Непримиримые 4
Шрифт:
Бой начинается… Не могу на это смотреть. С трудом выдерживаю минуту, переводя дух и продумывая, как бы пропустить остальное.
Глаза будто нарочно сами перекочёвывают с ринга на ложа Игната. Красотуля почти влипляется в Селивёрстова, а того аж распирает от…
– Мне выйти нужно, – Родион встаёт, а я волной за ним:
– А мне бы в уборную, – шепотом и со смущением. – Очень нужно.
Если останусь, себя потеряю и самообладание.
– Идем, покажу, – тянет за руку Шувалов, увлекая вдоль вип-зон к тёмному коридору,
– Это закуток организаторов, работников, бойцов и их окружения, – поясняет Шумахер. По скудно освещённой дороге встречаем несколько дверей: переодевалка, подсобка, переодевалка. – Для толпы сортиры проще и в другой стороне, – странный взгляд на меня. – Со мной не хочешь? – с невинностью бабуина и лукавой ухмылкой огорошивает, тормозя возле двери с однозначным знаком «треугольник острым углом вниз и WС».
Полный… зато становится понятным предшествующий взгляд.
Родион видимо решил, что я с ним напросилась, возжелав помочь… подержать…
– Нет, спасибо! – без сомнения и намёка на игру.
– Ты аккуратней. В туалетах разное случается, – загадочно брови то вскидывает, то хмурит.
– То есть? – даже потуги малой нужды схлынивают.
– Детка, это бой, тут киборги рубятся. У них гормоны шалят, ну и после боя они могут секса желать. Сильно. Поэтому организаторы и позволяют их женщинам приходить. Чтобы в правильное русло адреналин направить и избежать изнасилований невинных девушек, – облизывает меня взглядом, даже не скрывая подтекста, – хотя, слышал и такое случалось. – Тебе точно охрана не нужна?
– Я запрусь! – нервный кивок.
– Может, всё-таки подождать? – уточняет Шумахер.
– Нет. Вход и выход найду.
– Ир?..
– Я бегаю хорошо…
Красноречивый взгляд на мои ноги, многоговорящий стопор на каблуках.
– Сброшу, как змея вторую кожу, – заверяю категорично.
– С этим осторожно, – парень продолжает меня насиловать глазами, только теперь медленно поднимаясь по телу. – Твоё платье слишком для этого подходит, а моя фантазия…
– Шум, – пощёлкивая пальцами, привлекаю внимание, – если не столкнёмся в коридоре, ждать не надо – в зале встретимся! И не смей меня пасти! – грожу мирно, но основательно, прикинув, каково на самом деле больное воображение у парня, раз уж сам об этого говорит.
Родион мрачнеет, лицо черствеет.
– Как скажешь, – холодно.
– Отлично, – киваю воодушевлённо. Даю отмашку и, стуча каблуками, – вернее, проклиная жуткие туфли, от которых у меня дико болят ноги, – спешу по узкому коридору дальше.
Ура! Следующей оказывается заветная цель с табличкой «треугольник острым углом вверх и WС».
Правда, уже у самой двери чуть не становлюсь жертвой этой самой двери – её так резко отворяет выпадающая из помещения девушка, что едва успеваю отшатнуться.
– Хули ты тут трёшься? – изрыгает беспардонную реплику сильно хмельная, растрёпанная, с растёкшейся по лицу тушью девица и, не дожидаясь ответа, – он её вряд ли волнует, – шатаясь от стенки до стенки, идёт прочь, к залу.
Кх, кх, проводив барышню взглядом, осторожно захожу в уборную.
Довольно просторно, чисто и светло, если учесть, в каком необустроенном районе города находимся, и уж тем более в нежилом здании. Пара девушек крутится возле зеркала, что-то жарко обсуждая и похихикивая, но на интимной частоте. Ещё одна с надменным видом выходит из центральной кабинки, оставляя дверцу распахнутой, и занимает крайний к выходу умывальник.
Чёрт! Тишина и уединение мне сегодня не грозят!
Расстроенно плетусь в дальнюю кабинку. Пока вожусь, – всё же выпила много жидкости, – посторонние звуки стихают и, когда выхожу, радуюсь наставшему покою.
Клатч на столешницу, куртку на петлю, благо она тоже предусмотрена. Отрываю пару кусков салфеток для рук и бросаю на пол. Наплевав, как это будет смотреться со стороны, разуваюсь и с наслаждением мурчу:
– М-м-м, – спина, ноги… мой скелет устал, даже косточки благодарно похрустывают от того, как выгибаюсь. А в ступнях блаженный холод от кафельной плитки.
Так погружаюсь в экстаз от ощущений свободы без боли, что реагирую только на щелчок замка.
– Селивёрстов, – смахивает на невменяемый ик, – это женский туалет!
Да! Я – сама очевидность. Но, во-первых, шок, во-вторых, испуг, в-третьих… может, правда дверью ошибся?
– Ты одна? – злой взгляд, в глазах свирепствует непогода.
Вопрос тупейший, отзываюсь после небольшой заминки:
– Нет… – сердце выписывает невообразимые фигуры, до боли прыгая в груди.
Теперь недоумённый взгляд Селивёрстова пробегается по уборной, пустующим кабинкам и возвращается ко мне.
– Я имела в виду себя и тебя, – поясняю для непонятливых. – И ты, кстати, тут лишний, – беру себя в руки и с напускным равнодушием включаю кран.
– Нарика куда дела?
– Кого? – то ли на ухо туга, то ли Селивёрстов сегодня решил меня убить шоком.
– Хера, говорю, куда дела? – цедит сквозь зубы.
– Если ты про Родиона, – лёгкая заминка, – то он в мужском, куда и стремился, и в отличие от тебя, не промахнулся.
– Если ты одна, то почему стонешь… – шаг в мою сторону.
– Мне было ТАК хорошо… – нисколько не лгу, – я откровенно получала удовольствие. Он был сродни экстазу!
– У тебя ломка от недотраха? – ещё шаг.
– Я тебя умоляю, – фыркаю негодующе.
– Удовлетворённая женщина не ублажает себя.
– А я что-то про ублажение себя говорила? – возмущению нет предела. – Я наслаждалась тишиной и покоем… О-о-о, – перекашивает от мерзости догадки, – так ты ворвался потому, что думал, что я тут… – не в силах озвучить маразм домысла, лишь трясу потрясённо головой.