Неправильная пчела
Шрифт:
– У-у-у, бесстыжая! – вскипел Харитон и шлепнул Вторую по толстому заду. Все засмеялись, даже Глина.
– Баню надо истопить, враз хвори отпустят, – сказала Первая.
– От глупости только баня не помогает, – буркнул Харитон, но баню истопить пообещал.
Глядя на этих веселых людей, мирно готовивших завтрак, занимавшихся домом и садом, ей было трудно поверить, что Харитон заодно с «Божьей пчелой». Но он был пасечником, и мед его был ох какой непростой. Слишком много совпадений.
Сели за стол, Харитон разломил руками краюху на четыре куска, рыбка захрустела на зубах.
– Глина хочет узнать, кто мы такие, – сказал Харитон, – так давайте просветим девчушку. Что
– А бог его знает, кто мы. Божьи пчелы, только настоящие, – сказала Первая, – живем потихоньку, себе и людям радуемся.
– Со стороны скажут – секта, – пояснил Харитон, – а изнутри – община.
– И сколько же нас? – спросила Глина.
– Тут только трое, с тобой четверо. А по стране… Сильно удивлюсь, если за полтыщи перевалит.
– И где они?
– Кто где. В Сибири есть целая община. Живут, как староверы. По городам разбросаны люди. Но их пока не выявили.
– Ладно тебе, Харитоша, как на допросе ты у нас. Тянешь-тянешь из тебя по слову. А ты цедишь по капле. Я давай расскажу, – добавила Вторая, а Харитон стал чай заваривать.
– Ну, давай, послушаю, – хмыкнула Глина.
– Мы пчелками себя исстари зовем. А вот один из нас – Пасечник Виктор Иванович, тот и организацию сколотил «Божья пчела». Сам колдун весьма небольшой силы, – но человек хитрый и влиятельный. Еще при Косыгине умудрился в аппарат пролезть, выгавкал себе лакомый кусочек – сеть санаториев для элиты. Лечили там, как ты понимаешь, особыми методами. Для этого и нужны были пчелки. Собирал Виктор Иванович их по всей стране.
– Ездил в экспедиции, всех баб-шептух перешшупал за ребра, – подадкнул из угла дядька Харитон, но Вторая на него махнула рукой, –коли не стал рассказывать, то и брехать не мешай.
– Пасечник всё закономерности искал, научную основу подводил, сколько да когда бабы инаких рожают. От каких мужиков, да только без толку всё. Модное слово такое теперь есть «Рандомный ряд». А тогда попросту говорили: случайная комбинация разных условий. Были времена, когда инаких много рождалось, но сильных среди них не было. В Великую Отечественную сколько их полегло? Бесстрашные, молодые. А на могилах и не написано: «Боевой колдун Петрыкин». Просто: «Рядовой красноармеец Петрыкин». Война очень всех подкосила. Потому Пасечник, за Уралом отсидевшийся в тылу, начинал с единичных находок. Да и таланта у него нет искать. Сибиряки за ним никогда не пойдут, те рогатину выставят на любого медведя, не то, что на Пасечника. Полягут костьми, а служить не будут. Не такой псовой крови. Потому и есть у Пасечника человек пятьдесят от силы в его «Божьей пчеле», да и те слабые. С венцами. А про тех, что без венцов, Пасечник и знать не знает. Себе признаться не хочет в том, что не может выискать. Потому он за каждого в клинике своей глотку перегрызет. Кого подкупает, кого запугивает. Но пчелки его уходить не торопятся, хоть и подневольные, а в тепле и сыты. Как сыр в масле катаются, говоря иначе. Так что, если улей тот разрушить, как бывало уже, они роем кружиться будут вокруг матки своей, да новый создавать.
***
Клиника «Божья пчела» начала охоту на Глину Переверзеву всерьёз. Пасечник вызвал к себе Гомона, старик шел по знакомым дорожкам с замиранием сердца. Разговор был не из легких, и последствия его были непредсказуемыми, но, наверное, пришло время принимать огонь на себя.
Виктор Иванович Пасечник встретил Гомона с почтительной учтивостью, за которой могло скрываться все, что угодно.
– Садитесь поудобнее, разговор будет долгим,– распорядился Виктор Иванович Пасечник, указывая широким жестом на глубокое кожаное кресло. Гомон сел, расправив полы
– Вы неизменны в своих пристрастиях, – заметил Пасечник, – что в девятьсот пятом, что в две тысячи первом.
Гомон кивнул и сказал:
– То же самое могу сказать и о вас. Только я привык к старому пиджаку, а вы – к старым методам.
– О каких методах вы говорите? – делано восхитился Пасечник.
– Насилие и физическое устранение противника для вас оправдано во всех случаях, даже если противник – почти ребенок. Даже если противник не объявлял вам никакой войны.
– Кого же мы устранили? – продолжил в том же тоне Пасечник.
– Вам виднее, я к статистике не допущен. Этим другие занимаются.
– Прекратим бессмысленное препирательство, – сказал серьезным голосом Пасечник – перейдем к делу. Вам было поручено наблюдение за Галиной Переверзевой, или как ее все называют – Глиной. Наблюдение и фиксация всего необычного, что будет замечено, и отправления отчета. Что вы сделали? Вместо четкого выполнения задания вы занимались саботажем. Полгода или даже больше вы водили нас за нос, утверждая, что Глина Переверзева не входит в контакт с Тонким Миром. Не конденсирует материю и не применяет её. Вы утверждали, что ее способности полностью утрачены после перенесенной травмы.
Гомон попытался возразить, но Пасечник остановил его жестом.
– Итак, ваши липовые отчеты были мной изучены. Их подложность у меня не вызвала сомнений, они полностью опровергались отчетами другого наблюдателя.
– Надо отдать вам должное, вы недоверчивы и изобретательны, – наконец вставил свою реплику Гомон, – могу я узнать, кто этот наблюдатель?
– Вы ее не знаете, Гомон. Она следила за вами и неоднократно отправляла нам отчеты о том, что Глина повсюду покупает за бесценок самые старые вещи. Так нами был сделан вывод о том, что Глина использует проводники. Один раз было зафиксировано, что Глина кормит крысу лечебной субстанцией. Следовательно, Глина не утратила никаких способностей, а лишь умело таится. Возможно, и по вашему совету.
Гомон наклонил голову набок, постучал трубкой о край пепельницы.
– Хорошо, что вы не отпираетесь, – продолжил Пасечник, – но вы хотя бы осознаете, что вы натворили, отпустив Глину на волю?
– Я этому несказанно рад, – с торжеством в голосе сказал Гомон, – не был стукачом никогда и не буду стучать. Ваши поручения у меня поперек горла стоят, так и знайте! И вообще, с чего вы взяли, что имеет право решать судьбу этой несчастной девочки и ей подобных?
– Отвечу на последнюю реплику, – сказал Пасечник, нажимая на кнопку вызова, – я стерегу государство от таких предателей, как вы, и от таких уродов, как Глина. Кто знает, что она вытащит из Тонкого мира? Какую бомбу создаст? Она одной только мелкой бисеринкой без труда вызвала взрыв мощнейшей силы. И это только один случай, который стал всем известен. Одно дело руками в зомбоящике водить перед лохами, а другое дело – гостиницы взрывать.
– У вас своя правда, а у нас своя, – горделиво сказал Гомон, несколько рисуясь.
– Вот уж насмешили, Аркадий Аркадьевич, – без улыбки ответил ему Пасечник.
В комнату вошли два дюжих санитара.
– Отведите Аркадия Аркадьевича в шестую палату, – приказал им Пасечник, – мы дадим ему время подумать над своим поступком.
Два мужчины подняли из кресла Гомона, легко скрутив ему руки за спиной.
– А вы подумайте, господин Гомон, какие у вашей любимицы слабые места?
За удивленным Гомоном закрылась дверь, а Пасечник остался один, тревожно всматриваясь в окно, выходившее в тихий сад.