Неизвестный Юлиан Семёнов. Разоблачение
Шрифт:
— Мы бы могли ввести своего человека в группу, которая охраняет девушку?
Грэйв ответил без колебаний:
— Конечно... Особенно если он так же блистательно подготовлен, как мисс Олга...
— Вы давно служите в отделе по борьбе с наркотиками, мистер Грэйв?
Тот ответил не сразу; остановился, достал сигару, сунул ее в рот, но раскуривать не стал, — только молодое поколение курит на улице, шокинг...
— Я перешел в таможню через неделю после похорон моей... девочки... Она... отравилась наркотиком...
В Хайд-парке было солнечно и ветрено. Дин потрепал по щеке того «вора», что вытащил у него из кармана документ:
— Спасибо, парень... Не сердись... Я не думал, что они возьмут тебя в такой оборот...
— Счет за выбитый зуб оплатишь ты, — усмехнулся парень. — Я пойду к самому дорогому стоматологу... Зачем ты меня подставил под это дело?
— Партнера надо проверять, Микки... В конце года буду рекомендовать тебя на работу.
— К этой холодноглазой скотине Грэйву?
— Он самый добрый человек из всех, кого я встречал в жизни... Он очень боится за мою партнершу... Она чертовски похожа на его дочь... Теперь так: я оплачу стоимость нового трака «Вольво», получи его сегодня и поезжай на нем в пакгауз номер 2, зарегистрируйся, оставь телефон, повертись, чтобы стать там своим, давай клиентам скидку, словом, ты мне там нужен, ясно?
Петров сидел напротив крупного седоголового человека с депутатским значком на лацкане пиджака.
— Такова уж специфика нашей работы, товарищ Савостин, — заключил Петров, — фактор риска постоянен... Наркотиком занимается мафия, а она умеет не только стрелять, но и взрывать самолеты.
— Именно поэтому мы озабочены судьбой Ольги Лысковой.
— Я — больше.
— То есть?
— Ее отец возил моего старика — на фронте... И спас от смерти...
— Если вы ее изымите — операция разрушится?
— Да.
— Кто здесь может сесть за вас на хозяйство? Романенко? Он ведь ваш первый заместитель?
— Да... Мне его прислали в первые заместители...
— Не любите?
— Жалею.
— То есть?
— Человек прошлого... А до пенсии еще четыре года.
— Но ремесло знает?
— Ремесло? Хм... Знает, ремесло знает... В прежнем, так сказать, измерении... Романенко постоянно требует железной дисциплины, это его конек... Но ведь жизнь — не казарма, дисциплина должна стать угодной обществу, если хотите, — выгодной, окупаемой, что ли... Вот в чем я с ним расхожусь...
— Словом, так... Пишите приказ о его назначении временно исполняющим обязанности на время операции, а сами поезжайте в Лондон, коли так смело берете на себя всю ответственность.
Романенко подошел к будке телефона-автомата чуть пританцовывая, лицо его было открыто-радостным, никогда он не был так безмятежен и спокоен, как сейчас, получив шифровку о своем назначении «исполняющим обязанности»; оглянувшись по сторонам, снял трубку, бросил монету (долго мучался, никак не мог понять, какую надо бросать в прожорливую щель таксофона, по-английски едва понимает, даже словарик вытащил карманный, ужас,
— Мистер Ричард, плиз...
В трубке что-то щелкнуло, зазвучала музыка, потом ответил Ричард:
— Слушаю.
— Элизабет Кент — никакая не американка, она из Москвы... — и повесил трубку...
Ричард отложил фотографии Ольги и, почесав грудь (был без галстука, воротник расстегнут), задумчиво сказал Гансу:
— Убирать ее нет смысла... Наоборот... Мы будем ссужать ее такой информацией — именно информацией, а не дезой, — которая должна успокоить легавых... Пусть они считают, что все дело у них под контролем... Мы не позволим им узнать, как, кому и где мы передадим груз... Пусть он полежат в пакгаузе, посмотрим, как и кто наблюдает за грузом, и потихоньку будем заканчивать операцию...
— Змею, вползшую в дом, убивают, Ричард.
— Знаешь, кто дико много зарабатывает?
— Как кто? Роу.
— В общем-то верно... Но только потому, что мы на него работаем... А вот сами по себе дико много зарабатывают укротители змей, Ганси...
Ричард поднялся во весь свой громадный рост, жестом пригласил Ганса следовать за собой, остановился возле портрета, — какой-то генерал, писан во весь рост, — нажал на одну из планок в огромной золоченой раме и просвистел незамысловатый мотив, резко оборвав на последнем такте. Портрет, оказавшийся дверью, туго отворился, и Ричард ввел Ганса в свое царство: гигантский, во всю стену монитор, компьютер новейшей конструкции (такие стоят на базах слежения за космическими кораблями), специальная радиоаппаратура прослушивания и записи.
— Садись, — Ричард кивнул на кресло, — сейчас я тебе кое-что покажу.
Закурив, он начал колдовать с компьютером; экран монитора сделался ослепительно-ярким, чуть зеленоватым — в красно-синей рамочке.
А затем он вывел на монитор графическую схему, которую меланхолично комментировал:
— Это мы, да? Так сказать, «Роу»... А это?
— Пакгауз номер 2, где лежит товар, — ответил Ганс.
— Умница. Ты не Ганс, ты Гегель, Фихте, Кант, ты философ, мой друг, ты Кришна, прозорливец и целитель... Обратил внимание, что за груз платила другая фирма, не мы?
— Не ерничай, мы еще пока не в кроватке...
Ричард нажал на клавишу, и на мониторе возник огромный восклицательный знак.
— Это для тебя, — пояснил Ричард. — Чтобы ты понял, отчего так хорошо зарабатывают укротители змей... Вопрос: где тот человек, который заберет у нас товар? Ты не знаешь. Никто не знает. Это — первое. Как мы дадим ему знать, где находится товар? Ты не знаешь, никто не знает. Кроме меня, конечно, потому что я спланировал операцию. Вопрос номер три: допустим, что фирма, уплатившая Морфлоту по чеку за доставку, — посредник, ширма... Куда же на самом деле будет отправлен товар? Ты знаешь? Нет. Долго ли он там будет храниться? Да и будет ли направлен туда вообще? Ты знаешь? Нет.