Немецкий экспрессионизм (сборник)
Шрифт:
Наверху прогрохотал поезд (…наверняка, подумал Тобиас, экспресс на Ривьеру; дело известное: синее море, порхающие голуби, сосны и апельсиновые рощи, блаженная гора Санта-Маргерита…); и он сделал себе еще две инъекции, по одной в каждое бедро.
Это мгновенно принесло облегчение:…Ривьера, думал Тобиас, Ривьера, Санта-Маргерита…
Затем он решил помолиться, забормотал: Дорогой Господь Бог, Ваше Святое Превосходительство, сделай так, чтобы я безболезненно издох еще до следующего укола!
Пока он покидал гигиенический отсек вокзала, какой-то шум, как ему показалось, сотряс гигантское сводчатое помещение. Часы на стене грозили воздетым пальцем: полночь!
В зале ожидания царила неслыханная суета. Визжание сатанинских орд врывалось в уши Тобиаса, который проталкивался сквозь (примерещившиеся ему) толпы народа, сгорая от стыда, словно был голый.
Неужели всем этим злопыхателям нечего больше делать, кроме как подстерегать его, выстроившись ночью на вокзале, чтобы всласть насладиться любимым зрелищем: как он - кокаинист с кровоточащими ранами, к которым присохла рубаха, - выползает из своей клоаки на свет божий? Да будьте вы прокляты! Будь проклят его светлый костюм…
Вот: уж не пятна ли это крови?
Тобиас послюнил кончики пальцев и попытался оттереть пятна.
На выходе он уже хотел было кинуться в уличный прибой, но внезапно передумал и спрятался под железнодорожным виадуком.
III
Две дамы стояли на углу, напротив выхода из вокзала. Тобиас, задыхаясь, взглянул в их сторону: ох, а этих-то как сюда занесло?
Его мать и сестра. Но разве они не в Кельне?
Конечно, они должны быть в Кельне! Но кто знает? Быть может, господин начальник вокзала вызвал их телеграммой в Берлин, чтобы мать полюбовалась на своего сыночка, сестра - на брата, чтобы обе могли поприсутствовать на спектакле, которым ежевечерне наслаждается публика на вокзале "З.Берлин"; спектакль этот интереснее и дешевле, нежели те, что идут в театре "Паласт", или антреприза Нельсона: он представляет собой забавную трагикомедию под названием "Принц клоаки, или Боже май! Боже мой! для чего Ты меня оставил1? ".
Они стояли на углу, в резком свете голубоватых дуговых ламп. Платья колыхались. Слышался треск, словно стучали их кости. Или то его кости? Колени у него дрожали. Руки тоже. Такие тонкие руки! Если посмотреть сквозь растопыренные пальцы, можно увидеть огоньки хаотично качающихся холодных лун, которые тихо отскакивают от черных столбов и разбиваются об асфальт.
1. Евангелие от Марка. 15:84.
Как неподвижно стоят обе женские фигуры. Ах, он догадался!… Они только притворяются равнодушными, а сами не спускают с него глаз!…
Белокурая сестричка, голубка Доц, почему ты не оставишь меня в покое? И вы, госпожа Ш., Эвелина или Эрнестина с труднопроизносимой фамилией… Вы, дорогая матушка, как?… Снова меня преследуете? И отважились на такой дальний путь! С окраины Германии в Берлин, лишь бы напугать Блудного Сына? Да, чего только не сделаешь ради материнской любви!…
Что же вы стоите? Как? Вы гримасничаете?!
Волна прокатилась но его кипящему мозгу. Но он взял себя в руки. Несмотря на нараставшее бешенство.
Он двинулся к обеим фигурам, хотел пройти мимо выхода из подземки, которая извергала на улицу свою лестницу, обвитую стилизованными светильниками.
Но из пасти подземного строения вдруг выплеснулась… черная людская толпа, быстро его окружившая. Многоголосый шум надавал ему новых оплеух. Учащенно дыша, он вырвался из объятий этой новой опасности и стремглав бросился к перекрестку, где еще стояли обе дамы.
Стояли? Стояли ли?
Он увидел лишь пару рекламных щитов, черного цвета и золотого, которые бесстыдно светились ему навстречу. И никаких женщин, вообще ни души!… Ах, только жалкий пес медленно завернул за угол, принюхался и справил свою незатейливую нужду.
Тобиас, которому собственные легкие казались теперь плотными бархатными лоскутами, юркнул в ближайший подъезд и, трясясь от страха, что его кто-нибудь увидит, впрыснул себе новую дозу кокаина в быстро освобожденное от рукава предплечье.
IV
Да, гляди-ка, тут дрожащие звезды снова остановились, на мгновение. "Священный яд! Священный яд!" - вот что почувствовал Тобиас; и увидел ужасного демона, давно знакомого, расположившегося высоко в ночном небе. Тут Тобиас все понял и зашептал вверх, прямо в небо:
– Ты ecu смерть и милость и жизнь. Нет иного бога, кроме Тебя!
Он снова спустился по улице. На пересечении с Курфюрстен-дамм вошел в озаренную зеленым светом ротонду. Внутри оказался какой-то господин постарше его, приводящий в порядок одежду. Тобиас встал в одну из кабинок и приготовился помочиться.
1. Ср. в Евангелии от Иоанна: "Я семь путь и истина и жизнь" (14:6).
Но он чувствовал, что за ним наблюдают. Его руки беспомощно обшаривали костюм. Он ни мгновения не мог простоять спокойно: обернулся, сменил кабинку, ощупал карманы, нашел склянку и шприц и, наконец, растерянно посмотрел в глаза господину, который, вовсе не торопясь удалиться, внимательно и с холодным спокойствием за ним наблюдал.
Наконец господин ушел и оставил Тобиаса в полном отчаянии… Какой ужас! Это же был детектив, сотрудник санитарного управления, посланец матери, которую Тобиас недавно повстречал и которая от него спряталась!