Нелюбовный роман

Ковальчук Вера

В конечном итоге машина досталась Анике. То есть, по документам-то она принадлежала Севель, тут ничего не менялось, но ездила на автомобиле именно Аника. Севель не имела ничего против, потому что не представляла, как это она сядет за руль, а если ей нужно было куда-то отвезти детей или требовалось в магазин за припасами на неделю, Аника была тут как тут, готовая их везти. И всех всё устраивало.

Интерес Нумерия к сыну тем временем и не думал иссякать – чем дальше, тем чаще он приезжал повозиться с Радовитом, поиграть с ним в мячик или машинки, покачать на колене. И заодно внимание доставалось Ване: отчим беседовал с ним, интересовался, чем тот занимается, как себя чувствует и чему думает посвятить себя в будущем, когда подрастёт. Уверенный ответ мальчика, что он намеревается стать самым могущественным чародеем мира, очень развеселил мужчину, однако и вызвал одобрение. Нумерий спросил, знает ли Ваня, сколько нужно учиться, чтоб стать учёным магом, услышал утвердительный ответ и остался доволен.

– Это хорошо, что он так настроен, – сказал супруг Севель. – Я присмотрел ему школу, потом туда пойдёт и Радушка. Заодно смогу оценить, действительно ли эта школа так хороша, до того, как придёт очередь Радовита. Мне действительно интересно, кроме того, вопрос образования сына – это самое важное. Школа должна быть хороша, плата там заметная. Она почти размером с пособие, которое платится на Ваню. Думаю, мальчику такая школа подойдёт.

– Я так вам благодарна…

– И начинай уже говорить мне «ты». Уважение – это хорошо, но ты всё-таки мать моего сына, и тебе должно быть позволено больше. – Он ласково её обнял. – Я очень рад, что так получилось. Аника тоже говорит о тебе хорошо. Ты славная и чудесная. Никогда ещё я не любил ни одну женщину так, как тебя.

– И мне можно немного заниматься шитьём? Это ведь не во вред детям, за ними всегда хороший присмотр, – решилась Севель. Чем был не благоприятный момент? В конце концов, всегда лучше получить разрешение, пусть и задним числом.

Лицо у Нумерия тут же изменилось, слегка вытянулось. Он посмотрел на жену с сомнением, однако колебался недолго – она даже толком не успела испугаться, задуматься, не ляпнула ли чего лишнего. И вообще, стоило попросить Анику всё уладить, а не лезть самой…

– Уверена, что с детьми не случится никакой беды? Тогда хорошо. Но обязательно сообщи Анике и всё с ней обсуди. По сути-то ты права, женщина должна работать и зарабатывать, иначе ей даже не о чем будет говорить с ребёнком. Какой толк от домашней клуши, знающей только стирку, уборку и суп на обед? И, конечно, тебе следует позаботиться о средствах на нужды Вани. Безусловно, я как его опекун подумаю о его будущем, но ты ведь мать. И Радушка тоже должен получить часть твоего внимания и твоих усилий. Накопления понадобятся большие, ты ведь понимаешь, и твой вклад тоже должен быть. Это ведь твои дети. – Он ободряюще похлопал жену по плечу и уехал.

Аника в тот же вечер успокоила Севель.

– Он в конечном итоге хорошо это воспринял. Я убедила его, что ты не хочешь быть нахлебницей, и это правильно, и участие в семейном бизнесе говорит о том, что ты вполне вошла в семью и стараешься показать себя ответственной. Но в следующий раз, прежде чем сообщать о чём-то или просить, обсуди это со мной, поняла? Я решу, когда это удобно и какие выражения следует использовать… И да – к тебе хочет зайти моя троюродная сестра. Она надеется на удачную беременность.

– А если мальчик не получится?

– Всё как всегда – мы надеемся на лучшее, но смиряемся с тем, что есть. Не волнуйся.

Когда врач сообщила, что Севель снова в положении, та не почувствовала ни особого оживления, ни радости, ни досады – ничего. Хотя в её окружении редко какая женщина имела больше двух детей, и это было показателем положения, дохода, внимания мужчины – да много чего. Но самоутверждаться в своих или чьих-то ещё глазах ей больше было не нужно. Она думала только о сборах Вани в первый класс.

Школа, которую выбрал Нумерий, действительно оказалась хороша и довольно престижна. Мальчикам, которые там учились, государство компенсировало восемьдесят процентов стоимости этого обучения, но и оставшаяся сумма была ощутимой. Она почти равнялась сумме пособия. А ведь нужно было ещё покупать множество вещей – от специальной одежды и обуви до учебных принадлежностей.

И здесь очень кстати была помощь Хедвиги. Теперь Севель шила для мастерской не только нательные кошелёчки, но и косметички, простенькие тряпочные браслеты-сумочки, а также вышивала символы на шарфиках. Шарфики расписывала художница, работающая у Хедвиги постоянно, от Севель требовалось лишь делать несколько декоративных стежков, чтоб получился старинный символ плодородия, называющийся «росток на поле». Рассказывали, что он помогает производить на свет мальчиков. В это многие верили, и подобным символом были расшиты многие предметы дамского туалета. Но именно те, которые вышли из рук счастливой матери двух мальчиков, раскупали как горячие пирожки, и заработок Севель всё рос. Она даже уверилась, что сможет собрать Ваню в школу не хуже других, и Радику тоже достанется своя доля благ.

– Не волнуйся, пожалуйста, – подбодрила её Аника. – Ты справишься. Кроме того, и я, и Дениз, и Хедвига, и Прима, и Фруэла – мы все хотим сделать подарок Ване на первый учебный год. Если тебе даже в этом случае не хватит, я помогу докупить нужное, пусть даже и в долг. Не беспокойся… И вот ещё – ко мне обратилась журналистка, хочет взять у тебя интервью. Я запросила небольшие деньги, потому что – ты ведь понимаешь – реклама, даже такая, будет полезна. Это новое дело Хедвиги только на рекламе и может подняться. Ты согласна?

– Я ничего не понимаю в рекламе.

– Да я не о рекламе говорю. Интервью дать ты согласна?

– Н-но… Ведь я не знаю, что говорить.

– Будешь отвечать на вопросы. Потом тебя сфотографируют. Я буду рядом и скажу, если на какой-то вопрос не стоит давать ответ, мало ли вдруг. Но вообще она обещала согласовать со мной вопросы и прочее. Публикация, вроде, будет в каком-то женском журнале с советами. Не во вред, даже если пользы не выйдет.

– А детей тоже будут фотографировать?

– Ваню – наверное. А Радика муж вряд ли разрешит. Я с ним поговорю, конечно. Но, наверное, откажет. Тогда не будут. Так что?

Севель, конечно, согласилась. Она вообще привыкла никогда не перечить Анике – во-первых, чревато, а во-вторых, старшая жена своей властью никогда не злоупотребляла. Даже если идея, на которой она настаивала, выглядела сомнительной, то уж, по крайней мере, никогда не была откровенно вредной. Просто в таких случаях можно было поступить и так, и эдак, а зачем спорить, если оба пути верные? Севель проще было пойти туда, куда указывают.

Тем более сейчас, когда все её мысли занимал Ваня и его учёба. В необходимости дать сыну лучшее образование, какое только получится, она видела свою главную задачу и главный долг. Её всё время потрясывало при мысли, что ребёнка могут исключить из хорошей школы, если она не сможет за него платить, или, к примеру, потому что у него в документах не записан отец. Она просто не понимала, что причиной этого беспокойства является беременность и её собственное состояние, что проблема выеденного яйца не стоит, и мальчику-то всегда пойдут навстречу. Потому нервничала. Беспокойства добавляло то, что Радик начал постоянно простужаться, много капризничал, и, хотя врачи советовали успокоиться, Севель очень боялась за младшего сына. В придачу ещё беременность… Ей казалось, что на неё навалилась целая громада проблем, не в человеческих силах с такой справиться.