Непарадигматическая лингвистика
Шрифт:
• не может дублироваться дополнение-рема;
• запрещено дублирование предложных групп;
• регулярна реприза прямого дополнения, являющегося темой предложения (но это зависит и от стилистического фактора);
• антиципация определенных именных групп, являющихся темой, не регулярна: ее функция – возвращение в дискурс «старой» темы или подчеркнутое введение новой;
• иногда возможен повтор неопределенных именных групп;
• повтор самих личных местоимений довольно нерегулярен;
• намечается тенденция к грамматикализации глагольных клитик, но пока еще сильное влияние на это оказывают стилистические и прагматические параметры [Борисова 2005: 30].
По нашему мнению, здесь было бы более интересно обратиться к другому общебалканскому процессу. А именно – к тем причинам, по которым в языках Балкан существует постпозитивный артикль. Поэтому клитика в приименной группе (необходимо напомнить, что во всех указанных выше языках речь идет о существительном определенном), особенно когда клитика при именах родства, может заменять (или дублировать) постпозитивный артикль. К сожалению, причины развития этой структуры находятся пока вне нашей компетенции, однако здесь также можно вспомнить членные формы русских прилагательных, где старъ + jь > старый в принципе следует той же тенденции, что и старата ми майка. Что касается «приглагольных» клитик, то в русском языке также царит некий хаос, например: Хотелось бы сегодня все-таки отдохнуть!, Пошел бы ты в магазин! и Я бы, пожалуй, выбрал для себя математику [76] . Принцип дистрибуции клитики (?) бы по синтаксической позиции здесь неясен.
76
Правда, в последнем примере ощущается некоторое противопоставление говорящего остальным и, тем самым, определенная элевация местоимения.
Разумеется, в том многом, что связано с клитиками, остается неприкосновенным вопрос почему?
В частности, на самом деле остается неясной проблема, почему в одних языках клитика-дательный опережает по синтаксической позиции винительный, а в других – наоборот? Почему в русском и немецком языках не представлены клитики в том виде, в каком они существуют в романских и южнославянских языках? Существуют ли на самом деле «слабые» местоимения или это все те же «полные» формы местоимений, но помещенные в слабую фразовую интонационную позицию? Почему в немецком языке добавляется da к отделяемой приставке в конечной позиции и клитики ли эти darauf, dahin etc.?
Говоря более точно, ставятся четыре нерешенных вопроса:
1. Клитики. Что это такое? Это то, что не несет на себе ярко выраженного ударения [77] , то есть феномен просодического плана, или это факт лексикографического плана: нечто сокращенное? или нечто незнаменательное? это то, что можно задать в словаре? или то, что возникает в тексте/речи?
То есть, иначе говоря, клитики – факт синтагматики или парадигматики ?
77
Здесь специально употреблено наречие ярко, поскольку иногда, особенно для «слабых» форм, вопрос об ударности / безударности оказывается весьма сложным.
2. Что считать, обсуждая закон Ваккернагеля, вторым местом в высказывании? Например, Утомленное Солнце клонилось к закату. Где здесь второе место? И ослаблено ли оно?
То есть, существует ли закон второго, ослабленного интонологически, места в высказывании, состоящем из полнозначных знаменательных слов?
3. Почему все-таки говорят Je le vois, но Je vois Marie? Об особости синтаксиса клитик написано повсюду, но причины этой особости не раскрыты. По всей вероятности, это связано с тенденцией анафорики уменьшить по возможности расстояние анафоры и антецедента. Однако, проводя исследование в пределах одного высказывания, эту проблему решить нельзя.
4. Закон Ваккернагеля является справедливым для языков древних и постепенно прекращает свое действие? или это универсалия? Например, говоря по-русски Да я ему это сто раз объясняла, мы следует закону Ваккернагеля?
Говорить обо всей литературе, посвященной закону Ваккернагеля, просто невозможно. Этот обзор представлен в обстоятельной статье К. Г. Красухина [Красухин 1997], а также отчасти в его книге [Красухин 2004]. Наиболее простое и ясное на сегодняшнем этапе изложение закона Ваккернагеля можно найти в учебнике того же Красухина «Введение в индоевропейское языкознание» [Красухин 2004а]. Кратко его положения можно изложить следующим образом [Там же: 265]:
i. Закон Ваккернагеля относится к позднему периоду индоевропейского, так как он не приводит к редукции гласных в атонической позиции.
ii. Частицы второго места имели свой внутренний порядок. Из цепочек частиц возникали местоимения, а также некоторые именные формы.
iii. Но некоторые частицы могли занимать «плавающую» позицию.
iv. То есть частицы можно разделить на два класса: способные и не способные занимать тоническую позицию (то есть стоять на «ударном месте». – Т. Н.).
Типологии «ваккернагелевских» и «не-ваккернагелевских» языков посвящена докторская диссертация и монография А. В. Циммерлинга [Циммерлинг 2002]. Пересказывать подробно концепцию А. В. Циммерлинга – это значит подробно пересказывать монографию, насчитывающую около девятисот страниц. Привлекая огромное количество языков, А. В. Циммерлинг делит их на языки, точно укладывающиеся в «закон Ваккернагеля», и языки, имеющие свои особенности. Достоинством этой огромной работы, помимо прочего, является специальное выделение автором сентенциальных клитик, отличаемых им от клитик глагольных. Кроме того, важно, что автор не пользуется малопонятным термином «второе место», разъясняя закон Ваккернагеля, а формулирует его так: «все слабоударные слова в «ваккернагелевском языке» имеют тенденцию размещаться в спаде предложения» [Циммерлинг 2002: 68]. Существенно также и другое его определение: «Def 2: Язык считается «ваккернагелевским», если в нем нет более грамматикализованного механизма расстановки слов, нежели механизм размещения сентенциальных энклитик после первой ударной составляющей» [Циммерлинг 2002: 72]. Именно этот период – период действия и развития закона Ваккернагеля – К. Г. Красухин считает периодом развития сложных местоименных форм из клитических цепочек. В этот же период (или далее) одни элементы примыкали к знаменательному слову справа и становились постфиксами, а другие – слева и становились префиксами. В начале цепочки находился некий «барьер», например показатель негации, через который не могли переступить другие клитики.
Занимаясь в течение сорока пяти лет фразовой интонацией, я, к сожалению, не могу переступить через экспериментальные интонологические данные последних десятилетий и начать мыслить категориями эпохи Ваккернагеля. Поэтому обычно приводящиеся в статьях на эту тему сведения о том, что, например, греческое rig, будучи ударным, является вопросительным местоимением, а будучи неударным – неопределенным, воспринимаются мною так же, как ситуация с русским кто в высказывании Кто к нам пришел?, в котором осуществляется модель фразовой интонации с сильным подъемом в начале и потому Кто кажется нам «ударным», а во фразе (простореч.): Посмотри, не пришел ли кто, то же самое кто располагается на конце императивной (повествовательной) фразы с соответствующим интонационным понижением и потому воспринимается как неударное слово. То же самое можно сказать о так называемой «ударности-безударности» глагола-сказуемого в индоевропейском сложном предложении. Естественно, что располагающийся в конце clause глагол подпадал под действие восходящей интонации при незавершенности и воспринимался (а более правильно будет сказать, что он описывался лингвистами как «ударный», поскольку модель перцепции тех давних лет мы квалифицировать не можем). В это же время глагол, располагающийся в конце главного, то есть в абсолютном конце, также, естественно, подпадал под сильное интонационное понижение и потому воспринимался как «неударный». Вероятно, это понимал и сам Ваккернагель, писавший о конце придаточного «wo der Satz den Ton trug» [«то место, где осуществляется повышение тона у высказывания»], но в то же время говоривший о «безударных» словах.
И все-таки закон Ваккернагеля безусловно существует. Так, интересные подсчеты приводятся в диссертации М. Л. Кисилиера [Кисилиер 2003]. Сформулировав закон Ваккернагеля несколько по-своему, но удачно: «Полноударные синтаксические элементы в функции дополнения расставляются относительно глагола-референта исходя из других критериев, чем местоименные клитики» [Там же: 7]. М. Кисилиер исследует византийский памятник VII в. («Луг духовный» Иоанна Мосха), пользуясь понятием «колон» как операционной единицей для действия закона Ваккернагеля (так же колон выделяет и К. Г. Красухин). Автор очень детально рассматривает совокупность параметров, обусловливающих действие закона Ваккернагеля, и выдвигает как бы «обратную» точку зрения: этот закон действует при немаркированности элементов высказывания. Поэтому постпозицию полного местоименного дополнения он считает базовым порядком слов, а «препозиция местоименной клитики» обусловлена маркированностью. Далее местоименные клитики постепенно превращаются в глагольные.