Нэлли
Шрифт:
Так мало времени прошло с тех пор, когда Юнуска остался один с тяжелым возом среди камышей Сары-су, а столько нового, неожиданного произошло в его жизни.
Набожный и верующий, Юнуска вдруг совершенно потеря*! веру в аллаха.
— Нет бога, — говорил он сам себе. — Будь он па самом деле, то не было бы столько несправедливости на земле.
Бросил Юнуска свой воз среди пустоши и побрел пешком в Наманган.
Началось тяжелое время для арбакеша. Нанимался он в работники к разным хозяевам, бегал тащишкой на базаре. Одно время служил носильщиком на железнодорожной станции. Чего-чего только не испытал за этот период бывший арбакеш.
Лишь по вечерам, когда солнце садилось за Алайские горы, когда на базаре начиналось обычное гулянье и пиршество, тащился туда и Юнуска.
В обществе таких же обездоленных и забитых бедняков просиживал он целые ночи.
Но не в праздной беседе проводили эти базарные часы несчастные страдальцы. Таинственно шептались они друг с другом; что-то роковое, жестокое созревало в их мозгу.
Юнуска был непримиримым врагом богачей. Он дал себе клятву разделаться с ними, как советовал старик там, в чайхане язаванского караван-сарая.
«Всех их, как баранов», часто повторял про себя бывший арбакеш.
Но, вот, наступил долгожданный момент.
В конце октября 1917 года появились на базарах какие-то русские и сарты. Они призывали бедняков к бою с богатыми купцами, захватавшими вместе с русским чиновничеством власть над страной.
Эта русские ораторы не походили на тех русских офицеров и чиновников, которых всей душой ненавидел Юнуска.
И вот, когда Аслан Магомедов кликнул свой клич, призывая к решительному бою забитых, обездоленных людей, Юнуска первый отозвался на этот призыв.
Вместе с Магомедовым пришел Юнуска на просторный двор медресе.
Здесь уже толпилось множество народа.
На веранде, окружающей здание, прибывшие увидели несколько столов, за которыми сидели узбеки и что-то писали.
Тут же находились трое русских.
Один из них, молодой высокий блондин, заметив вошедшего Магомедова, обратился к нему.
— Ну, вот и вы, наконец, товарищ Аслан, — радостно сказал он, — как дела?
— Очень хорошо, — отвечал тот, — весь базар с нами, а вот этот, — указал он на Юнуску, — первый откликнулся на мой призыв, потому я его и привел с собой.
— Это товарищ Кузьма, — сказал Магомедов Юнуске, — познакомьтесь, товарищи, — предложил он.
Юнуска схватил в обе руки протянутую ему сильную и большую руку русского товарища и затем, по обычаю, погладив свою бороду, отступил немного назад.
Товарищ Кузьма был коммунистом и уроженцем Туркестана. Быт туземного населения был ему совершенно знаком.
Сразу он понял, с кем имеет теперь дело, а потому поспешил приласкать несчастного узбека.
Уголок в кишлаке (селении).
На Юнуску Кузьма мог вполне положиться: он понимал, что такой человек, каким был Юнус, пойдет в огонь и воду за правое дело. Товарищ Кузьма не ошибся.
Юнуска поступил в отряд Магомедова, и тот вскоре убедился, что нашел в нем верного товарища и смелого, толкового помощника.
И откуда взялось вдруг столько энергии, духовной и физической силы у забитого, несчастного арбакеша!
Теперь у Юнуски не было иной веры, как в революцию, не было иной надежды, как на полную победу над врагами рабочего класса.
Он шел в кровавый бой с твердым решением сложить свою голову или победить.
И вот, в ту же ночь тысячи бедняков, как змеи, бесшумно подползли к баракам Скобелевского гарнизона. Товарищ Кузьма был между ними. Рядом с ним, с ножом в зубах, полз и Юнуска.
Где-то послышался раздирающий душу крик, раздался выстрел…
Вдруг, словно ураган, пронесся над спящим казармами.
Страшное «ур» слышалось в воздухе, словно жужжание миллионов гигантских жуков.
Началась самая беспощадная кровавая бойня.
Застигнутые врасплох солдаты разбегались в разные стороны.
Многие падали на колени и просили пощады.
Сдававшихся не избивали, а охотно принимали в число своих бойцов.
Не прошло и получаса, как атакующие вместо ножей были вооружены винтовками и снабжены патронами. Часть их направилась в город для расправы с русскими властями.
То же самое происходило во всех городах на всем протяжении Туркестана, от Каспия до Аральского моря, и даже па восток до снеговых хребтов Заалайских гор.
Вскипело, всколыхнулось забитое и угнетенное население Туркестана и Закаспия, и одним дружным напором разбило оно цепи векового рабства.
Через несколько дней все начало принимать спокойный, обычный характер.
Не было больше богачей.
Имущество их было национализировано.
У власти стоял теперь местный пролетариат.
VII.CEPbE3HOE РЕШЕНИЕ
Прошло несколько дней.
С самого утра в окрестностях Маргелана слышалась ружейная пальба и, не смолкая, громыхали пушки.
Где-то, очевидно, шел бой.
Город словно вымер, и даже на базарах не было заметно обычной толпы в чайханах.
Хозяин караван-сарая, Мустафа-бай, заперся в женском отделении своего дома и никого к себе не впускал.
Вдруг сильный стук в двери заставил его вздрогнуть всем телом.
Испуганные женщины бросились в угол, дети заплакали.
— Кто там? — робко спросил, подходя к двери, Мустафа.
— Выходи, нечего прятаться, — раздался повелительный голос снаружи.
Бледный, еле удерживаясь на дрожащих ногах, отодвинул Мустафа железный болт.