Немецкая провинция и русская столица деревень
Шрифт:
А баварцы электроэнергию не то, чтобы экономили, хотя экономия была частью их жизни, а просто обращались с нею разумно, и следили за тем, чтобы избыточная электроэнергия не вредила людям и окружающей среде.
Освещение мюнхенского аэропорта было достаточно ярким для того, чтобы пассажиры отчетливо видели билеты, бирки, ценники, талоны, и все остальное, что нужно видеть пассажирам, но в его освещении была приятная матовость и умиротворенность. Ни один мюнхенский светильник не сверлил пассажиров пристальным злобным оком, а световое
Убранство аэропорта было настолько уютным, что хотелось просто устроиться в зале ожидания и помурлыкать, а, более всего- остаться в аэропорту жить. Рождественское убранство не вызывало ни головной боли, ни утомления праздником, но вызывало доброе праздничное настроение. Очень не хотелось из такого доброго аэропорта улетать туда, где все- недоброе, где все залито ядовитым светом и все трясется в световой трясучке, но- пора было возвращаться в буйную Тюмень.
Wer nicht wirbt, stirbt
«Кто не рекламирует, тот умирает». Немецкая пословица
В советское время мое утро обычно начиналось с того, что радио говорило: «Здравствуйте, дорогие товарищи!», а моя мама отвечала: «Здравствуй, дорогой товарищ!»
Сейчас мое утро начинается с того, что я прихожу на кухню, а там меня уже поджидает «доброе радио России». Вместо того, чтобы сообщить мне добрый прогноз погоды или добрые новости, радио безапелляционно заявляет: «у вас грипп и простатит, головная боль и половое бессилие, бессонница и затрудненное мочеиспускание». А потом добавляет: «включил и заслушался».
Я выключаю радио, но через некоторое время, в надежде услышать что-нибудь доброе или полезное, опять его включаю.
Но радио только того и ждет, чтобы доканать меня окончательно, и немедленно сообщает: «вас ожидает отслоение сетчатки, ампутация ног, нищая старость и пропущенные звонки! Гы-гы-гы-гы!».
Я теряюсь, что мне делать, а радио тут же приходит на помощь: «вам срочно нужен новый медицинский прибор, элексир молодости и ортопедическая подушка». И добавляет: «приобрести все это вы можете только сегодня с огромной скидкой».
Тут в передачи центрального радио вклинивается местное радио. У местного радио есть свои методы общения с радиослушателями. У него есть сумасшедшая девочка, которая угрожает драчливому мальчику, и зовет на помощь брата, который «родится в следующем году вместе с «материнским капиталом». У него есть и сумасшедший мальчик, который громко кричит своим родителям, что он только что родился. Но, несмотря на громкие крики, родители мальчика так и не замечают, что у них кто-то родился.
После этого тюменское радио сообщает, что оно «вечно молодое» и «доброе», и уступает место центральному радио .
Центральное радио тут же принимает эстафету, и начинает рассказывать о дедушках, вылечивших свой простатит, и пустившихся в бурную половую жизнь, к ужасу своих бабушек. Рекламные бабушки не остаются у рекламных дедушек в долгу. Они пьют элексир молодости, и вступают, в пику дедушкам, в недозволенную связь с Карлсоном, после чего превращаются в чудовищных «турбобулей». Затем рекламные слепые пьют лекарства от слепоты и прозревают, а рекламные инвалиды пьют лекарства от инвалидности, и отбрасывают рекламные костыли.
Вконец отчаявшись услышать от радио что-нибудь вразумительное, я выхожу на улицу. Но там меня встречают уличные репродукторы, которые тоже начинают на меня кричать и пытаться заставить меня что-нибудь у них купить. Рекламные репродукторы окружают и места отдыха, и входы в магазины, спортзалы, массажные салоны, аптеки и косметологические кабинеты. Мне очень сложно найти даже простую лавочку, на которой можно тихо посидеть и почитать книжку, потому что на каждую лавочку находится свой бубнящий репродуктор и свой вопящий фонарный столб, равно как и своя вонючая мусорная урна, которая идет с ними в комплекте.
Перед входами в тюменские магазины и аптеки меня встречают надувные рекламные чучела, которые бьются передо мною в конвульсиях и пытаются, с помощью конвульсий, заставить меня что-нибудь у них купить. Одни чучела страдают нервным тиком, другие- пляской Святого Витта, третьи- эпилепсией, но все они вызывают у меня тяжелые чувства, и наводят меня на трагические мысли. Я стараюсь от этих чучел поскорее и подальше уйти, в то время, как других прохожих эпилепсия не пугает (они, наверное, еще и не такое видали), и они смело заходят в рекламируемые чучелами заведения.
Однако в Тюмени реклама бывает еще более суровой. Она спрашивает покупателей напрямую: «вы чё, ку-ку?», и покупатели, внезапно столкнувшись с суровой реальностью, сворачивают с того пути, по которому шли, и честно отправляются в «ку-ку» и в «ничёсе», и что-то там покупают.
Но реклама в Тюмени бывает еще и трогательной и умилительной. Она сообщает детям, что скоро по такому-то адресу начнется «Мозгобойня: веселая интересная игра». Дети, заинтересовавшись, отправляются по указанному адресу, и начинают играть в «мозгобойню».
Так и не найдя себе в городе места без рекламы, я возвращаюсь домой. Но реклама встречает меня и на двери моего подъезда, и я утыкаюсь в нее носом, когда подношу ключ к замку. Хотя реклама находится на нашей двери незаконно, и хотя жильцы ее постоянно отдирают и соскребают, но она неизменно возрождается в новом виде, и делает приличную дверь какой-то похабно- бомжовской.
Не оставляет меня реклама и на моем телефоне. Мне постоянно звонят на телефон незнакомые персонажи, требуют «уделить минутку», и, не получив разрешения, тут же пускаются в рекламу своих услуг. На мою попытку вклиниться в их увлекательный разговор с самими собой они отвечают: «чего?», и «чего вы орете?».