал страдать от одиночества, и дочь Светлана была, по существу, единственным близким ему человеком.
Лысенко получил полный текст доклада Жданова от своего сторонника философа Марка Борисовича Митина. Прочитав доклад, Лысенко был сильно встревожен. Он понимал, что провинциальные идеологические работники воспримут заявления Юрия Жданова как директивные. 17 апреля Лысенко направил Сталину письмо-протест и жалобу. Не получив в течение месяца никакого ответа, Лысенко передал министру земледелия СССР И. А. Бенедиктову заявление об отставке с поста президента ВАСХНИЛ [220] .
220
Из истории борьбы с лысенковщиной // Известия ЦК КПСС. 1991. № 7. С. 111.
Хотя ВАСХНИЛ формально находилась в системе Министерства земледелия, должность президента этой академии входила в номенклатуру ЦК ВКП(б). Бенедиктов не мог принять отставку Лысенко, и поэтому вопрос о возникшем конфликте неизбежно передавался на рассмотрение в Политбюро, то есть Сталину. Отдел науки ЦК ВКП(б) в аппарате ЦК был частью Управления агитации и пропаганды, возглавлявшегося М. А. Сусловым. Заместитель Суслова Д. Т. Шепилов был тем партийным чиновником, с которым Юрий Жданов должен был согласовать свое выступление. Судя по недавно опубликованным воспоминаниям Шепилова, он с энтузиазмом поддержал доклад Ю. Жданова, так как и сам давно понимал, что теории Лысенко «стали посмешищем среди истинных ученых всего мира, в том числе дружественно настроенных» [221] .
221
Шепилов Д. Т. Воспоминания // Вопросы истории. 1998. № 6. С. 9.
Беспокойство у Шепилова, так же как и у А. А. Жданова, возникло в конце апреля, когда они узнали о том, что стенограмму выступления Юрия Жданова на семинаре лекторов запросил Маленков, который хотел получить ее без всякой правки. Они поняли, что Маленков, не имевший прямого отношения к проблемам науки, хотел получить текст доклада Юрия Жданова для показа его Сталину. Между А. А. Ждановым и Маленковым шло в этот период очень острое соперничество, и любой промах Жданова был на руку Маленкову, стремившемуся восстановить свое утраченное влияние в Секретариате ЦК. Заседание Политбюро, на котором обсуждался, в частности, и вопрос о Лысенко, состоялось в начале мая. Объяснения давал Шепилов, который, судя по его воспоминаниям, выступил с критикой Лысенко и защищал позицию Юрия Жданова. Ни Шепилов, ни Жданов, ни Маленков не понимали, что фактически речь шла не столько о взглядах Лысенко, сколько о взглядах самого Сталина. Сталин имел в этой области определенные знания, и он сам при объяснениях феномена наследственности стоял на позициях ламаркизма.
Теорию о существовании генов Сталин, как и многие другие в тот период, ассоциировал с расовыми теориями и с евгеникой, отвергнутой в СССР. По свидетельству Шепилова, Сталин не обратил никакого внимания на высказанные в защиту Юрия Жданова аргументы. Он «подошел к своему столу, взял папиросу и вытряс табак в трубку… Раскурил трубку и медленно прошелся вдоль стола заседаний… Затем он произнес очень тихо, но мне послышались в его тоне зловещие ноты: „Нет, это так оставить нельзя. Надо поручить специальной комиссии ЦК разобраться с делом. Надо примерно наказать виновных. Не Юрия Жданова, он еще молодой и неопытный. Наказать надо „отцов“: Жданова (он показал мундштуком трубки на Андрея Андреевича) и Шепилова. Надо составить развернутое решение ЦК. Собрать ученых и разъяснить им все. Надо поддержать Лысенко и развенчать как следует наших доморощенных морганистов…“ Сталин начал перечислять членов Политбюро и других работников, которые должны были образовать комиссию. Возглавил комиссию Маленков. А. А. Жданов в ходе заседания не проронил ни слова. Но, судя по всему, этот эпизод причинил ему глубокую травму» [222] .
222
Там же. С. 10.